«Тот, кто в Великую войну сражался против русских, – писал майор Курт Гессе, – сохранит навсегда в своей душе глубокое уважение к этому противнику. Без тех технических средств, какие мы имели в своем распоряжении, лишь слабо поддерживаемые артиллерией, должны были сыны сибирских степей неделями и месяцами выдерживать с нами борьбу. Истекая кровью, они мужественно выполняли свой долг, не чувствуя, как и мы, ненависти к своему противнику»57. Только к концу первого дня наступления с большими потерями немцы овладели первой линией окопов, причем на ряде участков русские войска переходили в контратаки58. Отход произошел организованно, войска не оставили ни одного орудия. Между тем в сумерках отходили остатки частей, существовавших еще при рассвете, отходили, преследуемые авиацией противника.
Штаб 3-й армии получил информацию о том, что атаки противника были отбиты, но при этом подчеркивалась серьезность положения. 19 апреля (2 мая) Р. Д. Радко-Дмитриев известил командира 10-го армейского корпуса генерал-лейтенанта Н. И. Протопопова об отправлении подкреплений, в том числе и 3-го Кавказского корпуса, и потребовал одного – держать фронт до их подхода любой ценой: «Ваши позиции слишком прочны, вам даны достаточные резервы, у противника против вас не может быть более
2– 3 дивизий»59. В 16 часов 10 минут, то есть через три часа после приказа командующего армией, Н. И. Протопопов приказал 31-й дивизии отходить на вторую позицию. Ближе к полуночи 19 апреля (2 мая) Р. Д. Радко-Дмитриев начал осознавать масштабы происходящего, как и то, что 10-й корпус не продержится до подхода 3-го Кавказского.
Он сообщил о своем видении ситуации генералу Н. И. Иванову: «В общем, положение дел представляется мне в следующем виде. Германцы подвезли к линии Балница, Горлице, Ценжковице не менее двух корпусов, сюда же перевезены с Карпат и, вероятно, с Буковины и с левого берега Вислы
3– 4 австрийские дивизии, а может быть, и больше. Эти новые подкрепления в связи с имевшимися на Бяле и Дунайце значительными силами образовали сильную армию, которая и добивается отбросить нас к Сану и тем устранить угрозу Венгрии со стороны Дуклы и Мезолаборча. Мне представляется, что неприятель сильно ослабился на фронте 4-й и 5-й наших армий, а может быть, и в районе Мариамполь, Августов, Ломжа. Не будет ли признано возможным при этих условиях оказать нам более солидную поддержку, которая, по моему мнению, может быть непосредственной – переброской еще одного корпуса из Буковины или из-за Вислы в район Дембица, Ясло или же косвенной – решительным переходом в наступление 4-й армии вдоль левого берега Вислы и переправой через эту реку где-нибудь между устьями Ниды и Раба. Считаю долгом донести, что войска X корпуса дрались доблестно, о чем свидетельствуют их огромные потери, но невозможность противодействовать губительному ураганному артиллерийскому огню противника сломила их силу сопротивления»60.
Германский историк и участник этих событий отмечал: «В результате боев 2 мая: ценою пятерного превосходства в пехоте, еще большего превосходства в артиллерии, ценою громадных потерь, ценою целого дня боя пяти корпусов безусловно высокого качества удалось овладеть только первой линией русских позиций с продвижением на глубину в 3–5 км. Русский 10-й корпус, оборонявшийся против всех пяти германских корпусов, не был еще разбит… Он сильно пострадал, понеся большие потери, но все же на второй линии позиции готовился к боям следующего дня. Прорыв был только начат. Поскольку он не был распространен безостановочно на вторую линию позиций, командование 11-й германской армии не вправе было ожидать легких условий наступления на следующий день. Между тем Макензен рассуждал иначе. Все командиры корпусов донесли, что бой 2 мая закончен преследованием бегущего противника. Однако командарм не учел, что нигде это преследование не было доведено до конца и поэтому потеряло всякую ценность. Русским была предоставлена ночь, в течение которой их никто не трогал»61.
Ставка пока еще не беспокоилась. Ее официальное сообщение от 20 апреля (3 мая) гласило: «В Галиции сражение между Вислой и Карпатами развивается с прежним упорством. Германцы ввели в боевую линию новые значительные силы, поддержанные весьма многочисленной артиллерией. Неприятель при повторных массовых атаках понес огромные потери. Некоторые наши части после упорных боев отошли на вторую линию укреплений»62. Войска 10-го корпуса действительно еще продолжали держаться на второй линии обороны. Проблема заключалась в том, что она была весьма слабо подготовлена для решения столь сложной задачи. Но даже в этих условиях надлом у оборонявшихся еще не наступил. Уже 3 мая для овладения второй линией окопов А. фон Макензену пришлось ввести в бой свой единственный резерв – 10-й корпус. К вечеру 3 мая окопы были захвачены, а 4 и 5 мая фронт фактически прорван. К вечеру последнего дня немцам удалось выйти на рубеж реки Вислока. Переправлявшиеся через реку русские войска бомбила германская авиация63.
