Так я и не смог понять, это он пошутил или сообщил на полном серьёзе.
Палеонтологический музей, построенный вместе с институтом, был на самом деле неплох. Конечно, чувствовался в нём тот странный дух давно ушедшей эпохи – какие-то майолики и витражи с изображением мамонтов и динозавров, кованые решётки с птеродактилями, общая циклопичность постройки. Но музей явно регулярно ремонтировали, несмотря на скудность бюджета, экспонатов в нём тоже было много: начиная от всяческих окаменелостей (наверное, среди них были и те морские существа, которыми занимался юный аспирант) и до скелетов всевозможных древних тварей. Я смутно вспомнил, что многие скелеты привёз в Москву какой-то знаменитый фантаст, работавший палеонтологом. Беляев? Нет, не Беляев, не Стругацкие… Может быть, Головачёв? Нет, фамилия на «ов» заканчивалась, точно помню…
– Ну надо же! – вдруг восхищённо сказал Михаил, разглядывая табличку под скелетом какого-то чудища. – Привезён из Монголии Иваном Ефремовым!
– Точно! – обрадовался я. – Ефремов. А то у меня крутилось имя – то ли Перумов, то ли Дивов! А это Ефремов! Никогда не читал, вот и вылетело из головы.
Михаил посмотрел на меня так, будто я сообщил ему, что не знаю грамоты и развожу огонь при помощи трения. Видимо, в эпоху его молодости Ефремов был популярен.
– Не читай, – сказал кваzи. – Не перегружай голову.
Почему-то стало обидно, и я твёрдо решил почитать этого палеонтолога-фантазёра.
Профессора Полозкова мы нашли в пятом зале, где было самое интересное – скелеты динозавров. Посетители, не слишком многочисленные, в основном здесь и тусовались. По сравнению с моим детством поменялось немногое – добавились голографические проекторы, включавшиеся раз в несколько минут и одевавшие скелеты в призрачную плоть. «Ожившие» динозавры злобно клацали челюстями, вращали глазами, дышали, нюхали. Дети были в восторге, да и взрослые вздрагивали и смущённо хохотали.
А так – особых изменений я не заметил.
Палеонтология – наука неспешная, оперирующая миллионами лет. Что ей четверть века?
Александр Павлович, которого так свойски звали Алпалычем, как раз закончил свою лекцию. Выступал он не перед детьми, а перед группой немолодых женщин. Видимо, какая-то организованная экскурсия. Несмотря на то что он был кваzи, выглядел старенький академик на удивление бодрым и живым. Видимо, любимая работа после возвышения полностью стала смыслом его существования.
А ещё мне показалось, что Алпалыч карикатурно походил на огромного антропоморфного сверчка, предмет своего изучения. То ли у меня воображение разыгралось, то ли способности кваzи к мимикрии подсознательно влияли на профессора. Один в один Мудрый Сверчок из книжки «Буратино» – личико заострённое, глаза большие, навыкате, на лысой голове торчат, будто антенны, две прядки волос.
– И на этом позвольте раскланяться. – Он и в самом деле поклонился женщинам. – Надеюсь, удивительный мир палеонтологии стал для вас ближе и роднее!
Может быть, он и ещё что-то хотел сказать. Но в эту секунду он увидел нас с Михаилом.
И побежал.
Даже в беге старый палеонтолог чем-то походил на своё любимое насекомое – он не то чтобы прыгал, но через каждую пару шагов слегка подскакивал.
– Стойте, Александр Павлович! – закричал я, бросаясь за кваzи. – Стойте!
Но профессор нёсся вперёд, ловко лавируя между стендами, скелетами и световыми проекциями.
Да что ж это делается-то!
Не стрелять же в него!
И без того скандал – полицай гонится за почтенным уважаемым академиком!
К счастью, я был с Михаилом. Как говорится, хочешь поймать кваzи – возьми с собой другого кваzи.
Как и в случае с задержанием Виктории, Михаил легко обогнал меня, догнал академика и бережно повалил на пол под скелетом какого-то летучего птеродактиля или птеранодона. Зал замер, глядя на происходящее. Кто-то из маленьких детей заплакал.
Ну вот, скандал, а то мало нам скандалов…
– Профессор! – закричал я на весь зал. – Простите, но вам не удастся вновь отказаться от вручения государственной награды!
Уже начинавшаяся среди посетителей паника мгновенно превратилась в любопытство.
– Какой награды? – уставился на меня с пола академик.
Михаил помог ему встать, при этом крепко держа под локоток.
