— Самое меньшее — неделя! — закричал Сивен в трубку.
Таккинен тоже был доволен Васселеем. Зато события в Тунгуде раздосадовали его.
— Все полетело к черту! Спрятались за бабьи юбки, кольями помахали — вот и все восстание. Одна бабка оказалась страшнее, чем воинство Королева.
— Это была лишь репетиция, проба сил, — Боби Сивен пытался защищать тунгудцев.
— Репетиция? — Таккинену стало неловко за то, что он позволил себе слишком грубо говорить при Сивене. — Такие репетиции обходятся нам слишком дорого. Уходят деньги, страдает наш престиж. Так мы останемся на бобах, и никто не будет верить, что мы способны на что-то серьезное. Главного-то не добились. Не завладели хоть небольшой территорией, чтобы иметь право официально просить помощь…
— Наше дело настолько велико и свято… — Сивен поднял глаза к потолку, — и мы на этом никогда не остановимся. Его надо довести до конца, и мы доведем его до конца.
— Но не таким образом, — Таккинен в последнее время решался возражать Сивену. — В следующий раз мы сами пойдем туда и сами заставим дело двигаться.
— А пока мы можем потерять даже Реболы и причем без боя, — заметил Сивен. Он рассказал Васселею о переговорах в Тарту и под конец заверил, что это все лишь дипломатическая игра, которую не следует принимать всерьез.
До старой границы Васселея и его спутников довезли на лошади. Дальше надо было идти пешком. Финляндия считала захваченные ею Ребольский и Поросозерский уезды своей территорией и границу не признавала. Однако хорошую дорогу через границу финны почему-то не торопились строить. Проселок, который вел в Финляндию, трудно было назвать дорогой. Осенью на нем стояла такая непролазная грязь, что проехать по нему было невозможно. Выйдя на финской стороне на дорогу, Васселей и его путники стали дожидаться попутной подводы. Им повезло — какой-то пожилой финн-крестьянин ехал в Кухмониеми.
— Деньги у вас есть? — спросил финн. — Бесплатно я не повезу.
— Мы не нищие, — ответил Васселей. — Можем купить твою клячу с тобой вместе.
Он не зря хвастался. За взрыв моста ему отвалили полторы тысячи марок, а его спутникам — по тысяче.
— Своего коня я всяким бродягам не продам, а за проезд деньги возьму. Гоните деньги вперед, поди знай, что вы за люди.
Сосчитав деньги, крестьянин пустил спутников на свою бричку, а сам сел на облучок.
Напрасно Васселей назвал его коня клячей: лошадь бежала резво. Возницу, казалось, совершенно не интересовало, кого он везет. Все его внимание бвло приковано к лошади; особенно когда ехали под гору, он крепко держал вожжи, внимательно глядя вперед. Перейдя на родной язык, его пассажиры заговорили о своих делах.
— Вы не из Восточной Карелии идете? — обернулся вдруг финн.
— Да, родом мы оттуда, — ответил Васселей.
— Это я по вашему говору слышу. — Крестьянин остановил лошадь. — Я спрашиваю, вы сейчас оттуда?
— Твое дело везти нас, а не спрашивать то, чего тебе не положено знать, — рассердился Васселей.
— Так, значит, вы к Парвиайнену идете? — допытывался возница.
— Довезешь туда и катись от нас. Ясно?
— Хорошо. — Финн остановил лошадь и слез с брички. Придерживая одной рукой вожжи, он взял в другую кнут. — Тогда все ясно. Ну, слезайте! Вашего брата я не вожу. Слышали?
— Но мы же договорились… — растерялся Васселей.
Финн поднял кнут.
— Ежели вам слова мало, сейчас вы у меня отведаете.
Пришлось слезть с брички.
Сердито ворча себе под нос, старик достал взятые им у пассажиров деньги, пересчитал их, потом часть вернул Васселею, а часть оставил себе.
— Сидели бы вы дома, а не лезли на шею нашему народу. Какого дьявола вы здесь, в Финляндии, делаете? Хотите нас стравить с русскими. Вам все войны хочется, чтоб покойников прибавилось. Вот мне с вами не до пути.
Он забрался в бричку и стегнул лошадь. Видимо, не привыкшая к такому обращению, лошадь брыкнулась обеими ногами о передок и так помчалась, что старику пришлось ухватиться за края брички.
— Но, но… — стал старик тихо успокаивать лошадь, чувствуя срою вину перед ней. Лошадь, конечно, была совсем не виновата.
— Конь-то у него добрый! — промолвил Кириля, глядя вслед старику.
— Добрый-то он добрый, да только не про нашу честь, — подтвердил Потапов.