До 3 мая Николай Николаевич ожидал, что положение будет восстановлено, и рассчитывал решить дело переброской одного корпуса – 3-го Кавказского. Сообщая об этом генералу Р. Д. Радко-Дмитриеву, он ставил перед ним задачу «энергичного восстановления положения». Никаких выводов относительно находившихся в Карпатах и за ними войскам еще не было сделано. Командующий 3-й армией заверял Верховного главнокомандующего, что его войска сделают все возможное для выхода с честью из создавшегося «крайне тяжелого положения»64. Однако в тот же день, 20 апреля (3 мая), мнение великого князя начало меняться. В этот день он обратился к Н. И. Иванову: «При положении, занятом 9-й армией, и соотношении сил с противостоящим ей противником, безусловно складывающимся в нашу пользу, я признаю вполне возможным и уместным переброску XXIII корпуса в район действий 3-й армии. В том маловероятном случае, если бы 9-я армия оказалась без этого корпуса в трудном положении, я в виде крайней меры мог бы усилить ее частью десантного корпуса, сосредоточенного в Одессе и Севастополе (речь идет о 5-м Кавказском корпусе. – А. О.)»65.
Главнокомандующий Юго-Западным фронтом, который в это время продолжал готовиться к наступлению в Заднестровье, предложил собственное решение проблемы за счет Северо-Западного фронта. Н. И. Иванов не хотел ослаблять 9-ю армию переброской 23-го корпуса, тем более что, по его расчетам, она могла занять не менее двух недель. Что касается 5-го Кавказского корпуса, то главнокомандующий Юго-Западным фронтом готов был уступить его соседу66. Между тем потери 3-й армии были чрезвычайно тяжелыми, для примера можно назвать части, по которым пришелся этот удар: 10-й корпус, в двух дивизиях которого к 19 мая осталось соответственно 1 тыс. и 900 человек, и 12-я сибирская дивизия – 2 тыс. человек. Германская армия наступала со средним темпом 10 км в сутки67. Из официального сообщения Ставки от 23 апреля (6 мая) уже можно было сделать вывод о том, что происходит на фронте: «В Галиции сражение между Вислой и Карпатами продолжалось до 22 апреля с большим упорством. Под прикрытием сильного артиллерийского огня неприятель продолжал накапливаться на правом берегу Дунайца… Вследствие превосходства неприятеля в огне тяжелой артиллерии наши войска несут значительные потери. Однако и неприятель при своих атаках жестоко страдает от нашего шрапнельного и ружейного огня»68.
Утром 24 апреля (7 мая) командир 61-й пехотной дивизии генерал-майор П. Н. Симанский отчитался о результатах трехдневных боев: «Осталось примерно в Седлецком полку 5 офицеров и 150 нижних чинов, в Луковском полку – 6 офицеров и 160 нижних чинов, в Холмском полку – 5 офицеров и 200 нижних чинов, в Ставучанском полку – 1760 нижних чинов и в Дунайском полку – 4 офицера и 120 нижних чинов. В число офицеров входит и командир полка. Люди три дня не ели (говорю о 61-й дивизии, которая три дня дралась) и переутомлены до того, что почти засыпают на ходу. Если бы 52-я пехотная дивизия подошла раньше, все же весь отряд сумел бы удержаться. Пленных взято 4 офицера и 580 нижних чинов. Потери неизвестны. Против нас дрались 56, 57, 3, 100, 11-й гонведные, 20-й и 28-й ландштурменные полки. Свидетельствую о безусловной доблести войск, три дня дравшихся под огнем тяжелой артиллерии противника, наносящей громадные потери и тяжелые раны. 61-я дивизия свято исполнила приказ командующего армией: от нее имеются ныне лишь жалкие остатки, она умерла на позиции»69.
3-я армия начала отступление, которое поначалу приняло беспорядочный характер. Большие потери сказывались на настроении отступавших: «Тяжелое уныние закралось в душу солдата. Не страх, а печальное раздумье. Аэропланы, осадные орудия, немецкие хитрости и глупая бестолочь начальства поразили армию мертвящей апатией. Конечно, всех больше задергана пехота»70. В первые дни прорыва связь штаба армии с корпусами была потеряна, а вместе с ней генерал Р. Д. Радко-Дмитриев потерял контроль над подчиненными ему войсками71. Переподчинение 3-го Кавказского корпуса отступавшей армии не могло уже поправить положения, тем более что его части, перебрасывавшиеся по железной дороге, вводились в бой по частям. Естественно, удержать позиции по Вислоке 3-й корпус не смог.
