– На берегу в нас стреляли просто так, – напомнил Пашка. – И плевать им на твою известность!
– Может, у них игра такая? Стрельнули разок для испуга. Живые мы им нужнее. Заложники, скажем, – отстаивал свое предложение Борин.
– Кому нужны такие заложники? – не выдержала Наташа. – Были бы мы какие-нибудь американцы, тогда понятно, а русские… Да и вы как хотите, а мы с Юленькой ни за что не пойдем. Лучше с голоду в лесу подохнем. – Стюардесса представила, что неизбежно их ждет в плену, и ее едва не стошнило.
– И речи быть не может, – поддержала подругу Юля. – Вам, мужикам, легче. Если убьют, так сразу, а нам…
– Ничего, от вас не убудет, – презрительно усмехнулся Борин. – Еще и удовольствие получите. – И он заговорщицки подмигнул Наташе.
Это было уже слишком. Сама не своя, стюардесса вскочила и залепила певцу такую пощечину, что у него дернулась голова.
– Еще раз вякнешь – убью, – пообещала девушка, борясь с желанием дубасить его до полного изнеможения.
Борин попытался подняться, но встретился с Наташиным взглядом, не выдержал его и затравленно сел. На его левой щеке уже проступал четкий отпечаток пятерни. Пашка смотрел на певца с нескрываемой насмешкой, хотя и не мог догадаться о предыдущих отношениях.
– Так его, Наташа, – кивнула Юленька. – Дерьмо ты, Борин. Самое натуральное дерьмо.
После этого разговоры прекратились. Да и о чем было говорить? Высказывать, кто и что думает о других? Гадать, что за придурки играют в морских разбойников, убивая людей направо и налево и не страшась возможной кары?
Укрытие было классное. Сидели бы они тихо, вполне возможно, все бы и обошлось, но появившееся солнце, лесная духота, долгий бег вызвали у беглецов такую жажду, что они не вытерпели и все вместе пошли на поиск ручейка.
Шли совсем недолго. На сей раз им суждено было наткнуться на целую толпу. Ждали ли пираты специально или услышали отнюдь не бесшумную ходьбу – какая разница? Главным было то, что теперь противников разделяло лишь несколько шагов.
Страх полностью парализовал Наташу, и она, точно в замедленном фильме, увидела, как метнулся в их сторону Пашка. Он перехватил карабин словно дубину, резко размахнулся и обрушил незаряженное оружие на противника. Тот рухнул с проломленным черепом, а Форинов, войдя в азарт, подскочил к следующему разбойнику.
Пират успел выставить руку. Что-то хрустнуло, и следом раздался короткий вскрик.
Пашка еще успел сбить с ног третьего, припечатал его для верности ногой, но тут один из уцелевших оказался сзади и вонзил в Пашкину спину саблю.
На ногах Форинов устоял. Он повернулся к новому противнику и с безумным выражением лица медленно двинулся к своему убийце. Тут же грохнул выстрел. Майка на Пашкиной груди окрасилась кровью.
Форинов сделал шаг, другой (пират в ужасе застыл) и без звука упал в траву.
Борин, как перед этим его менеджер, поднял руки да так и стоял, пока один из пиратов не подошел вплотную и не ткнул певца ножом в живот. Борин скрючился, стал оседать, и только тогда Наташа бросилась назад.
Точнее, попыталась броситься. Кто-то успел схватить ее, девушка рванулась и сразу же получила сильный удар по голове…
23
Из дневника Кабанова
Уже на вершине мы подвели итоги. Нас осталось тридцать один человек: четверо детей, девять женщин и восемнадцать мужчин, один из которых был тяжело ранен. Куда подевались остальные, сколько людей погибло, а сколько бродит по острову, не знал никто. Да и соотношение беглецов и покойников постоянно менялось не в пользу первых, и гадать не имело смысла.
Со всех сторон мы видели вдалеке пустынное море. Парусники наверняка стояли слишком близко к берегу, «Некрасова» мы не видели и во время первого посещения, да и главные события сегодня разворачивались не на море.
Первым делом я решил произвести краткую ревизию имеющегося. Что касается меня, то все, чем я располагал, не считая одежды, были нож, револьвер и сорок шесть патронов к нему, в придачу «макаров» Губарева, заряженный двумя патронами, и запасная обойма.
