Защитников твердыни решили считать бессмертными до начала штурма, только в патронах ограничили.
– По окнам, по окнам сади! Лексей, гаси пулеметчика, левого, левого говорю!.. Тра-та-та-та!
– А-а-а-а-а-а-а! – дружным эхом откликнулся зрительский хор.
Барон бдил. Боец, попытавшийся стрелять с колена по наглому пулемету, получил взмах веера и нехотя завалился на бок. Но и пулемет, выпустивший излишне длинную (тра-та-та-та-та-та-та!) очередь, был вынужден умолкнуть. Берегите патроны, товарищи!
Унгерн, довольно усмехнувшись, поправил торчащий вверх ус. Нежиданное развлечение пришлось ему по нраву.
Мысль о маневрах родилась сама собой. Появление «серебряных» в городе не прошло незамеченным. По Беловодску птицами-вьюнками летали слухи один нелепее другого. Дабы сие пресечь, Иван Кузьмич лично выступил на импровизированном митинге, сообщив обывателям чистую правду: ветеранский взвод вызван для охраны посольства. А чтобы продемонстрировать высокий уровень боевой подготовки, было решено устроить показательное сражение. Условного противника поименовали «мурнуу», то есть «южными», что вызвало радостное и несколько злорадное оживление, ибо с полуденной стороны находился не только враждебный Китай, но и братская Монголия.
Суета вокруг игрища оказалась весьма полезной, отвлекая внимание от подготовки похода. Никто не удивился, что этот вопрос был рассмотрен на Малом Хурале, причем заседание провели прямо на постоялом дворе. Встречу товарища Кречетова с Хамбо-Ламой тоже поняли правильно. Из-за высоких стен дацана просочился слух, что его святейшество всерьез задумался о создании национальной армии.
Все остались довольны, даже барон Унгерн, которому по этому поводу не только подарили китайский веер, но и вернули плеть.
– Тра-та-та-та! А-а-а-а-а-а-а!
Ракета! Приступ начался. Захлебнулась и умолкла последняя трещотка, барабанчики еще гремели, но дружный крик зрителей не позволял усомниться в победе. Барон, спрятав веер, принялся загибать пальцы, подсчитывая выбывших из строя. Наконец на крышу выбрался мрачный бородач и трижды взмахнул красным флажком.
Спеклись «южные». Амба!
Товарищ Кречетов, довольно улыбнувшись, поправил ремень со старорежимной бляхой и направился к воротам. Конечно, в настоящем сражении все было бы иначе. «Условный» бой оказался слишком уж условен, однако «серебряным» хотелось размять кости, а ему самому – без шума решить некоторые скользкие вопросы. И то, и другое вполне удалось.
…На заседание Малого Хурала, проходившее на постоялом дворе, позвали не всех. Двоим, наиболее подозрительным, приглашение прислать забыли, не взяли с собой и секретарей. После общей встречи члены правительства отправились пить чай, а Иван Кузьмич уединился с гун нойоном Баатургы в маленькой комнатушке на втором этаже. Караул у дверей несла лично недостойная Чайганмаа с японским карабином за плечом.
В тот вечер Чайка не улыбалась.
* * *
– К стенке становись, щучий сын! К стенке!.. Щас мы тебя, наглеца малолетнего, насмерть пытать будем.
– Не надо, дяденьки, не надо, не убивайте!..
Кибалкин все-таки доигрался. Его решили зверски замучить, причем прямо у стены постоялого двора. Именно он командовал обороной, имея в своем распоряжении пятерых ревсомольцев и две трещотки. Может, и обошла бы Ивана-младшего горькая чаша, если бы не Унгерн, объявивший результаты боя. Потери оказались столь велики, что «серебряные» постановили пленных не брать. Ревсомольцев признали погибшими в бою, Кибалке же досталась худшая участь.
– А ну говори, какая у вас самая главная военная тайна? А не то сейчас ремней из спины нарежем, в пень порубим, ломтями попластаем!
– Ой не надо, дяденьки, не мучайте! – голосил довольный Кибалка. – Не знаю я никакой тайны, у товарища Кречетова спросите!..
– Говори!!!
Зрители, собравшиеся поглядеть на расправу, охали, ахали и даже пускали слезу. Это еще более заводило шкодника.
– Есть, есть у нас главная военная тайна! Только я вам ее не скажу, вы и так уже все убитые, я вас из пулемета пострелял!..
Ивану Кузьмичу внезапно подумалось, что в плен его племяннику сдаваться нельзя. Именно на Иване Кибалкине вся связь Обороны, невидимые ниточки, протянувшиеся через тайгу от станицы к станице. Считай, парень и есть – главная военная тайна. Узнают, перехватят, станут пытать… Нет, и думать не хочется!..
