– В нашем случае измена – это предательство. У нас любовь, клятва верности и… Ты что, не понимаешь, что ли?
– Понимаю, – серьезно возразила подруга. – Чернов мне тоже изменял.
Я чуть не охнула вслух. Сравнивать Чернова с Игорем? Сравнивать наши отношения с отношениями Вадика и Ксюхи?
Я хотела обидеться и уйти спать.
– Ты тоже можешь изменить ему, – как ни в чем не бывало продолжила подруга. – Тогда тебе легче будет простить.
– А если он любит ее? – подпрыгнула я.
– Тогда сложнее, – согласилась Ксюха. – Но и ты можешь в кого-нибудь влюбиться…
– Ксюш, – поразилась я, – какая же ты все-таки…
– Простая, как три рубля?
– Ну вроде того. Это все равно, как если я тебе сейчас стану говорить: мол, ну, давай, поскорее ищи себе третьего мужа.
– А что? – вздохнула Ксюха. – Мама мне так уже сказала…
Я промолчала. Такое явление, как Ксюхина мама, всегда ставило меня в тупик. Тете Тане неведомо чувство такта.
Когда я уже засыпала, позвонила Лена.
– Мне так одиноко, – протянула она в трубку. – Я уже две недели не вижу Сашу.
– Ну так назначь свидание.
– У него несчастье. Жену парализовало, представляешь?
Я охнула и включила ночник.
– Сколько ей лет? – ужаснулась я. – Как это случилось?
– Не представляю, – подхватила Лена. – Мне неудобно об этом спрашивать. Он сказал, что она лежит в больнице, а ему приходится за ней ухаживать. Дежурить около нее день и ночь.
– У нее, наверное, случился инсульт, – предположила я.
– А вдруг это из-за развода? – подхватила Лена. – Он объявил, что разводится, а у нее все и случилось. От переживаний.
– Ну, только не накручивай, – предупредила я. – Он до тебя с ней разводиться собирался, насколько я помню.
– Да, но ведь не развелся до сих пор. А тут, может, заявление подал.
– Ну, теперь ты будешь гадать…
Я старалась говорить тихо, чтобы не потревожить сон Иришки. Мне хотелось рассказать Лене, что приходил Игорь и просил нас вернуться. Поведать о том, как мне больно от того, что он сделал. И я теперь не представляю, как с этим жить…
Но я понимала, что тетя сейчас не может говорить ни о чем другом. Она ждала от меня поддержки, а я не знала, чем поддержать ее в такой непростой ситуации.
– Я бы хотела помочь ему, но чем? – продолжала Лена. – Может, принести ему в больницу еды?
– Не вздумай, – не сдержалась я. – Кто так делает? Жене тут же доложат. И его в неудобное положение поставишь.
– Да, ты права. Но что же делать?
– Ждать.
– Как будто это так просто, – живо возразила Лена. – Я ведь представляю, как он там мучается с парализованной больной. Как ему тяжело. Там и поспать-то негде. На раскладушке спит, в женской палате.
Лена еще долго говорила о страданиях своего возлюбленного и ни разу не вспомнила в разговоре ни о Кирюше, ни об Иришке. Не спросила меня об Игоре.
Время, когда моя тетя бывала влюблена, мне всегда хотелось вычеркнуть из наших отношений. В такие периоды я чувствовала себя брошенной. Мне хотелось упрекнуть тетю в эгоизме, напомнить, как совсем недавно тот, кто занимал все ее мысли, успешно забыт или же, наоборот, успешно забыл ее. Мужчины приходят и уходят, как прилив и отлив на море, а близкие люди-то остаются! Это я, а не она должна была звонить среди ночи и плакать в трубку о муках своей ревности, о своей треснувшей жизни. Она старше меня, сильнее и опытнее, и она нужна мне без этих ее соплей!
– Как ты думаешь, если я позвоню ему в больницу, это будет удобно? – спросила Лена.
– Думаю, что нет, – честно сказала я. – А что он говорит по этому поводу?
– Он говорит, что сейчас не время и что он сам будет звонить.
– Ну вот видишь?
Мы еще некоторое время поговорили о ее Саше, и она отключилась. А я представляла Игоря одного в нашей квартире, в которой будто кто-то умер. Представляла, как он ходит, как пытается сидеть за компьютером, как, измаявшись в одиночестве, звонит Марине. Жалуется, что мы его бросили… И они долго говорят. Потом, возможно, он садится в машину, греет двигатель и после едет в центр по ночному городу. Марина, кажется, живет где-то в центре.
От пущенного в голову подозрения я почувствовала себя так плохо, что поняла: не усну.
Я поднялась, по привычке потрогала Иришкины пятки, подоткнула ей одеяло.
Внутри меня стучал незнакомый доселе ритм. Я не могла лежать.
«Мне плохо, мне плохо…» – стучало внутри меня. Там разливалась знакомая горечь, только теперь еще и кипела, булькала, клокотала, требуя от меня каких-либо действий.
Я вышла в коридор. В зеркале шкафа-купе, того самого, в котором я нашла свою подругу мокрой и перепуганной, – так вот, в том зеркале я увидела свою физиономию и испугалась. У меня было совершенно несчастное, с безуминкой, выражение лица.
«Выпить?» – спросила я себя. Вся выпивка у Ксюшки находилась на первом этаже, в столовой. Я не могла туда спуститься, потому что банально боялась. Совсем недавно там лежал окровавленный труп Вадика.
Я подошла к лестнице, заглянула вниз и окончательно решила не спускаться. И тут я увидела телефон. Подойдя, набрала свой домашний номер. Сердцу стало тесно, как в колючем жестком свитере. Дышать тоже стало тяжелее, вдобавок вспотела голова, пока я слушала длинные гудки. И рука, сжимавшая трубку, тоже вспотела.
– Да, – услышала я немного испуганный голос мужа. – Да, говорите, я слушаю.
Игорь заволновался, я услышала:
– Свет, это ты?
Я положила трубку. Сердце мое больно сжималось и прыгало в груди, как мячик. В висках стучало.
– Свет! – позвала из своей спальни Ксюшка. – Ты не спишь?
– Сплю, – буркнула я и ушла в спальню. Я знала, что Ксюшка хочет попроситься к нам с Иришкой, что ей неуютно одной. Но мне хотелось поплакать, а делать это я люблю в одиночестве.
Боясь разбудить дочь, я старалась реветь тихо. Но оттого что приходилось сдерживаться, получалось это плохо. Вконец измученная своими слезами, я уснула.
А утром, конечно же, мы чуть не проспали в сад. Торопливо одевали Иришку в четыре руки: я – колготки и носки, Ксюшка – майку и кофту. Кубарем все трое скатились вниз и вывалились на крыльцо. У распахнутой двери Гориных стояла машина Ромы.
– Сейчас попросим, чтобы он нас подвез, – обрадовалась я.
– Я сама вас подвезу, – обиделась Ксюха. Хотя мы обе знали, что она копуша. Пока машину выведет из гаража, пока все замки закроет…
Но Рома нас даже не заметил. Ни вам «Привет, девчонки», ни «Как дела, красотки?». Он вылетел из распахнутых дверей как снаряд, пиджак нараспашку, без галстука, шарф сбился куда-то набок. Прыгнул в машину. Зло и нервно стал сдавать назад.
Я никогда его таким не видела.
– Привет соседям! – громко крикнула Ксюха, отпирая ворота гаража.