Кое-кто подрастерял свои вещи во время бегства или еще на берегу, но многие были с сумками. Вот только съестного в них почти не было, и весь наш продовольственный запас состоял из небольшого количества сладостей и трех бутылок коньяка.
Зато среди нас находились три члена совета из пяти. Панаев пропал во время короткой схватки. Кто-то видел, как он убегал сломя голову. Ярцева последний раз видели на берегу, но остальные были в сборе, и мы, как издревле повелось на Руси, расположились в сторонке и устроили совещание. На повестке стоял один-единственный и тоже извечный русский вопрос.
– Что будем делать? – Вопрос вертелся у всех, но первым сформулировал его, естественно, Лудицкий.
Прежняя утонченная спесь окончательно покинула моего шефа, и теперь он с надеждой заглядывал мне в глаза, словно я был всеведущ и всемогущ.
Таким же взглядом на меня смотрел и Грумов. Один Рдецкий продолжал держаться достаточно независимо и спокойно курил, посматривая на всех нас.
– Очень общий вопрос, – заметил я. – Мне и самому хотелось бы знать на него ответ, но будет гораздо проще разбить его на ряд более простых вопросов и, постепенно решая их, разобраться с главным. Например, как долго мы сможем здесь продержаться? Где взять продовольствие? И тому подобное.
Услышав, что вопросов может быть гораздо больше, Лудицкий почему-то воспрянул духом и объявил таким тоном, точно председательствовал в Думе:
– Мне кажется, что эта мысль заслуживает внимания. Возражения имеются? – Он немного выждал и подытожил: – Предложение принимается.
У меня тоже были свои привычки, избавляться от которых я не собирался, и потому я изложил общую обстановку. Насколько я ее знал, разумеется. Рассказал и о существовании небольшого потайного склада на берегу, устроенного Валерой по моей просьбе. Безуспешно попытался разобраться, кто же на нас напал и попробовал спланировать кое-какие ответные действия.
– Вы собираетесь их победить? – перебил меня Грумов, глядя на меня, как на душевнобольного.
– Это было бы идеальным выходом, но, к сожалению, боюсь, что для нас он нереален, – признал я. – На пяти кораблях может быть человек пятьсот, а то и тысяча. Даже если у них нет ничего серьезнее кремневых пистолетов и мушкетов, то и нам похвалиться нечем. Все, чем мы располагаем, – семь пистолетов при пяти стрелках. Губарев убит, а Жора тяжело ранен, и его в расчет можно не брать. Да и патронов в среднем по три десятка на ствол. Кстати… – Я достал «макаров» Губарева. – Кто-нибудь умеет этим пользоваться?
Лудицкий и Грумов покачали головами, но я спрашивал не их. Рдецкий перехватил мой взгляд, чуть усмехнулся уголками губ и вытащил из-под пиджака ТТ.
– Больше вопросов не имею, – объявил я, ничуть не удивившись такому обороту дел. – Тогда вернемся к нашим баранам. У кого есть какие-либо предложения по поиску уцелевших?
Как я и ожидал, никаких предложений не последовало. Более того, каждый из моих собеседников старательно прикидывал, а нужны ли нам другие люди, когда большинство находящихся с нами представляют из себя обузу? Маленькой группе легче и скрываться, и прокормиться. С другой стороны, зайди речь о серьезном столкновении, лишние люди не помешают, даже если и окажутся пригодны лишь на роль пушечного мяса.
– Ладно. Реально у нас три варианта поведения. Первый: держаться здесь даже в случае нападения. Говорю сразу, что смысла в этом нет. Будь у нас оружие, боеприпасы, люди… Второй: при малейшей опасности немедленно уходить и прятаться в других, заранее разведанных местах. Третий: начать партизанскую войну.
– Только не это, – с твердостью Кислярского немедленно отозвался Лудицкий. – Нас выследят и перебьют. Кроме того, вы (раньше он бы сказал мне «ты») не упомянули еще одну возможность. Почему бы нам не сдаться в плен? Я все-таки депутат, и за мою гибель кому-то придется серьезно ответить.
