Иван Кузьмич бегло проглядел цифры, затем принялся за основательное чтение.
– Пожалуй, – наконец рассудил он не без некоторого удивления. – Из этого, стало быть, и будем исходить.
– А здесь – калькуляция по ценам на продукты, снаряжение и лошадей…
Еще один бумажный лист, столь же густо исписанный, причем с двух сторон.
– Вначале я составил список того, что выгоднее приобрести в самом Сайхоте. Но нельзя забывать о бдительности, большие закупки сразу привлекут ненужное внимание. Для поездки в Ургу не требуется столько продуктов, про лошадей я и не говорю. Поэтому уже сейчас надо направить верного человека в Ургу, пусть купит все по списку и караваном направит на место встречи…
– Щетинкина попрошу, чтобы с охраной помог и нужных торговцев сосватал, – подхватил Иван Кузьмич.
– А еще лучше, чтобы он от своего имени все приобрел, якобы для нужд Красной Армии. Там расчеты, это позволит уменьшить расходы примерно на треть. Надо также часть золота обратить в векселя для учета в Урге, на курсе мы неплохо сэкономим.
Кречетов, согласно кивнув, вновь покосился на разошедшегося «цекиста». Мехлис ли это? Вроде и волосы черные, и повязка на правой щеке, и голос похож. Может, просветление внезапно накатило? Края здесь буддийские, всякого ожидать можно.
– Кстати, монголам хорошо бы, как вы говорите, на-мек-нуть по поводу Унгерна. О том, что этот враг трудового народа здесь, в Беловодске, слухи уже разнеслись, а в Халхе он по-прежнему популярен среди части несознательного населения. Товарищу Сухэ придется крепко задуматься…
– Угу! – хмыкнул Иван Кузьмич, вдохновленный такой перспективой. – Только в самой Монголии его переодеть надобно, чтобы халатом не светил. Если узнают, шуму не оберешься.
– Тем не менее!.. – Палец-шпага вновь грозно приблизился к самой груди Кречетова. – И даже, тем более недопустим тот анархизм, который вы себе позволяете. Где партийный контроль над кадровой политикой? Я до сих пор не получил характеристики на бойцов отряда сопровождения. Какой процент партийности? Есть ли члены комсомола и ревсомола? Имеются ли бывшие офицеры? Если вы думаете, товарищ Кречетов, что это ваше личное дело, то как бы ему не стать делом пер-со-наль-ным!.. Ибо коммунист!..
Миг просветления прошел безвозвратно. Вздыбились волосы, темным огнем загорелся взгляд, рука привычно указала на потолок. Лев Захарович Мехлис вновь стал самим собой.
«Кибалку ему пришлю! – рассудил Иван Кузьмич. – Пущай ведет среди него кадровую работу!»
Счастьем положено делиться, тем более с хорошими людьми.
* * *
Товарищ Кречетов очень уважал Петра Ефимовича Щетинкина, прежде всего за умение масштабно мыслить. Вождь «заячьих шапок» не терялся даже в самой провальной ситуации. Когда партизан оттеснили в глухие староверские края, где большевизм ассоциировался исключительно с происками Антихриста, он тут же призвал к восстановлению на российском троне законной династии, права которой узурпировал английский немец Колчак. Староверы прониклись и вознесли молитвы за грядущего царя Михаила и воеводу его красного болярина Петра. Попав в Сайхот, Щетинкин предложил в качестве товарищеской помощи раз и навсегда решить классовый вопрос, перевешав князей, нойонов, лам и всех, у кого жилище застелено коврами. Ввиду немногочисленности туземного населения на всю операцию отводилось три дня. Ивану Кузьмичу пришлось не только оттаскивать от стенки статского советника Рингеля, но и ставить караул у дацана Хим-Белдыр, к которому уже подбирались «шапки», решившие для почину вздернуть Хамбо-Ламу.
Плененного им Унгерна Петр Ефимович советовал отправить во главе карательной экспедиции на Тибет, дабы разобраться с тамошними оккупантами-китайцами, и уж потом расстреливать. Теперь Щетинкин наводил революционный порядок в Монголии, наводя ужас не только на классовых врагов, но и на окрестных китайских губернаторов-дуцзюней.
Расшифрованную телеграмму из Урги Кречетову принесли в два ночи, когда он мирно дремал в кресле аккурат под купеческим портретом. Пересчитав количество исписанных торопливым почерком страниц, он понял, что поспать не удастся. Очень уж основательно Петр Ефимович отнесся к просьбе о содействии.