– Государственной премии Академии наук в области биологии! – на весь зал объявил я. – За открытие саблезубого сверчка, гриллуса махаройда полосковуса!
Пока Михаил уводил обалдевшего профессора, я повернулся к залу и торжественно объявил:
– Вы уж простите, что мы так всех напугали! Отказывается получать награду! Говорит, что его интересует только наука! Синдром Перельмана! Но настоящие учёные должны быть отмечены обществом!
Общество зааплодировало и начало высказываться в том духе, что я совершенно прав и мудрого академика надо наградить насильно.
– А саблезубый сверчок был большой? – поинтересовался какой-то любопытный мальчик. День какой-то сегодня такой – сплошь любопытные дети! Ещё у Михаила один дома – результатов анализа ждёт…
– Нет, – сказал я, но когда мальчик огорчённо вздохнул – щедро отмерил рукой расстояние в метр от пола. – Не очень большой, но свирепый, его боялись даже тигры!
Сообщив эту удивительную информацию публике (боюсь, их представление о палеонтологии уже никогда не вернётся в норму), я торопливо выскочил из зала вслед за двумя кваzи. В пустынном коридоре взял академика под свободный локоток и мрачно прошептал:
Тятя, тятя, наши сетиПритащили мертвеца!
Академик издал печальный вздох и заговорил, быстро крутя головой то к Михаилу, то ко мне.
– Вы не понимаете! Вы ничего не понимаете!
– Хотите сказать, что Виктория к вам не приходила? – спросил я.
– Ну конечно же, приходила! Вы не понимаете её действия! Она же пытается спасти!
– Кого? – спросил Михаил.
– Ну как это «кого»? Их! Людей!
– Спасибо ей от лица всех людей, – сказал я. – А ну-ка рассказывайте, гражданин академик.
Полозков немного успокоился.
– Давайте присядем? Может быть, в кафе, у нас хорошее кафе…
– Идёмте, – согласился Михаил.
– Она не здесь? – уточнил я.
– Вика? Нет-нет, она утром ушла. Куда – не знаю! – Академик был сама общительность. – Она и появлялась-то у меня три раза. Первый раз – когда убежала из милиции…
Эта «милиция» была столь старомодна, что я внезапно поверил ему. Не собирался он больше убегать. И врать, пожалуй, не станет.
Мы спустились в кафе (мимо циклопического барельефа на стене, изображающего эволюцию – от копошащихся в первобытном океане микробов к зубастым динозаврам, а потом и к человеку). У барельефа фотографировались посетители. На нас никто внимания не обращал.
В кафе (а скорее, просто буфете на первом этаже) я заказал кофе, Михаил стакан воды, академик попросил «чайку ромашкового, как всегда». Обычно кваzи не заморачивались вкусовыми изысками напитков, пили либо воду, либо какой-нибудь сладкий лимонад. Но все имеют право на блажь, даже после смерти.
– Рассказывайте, Полозков, – сказал Михаил.
– Вы же про вирус знаете? – спросил академик и покосился на меня.
– Знаем, – подтвердил я.
– Вы замечательно держитесь! – сказал Полозков с уважением. – Так вот, когда Вика поняла, что профессор Томилин непреклонен и отговорить его не удастся, то она решила… э… помочь ему быстрее стать кваzи. Она надеялась, что он избавится от своей ненужной экзальтации и скоропалительных решений. Но она опоздала…
Михаил нахмурился:
– О чем вы, Полозков?
– О вирусе, – с обидой сказал профессор. – О вирусе ветрянки-плюс, который вывел и применил Томилин.
– Где применил? Когда применил? – быстро спросил Михаил.
– За две недели до своей… – Полозков покосился на меня, – гибели. Я не знаю, как именно, но Виктория сказала, что он вывел вирус и использовал его. Инкубационный период двадцать дней… так что через неделю… – Академик вздохнул.
На миг у меня сдавило грудь. Никакой холодок по коже не пробежал, дрожь не пробила, в ушах не зазвенело – в общем, ничего такого красочного, что положено испытать в такой ситуации. Только перехватило дыхание.
Потом я несколько мгновений обдумывал слова Полозкова.
И высказал своё мнение.
– Чушь, – сказал я.
– Полная чушь, – поддержал меня Михаил. – Это Виктория вам сказала?
– Да! – с обидой произнёс Полозков. – Она просила помочь, она пыталась разработать вакцину от вируса.
– Это полная ерунда! – Михаил повысил голос. – Разработку вируса вела Виктория, с помощью мужа, разумеется. Вернее – он вёл по её наущению. Но потом стал колебаться, и тогда она решила перевести его на свою сторону.