– Начинаем! Условно сдираем условную шкуру…
– Ай-й-й-й! Дяденьки, не надо, я лучше вам песенку спою. «Партизан в тайге сидит, пятый день не евши. Ну и пусть себе сидит, без него всем легше!..» Ай-й-й! Умираю, спасите!..
Товарищ Кречетов сочувственно вздохнул.
– Вижу, ваши бойцы на правильном пути, да-с! – прозвучало сзади. Барон Унгерн вновь подобрался неслышной барсовой стопой и теперь с немалым интересом наблюдал за расправой. – Пусть учатся, как большевичков изводить, доброе дело! Я бы и сам этого молодого человека, признаться…
– Ухо отрежу, – пообещал добрая душа Иван Кузьмич. Подумав, уточнил: – Левое.
Барон на всякий случай прикрыл ухо ладонью, но не отступил.
– Господин Кречетов! При всей ея нарочитости сегодняшняя игра произвела на меня отрадное впечатление. Слова о чучелах беру назад, хоть и не в полной мере. Над внешним видом, а особенно над строем еще работать и работать… Насчет же вашего племянника я говорил исключительно в шутку, детей никогда пальцем не трогал…
«Ухо ему жалко», – рассудил Иван Кузьмич.
– Могу я попросить о личной беседе, желательно с гарантией полной конфиденциальности?
Искомое нашлось быстро. Кречетов, велев конвоиру оставаться на месте, отвел барона в сторону, под тень росшей возле дороги сосны. Бывший генерал осмотрелся, на всякий случай заглянув за толстый, пахнущий смолой ствол.
– Будем надеяться, – без особой уверенности проговорил он, не обнаружив там шпиона. – Я не о себе беспокоюсь, господин Кречетов, исключительно о вас.
Иван Кузьмич понимающе кивнул.
– Премного благодарен, ваше превосходительство. Только нас, масонов вавилонских, не так легко схарчить. За каждого германский Генеральный штаб горой, понимаешь, стоит.
– Смеетесь? – барон дернул плечами. – Смейтесь, воля ваша. Мне много пришлось убивать, и каждый раз, видя смерть русского человека, я приходил в ужас. Честные, смелые люди, такие, как вы и ваши солдаты, гибли даже не за масонов, это было бы еще полбеды. За этой революцией стоит нечто нечеловеческое, не из нашего мира…
Кречетов достал часы-луковицу и щелкнул крышкой. Унгерн дернул щекой.
– Не надо намекать, я не задержу вас надолго. Сказать я хотел вот что… Лично вам я не желаю зла. Более того, я вам обязан, вы отнеслись ко мне по-человечески. Такое у большевиков нечасто встретишь. Поэтому открою вам то, что не удосужились сообщить ваши комиссары. Им не нужен Пачанг. Там ничего особенного нет. Небольшой город среди пустыни, славный разве что своей библиотекой. Не думаю, что руководство РКП(б) заинтересовалось теорией и практикой калачакры. Они и слова-то такого не знают! Зато им известно, что из пяти ворот в Агартху ныне проходимы только одни – те, что находятся именно в Пачанге, во дворце правителя. Я не сумасшедший, господин Кречетов, я сам был там в 1912-м, потому меня и не расстреляли, приберегли для нынешнего случая. Им нужна Агартха, понимаете?
– Понимаю, – согласился Иван Кузьмич. – А что такое Агартха?
Барон шагнул вперед, ударив бешеным взглядом голубых глаз.
– Еще узнаете, красный командир Кречетов! А пока запомните мои слова, может, они сберегут вам жизнь. Я вас предупредил, и совесть моя чиста, да-с!
– Насчет совести завидую, – красный командир спрятал часы. – Просто это у вас получается!
– Когда вы перешагнете порог Недоступного царства и предстанете перед Блюстителем, когда увидите огоньки, горящие на крышках гробов, тогда и поймете, чего стоит ваша совесть и прочие человеческие побрякушки. Синий огонь приоткроет вам истину, и вот тогда вы почувствуете, что такое настоящий страх!
Их взгляды встретились, и Кречетову внезапно стало не по себе. Барон не бредил и не лгал. На какой-то миг поверилось, что Недоступное царство действительно существует.
…Пачанг. Агартха. Синий огонь.
5
Посыльный от Хамбо-Ламы пожаловал ровно в полночь. Дверь без скрипа отворилась, и на порог ступил желтый монах. Короткий поклон, сложенные ладони у груди, негромкий шепот на вдохе.
– Намастэ…
Сидевшие за столом Иван Кузьмич и Лев Захарович Мехлис, не сговариваясь, встали. Уже третий час они возились с бумагами, устав до рези в глазах, поэтому полночный визит обоих нисколько не удивил, скорее обрадовал. Хоть какое разнообразие!
– Здравствуйте, товарищ, – первым нашелся представитель ЦК. – Вы по какому вопросу?
Монах, взглянув бесстрастно, достал из-под плаща свиток, уложил посреди разложенных на столе бумаг.