Иван Кузьмич не ошибся. Прежде всего Щетинкин бодро доложил, что все части РККА в Монголии подняты в ружье и выведены из расположения на внеочередные масштабные маневры. Одновременно проведены превентивные аресты местной «контры» и наиболее засветившейся иностранной агентуры. В западной Халхе, по которой предстояло двигаться отряду Кречетова, всем местным обитателям предложено в трехдневный срок откочевать подальше. Паника, возникшая в результате столь крутых мер, успешно ликвидирована, а против выдвинувшихся к границе китайских частей выставлены заслоны.
Вопрос о продовольствии и снаряжении товарищ Щетинкин предвосхитил. Им был объявлен день шефской помощи братской Красной Армии, по случаю чего всем купцам и прочим богатеям было предложено внести совершенно добровольный взнос товарами и продуктами на заранее согласованную сумму. Результатом Петр Ефимович остался доволен, обещая поделиться излишком за вполне разумную цену. Чистка правительства от капитулянтов и двурушников, попытавшихся помешать мероприятию, успешно завершена, товарищ Сухэ-Батор выпущен из-под домашнего ареста и отправлен в госпиталь.
Кречетов, представив, что сейчас творится в Монголии, схватился за голову. Вместе с тем он вынужден был признать, что Петр Ефимович, взбаламутив пол-Азии, и в самом деле отвлек внимание от посольства. Большее могло сделать лишь землетрясение в девять баллов по шкале Рихтера.
Непосредственно для сопровождения кречетовского отряда Щетинкин выделил три сотни кавалеристов по главе с добрым приятелем Ивана Кузьмича комбригом Костей Рокоссовским, твердо обещавшим сопроводить гостей до самой границы так, что и полевая мышь ничего не заметит.
Радоваться, однако, было рано. Даже если удастся проскользнуть невидимыми и необнаруженными через монгольскую степь, дальше все равно придется пересекать желтые равнины Китая. Щетинкин заранее сочувствовал товарищу, но в качестве помощи мог лишь поделиться последней разведсводкой, которая и занимала большую часть телеграммы. Синьцзян, Западная Ганьсу, Цинхай – сотни километров через разоренные войной земли без всякой надежды на чью-то помощь. В тех краях бессильна не только центральная китайская власть, но и администрация провинций. Всем заправляют племенные вожди и главари крупных банд. Список наиболее знаменитых разбойников с их короткими характеристиками прилагался.
О цели посольства Петр Ефимович мог только догадываться. На всякий случай вождь «заячьих шапок» давал старому товарищу совет: ни в коем случае, даже под угрозой верной гибели, не пересекать границу царства Смерти – пустыни Такла-Макан.
Товарищ Кречетов нашел на карте маленький кружок, обозначавший недоступный город Пачанг, и пригорюнился.
Как, бывало, к ней приедешь, к моей миленькой —Приголубишь, поцелуешь, приласкаешься.Как, бывало, с нею на сердце спокойненько —Коротали вечера мы с ней, соколики!
4
– Первое отделение… Пошли!.. Второму приготовиться.
– Тра-та-та-та!.. – весело отозвалась трещотка в окне второго этажа. Бородач, отдававший команды, прищурился, прикидывая расстояние:
– Мажут, молокососы!
– Тра-та-та!.. – возразила трещотка, исполнявшая роль пулемета, но продолжать не решилась. По условиям маневров патронов у обороняющихся было негусто. У наступающих, впрочем, тоже, что вполне соответствовало привычным реалиям. Через Усинский перевал много огнеприпасов не провезешь.
– Третье отделение…
Иван Кузьмич, опустив трофейный немецкий бинокль, привезенный с Юго-Западного фронта, оглянулся, оценивая обстановку. «Серебряные» атаковали постоялый двор, яростно огрызавшийся двумя пулеметами-трещотками и громким стуком позаимствованных ради такого случая храмовых барабанчиков, обозначавших винтовки. Квадратом стояло оцепление – местная молодежь из сочувствующих на невысоких монгольских лошадках. Большая лавка, установленная прямо за линией всадников, цвела яркими халатами – Малый Хурал в полном составе почтил маневры. А дальше толпились зрители, среди которых тут и там желтели монашеские накидки.
– Тра-та-та-та! Третье отделение!.. Семен, падай, подстрелили тебя. Падай, говорю!.. Тра-та-та!
Рядом с правительственной лавкой красовался барон фон Унгерн при полном параде с большим красным веером в руке. Именно ему, как личности совершенно незаинтересованной, доверили роль посредника. Взмах веера выбивал из рядов атакующих очередного бойца.
Защитников твердыни решили считать бессмертными до начала штурма, только в патронах ограничили.
– По окнам, по окнам сади! Лексей, гаси пулеметчика, левого, левого говорю!.. Тра-та-та-та!
