Он считал, что Карелии нужен такой руководитель, который способен был бы действовать самостоятельно. Все эти Хилиппяли и Кевнясы из Ухтинского правительства были настолько чужими для карел, что авторитет среди карел не мог заслужить ни один из них. Да и интересует их Карелия больше как выгодное для предпринимательской деятельности поле, пользоваться которым они могли, разумеется, лишь в рамках, дозволенных финскими предпринимателями. Может быть, во главе Карелии мог бы стать Левонен? У этого старца из Койвуниеми есть и образование, и авторитет, и карельский дух в нем еще жив, так что на какой-то стадии он мог бы быть номинальным главой, да и то лишь в том случае, если перестанет оглядываться на Финляндию. Но активного участия в движении он уже принимать не может. Кто же смог бы по-настоящему организовать движение карел? Хеймо Парвиайнен, этот учитель из Ухты, который возомнил себя военным руководителем и готовит карел для будущих битв? Королев презрительно усмехнулся… Парвиайнен напоминает фельдфебеля, который состоит на довольствии в чужой роте и покрикивает на своих подчиненных, когда ему кто-то прикажет. В войске, которое он готовит где-то в Финляндии, полно финнов, финны там все решают, так что, по сути, это войско ничем, кроме названия, не отличается от финской армии. Здесь, в Тунгуде, есть тоже два «деятеля», Борисов и Кирьянов. О них и речи не может быть. Борисов на месте, когда кого-то нужно прикончить. А Кирьянов даже на это не способен. Так что…
У Королева даже в горле запершило, когда он в своих раздумьях пришел к выводу, что только он сможет отдать все свои силы, все свои способности во имя Карелии… Это будет Карелия без финнов, без русских и, прежде всего, без большевиков. И он добьется своего. Головой, а не одним револьвером. Разве кто-то другой мог бы совершить то, что он сейчас делает, — дать один и тот же список и большевикам и своим?
Осталось только найти человека, который бы сумел посеять в душе всех, перечисленных в списке пятисот мужиков такой страх, чтобы у них появилось желание сражаться. Лучше всего для этой роли подходит милиционер, что охраняет его сейчас, — Мийтрей из Тахкониеми. Человек трусоватый, страшный пройдоха, профессиональный шпион, давно продавшийся финнам, но такое поручение он выполнит с преданностью собаки. На всякий случай стоит занести и его имя во второй список. Разумеется, сам Мийтрей не будет бегать по деревням со списком в кармане, не будет разыскивать в лесу людей, чтобы предупредить их о грозящем им аресте, но он организует дело так, что все узнают.
И Королев позвал в горницу своего часового…
Забирая у Королева показания, Лобанов удивился: не слишком ли много людей причастно к мятежу?
— Я могу, с вашего позволения, сократить список. Вы понимаете, конечно, что я не хотел бы неприятностей для своих земляков, своих друзей. Но раз уж я дал слово… — сетовал Королев.
— Нет, нет! — возразил Лобанов. — Сокращать не надо. Вы не волнуйтесь: неприятности будут иметь лишь действительные враги Советской власти.
…Хотя Королев и считался арестованным, в Сороке он жил довольно вольготно. Когда хватились, его не нашли. Бесследно исчез также милиционер, охранявший его. Не оказалось дома и большинства из перечисленных в списке мужиков. Правда, арестовать решили лишь незначительную часть из них, наиболее активных участников мятежа, но, как только начали искать их, в лес ушли и остальные.
Королев добился своего. Мужики бежали в лес. Но впереди была суровая зима, голод, и у бежавших в леса был один путь — в Финляндию, в армию Хеймо Парвиайнена, чтобы пройти там военную подготовку и отправиться в новый поход против Карельской Трудовой Коммуны.
ПРОМАХИ И ГРЕЗЫ
За время своего первого похода в Карелию Васселей выполнил задание не полностью. Начальство осталось им недовольно. Конечно, оно понимало, что после того, как Васселей был задержан при переходе границы и бежал, убив красного пограничника, ему пришлось заметать следы и перепоручить свое задание кому-то другому. Пакет дошел до места назначения, а на железную дорогу Васселей не послал никого. Поэтому ему самому пришлось снова отправляться в Карелию. Он должен был перебраться в Тунгуду, связаться там со своими и следить за развитием событий. В тот момент, когда в Тунгуде начнется мятеж, Васселей должен был, захватив выбранных им людей, перерезать железнодорожное сообщение у станции Кесяйоки.
Королев не мог сказать точно, когда начнется восстание. Решили считать началом восстания тот момент, когда сорвалось собрание, проводимое Липкиным. Никто не сомневался, что после этого надо ждать появления в селе красных войск. И если разрушать железнодорожный путь, то именно теперь…
Васселей не захотел брать с собой много людей. Он взял с собой лишь своего старого знакомого Кирилю и Потапова, степенного, рассудительного мужика, с которым он познакомился, укрываясь в лесу в ожидании мятежа. Чем больше людей, тем труднее будет уходить после выполнения задания.
Выйдя со своей группой к станции, Васселей решил сперва ознакомиться с обстановкой. Они засели за небольшой речкой неподалеку от дороги. Место он выбрал удобное: вся дорога на виду и в случае опасности легко можно скрыться, так как преследователям пришлось бы перебираться через глубокую речку.
Васселей приказал ни в коем случае не открывать, огня. Однако сам же он и нарушил свой приказ.
По дороге от станции шел человек. Какой-то милиционер… Но Васселею он показался слишком знакомым. Все эти годы Васселей искал встречи с этим человеком, ждал этой минуты. И если бы не речка, которую он сам выбрал в качестве препятствия… Она ему и помешала. Да и в руке у него был лишь револьвер, а расстояние большое, кроме того, были еще утренние сумерки, и рука дрожала от злобы и нетерпения. Второй раз он промахнулся, стреляя по этому человеку. Мийтрей убежал. Васселей был взбешен и готов был броситься в погоню… Если бы не эта речка!.. Кириля и Потапов испуганно переглянулись, пораженные тем, как сильно Васселей ненавидит красных…
На станции подняли тревогу. Группе Васселея пришлось уйти в лес. Трое суток они отсиживались в тайге, потом решили повторить попытку. Будь что будет, а пути надо разрушить.
С величайшей предосторожностью, уткнувшись носом в размокшую от дождей землю, они ночью подобрались к небольшому мосту через реку. Мост не охранялся. Начали уже прикреплять взрывчатку, но Кириля задел прикладом о рельс. В ночной тишине звук разнесся далеко. Со стороны станции послышались торопливые шаги, потом открыли огонь.
Отстреливаясь, Васселей со своими товарищами ушел в лес. Взрывчатка осталась на мосту. Черт с ней! В лесу они встретили мужиков, бежавших из Тунгуды. Они снабдили Васселея харчами и рассказали о провале восстания в Тунгуде. Мужики собирались отсидеться в лесу, а потом, когда все уляжется, разойтись по домам. Но вернуться домой им не пришлось. Из деревень стали приходить крестьяне. Они сообщили, что есть какой-то список. Те, кто занесен в него, будут арестованы. За некоторыми уже приходили.
Васселею не оставалось ничего другого, как вернуться в Финляндию.
Ну что ж, свое задание они выполнили столь же успешно, как тунгудцы свое. Васселей сказал Кириле и Потапову: ничего страшного не случится, если они доложат, что задание выполнено — мост взорван. Если не поверят, пусть читают большевистские газеты. О перестрелке у моста большевики обязательно напишут. А что касается взрыва моста, так должны они там, в Финляндии, понимать, что не будут же большевики признавать, что мост разрушен, если даже он и был бы разрушен. И ничего, если они чуть и приврут. А на войне в сводках всякое пишут…
В Реболах Васселея встретили радушно. Даже угостили кофе с коньяком. Кириле и Потапову пришлось довольствоваться обычным обедом из солдатской кухни.
Выслушав доклад Васселея, Боби Сивен сразу стал звонить куда-то. Его большие глаза буквально горели, когда он, дозвонившись, закричал в трубку:
— Алло, это ты? Наконец я могу сообщить тебе хорошие вести. Группа смельчаков карел под огнем превосходящих сил противника, взорвала железнодорожный мост у станции Кесяйоки. Можешь дать информацию во все газеты. Нет, фамилии, к сожалению, назвать пока не можем, но настанет день, когда их имена будут занесены в историю Карелии. — Сивен спросил у Васселея: — Как вы полагаете, сколько времени потребуется большевикам, чтобы построить новый мост?
Со скромностью настоящего героя Васселей ответил, что мост был не ахти какой большой, за неделю большевики, пожалуй, восстановят его.
— Самое меньшее — неделя! — закричал Сивен в трубку.
Таккинен тоже был доволен Васселеем. Зато события в Тунгуде раздосадовали его.
— Все полетело к черту! Спрятались за бабьи юбки, кольями помахали — вот и все восстание. Одна бабка оказалась страшнее, чем воинство Королева.