— Мы тоже хороши. — Васселею стало обидно. — Не надо было слезать. Что бы он нам сделал?
— Плеткой бы отхлестал, — усмехнулся Кириля.
— Нечего сказать… Герои! — ворчал Васселей. — Три карела одного финна с плеткой испугались.
— Кабы он был один такой! — вздохнул Потапов.
Васселей молча пошагал вперед.
Больше они не просили никого подвезти их. Шагали лишь в тяжелых раздумьях. Наконец, Васселей сказал:
— Да, на финский народ карелам надеяться не стоит. Поглядим, что господа там в Лиге наций решат.
— Что толку от их решений! — сплюнул Потапов. — Карелы сами должны решать. Да они уже и решили. Как бы узнать, захочет ли Россия защищать карел от белофиннов. Ведь среди нашего брата карела всякие есть…
— Тебя надо послать в Москву разузнать, чего они там думают, — усмехнулся Васселей. — Обрадуются там, в Кремле, сразу за стол потащат и чаем с пряниками потчевать будут, когда узнают, что ты в Тунгуде народ мутил.
— Заткнись ты! — взревел взбешенный Потапов. — Я еще такими пряниками угощу кое-кого…
Кириля стал успокаивать их:
— Бросьте вы… Тут и без того не знаешь…
Парвиайнен разрешил группе Васселея несколько дней отдохнуть. Их освободили от посещения занятий по военной подготовке, велели лишь по очереди нести караульную службу у дома, в котором жили члены Временного правительства Карелии и какие-то высокие гости из Хельсинки.
Недавно в этом доме состоялся съезд представителей карельских волостей. Об этом писали финляндские газеты. Потом здесь проходили еще какие-то совещания, на которые был допущен очень узкий круг лиц. Даже глава Карельского правительства Хилиппяля считался лишним. Совещания проводились за закрытыми дверями, охраняемыми от слишком любопытных репортеров и прочих посторонних лиц вооруженными солдатами Карельской армии.
Карельское «правительство» оказалось в затруднительном положении. В Тарту шли переговоры между Советской Россией и Финляндией[3]. Переговоры еще не были окончены, но ясно было, чем они завершатся. Если и раньше так или иначе приходилось держать в тайне причастность правительства Финляндии и ее военщины к деятельности Ухтинского правительства или к событиям в Тунгуде, то еще меньше оставалось надежд на получение открытой помощи от них теперь. В 1918 году войска Финляндии трижды пытались овладеть занятым англичанами портом Петсамо и трижды терпели неудачу. Теперь же становилось все очевиднее, что во имя сохранения мира Советская Россия готова дать Финляндии выход к Ледовитому океану, отдать ей Петсамо, никогда раньше Финляндии не принадлежавший. В ответ на это Финляндия должна добровольно отказаться от захваченных ею Ребольского и Поросозерского уездов Карелии. После того как была образована Карельская Трудовая Коммуна и съезд трудящихся Карелии в Петрозаводске единодушно решил строить новую Карелию в союзе с Советской Россией как национальную автономию, Временному правительству пришлось пересматривать и формулировать по-новому свои требования создания «свободной Карелии».
В Олонце состоялась встреча между руководителями Карельской Коммуны и представителями находившихся в Финляндии карельских беженцев. Беженцев представляла группа членов Временного правительства. Впрочем, представителями правительства их не признали, как не признавали и самого правительства, ибо оно находилось не в Карелии и не пользовалось поддержкой карельских трудящихся. Признали их лишь как представителей беженцев. Карельская Коммуна разрешила карельским беженцам вернуться на родину при условии, что они будут подчиняться законам и указам, принятым Карельской Коммуной, и жить честным трудом. Представители беженцев пытались навязать свои условия, требуя развития Карелии по программе, разработанной на основе конституции буржуазной Финляндии Временным правительством Карелии, но их претензии были отвергнуты.
В Карелию хлынули беженцы, возвращавшиеся на тех условиях, которые предложила Карельская Трудовая Коммуна.
Таким образом, «борцы за Карелию» в Финляндии оказались в очень невыгодном положении. Если до этого в Лиге наций их уверяли, что вопрос о Карелии будет рассмотрен и, возможно, будет оказана помощь, то теперь уже не оставалось никакой надежды на получение Этой помощи. Шведские газеты, материалы которых охотно перепечатывала газета «Кайнуун саномат», считали вынесение карельского вопроса на рассмотрение в Лиге наций, мягко говоря, просто курьезом. «Кайнуун саномат» и многие другие буржуазные газеты Финляндии требовали роспуска Временного правительства Карелии, утверждая, что его пребывание на территории Финляндии и содержание его на средства Финляндии ставит под угрозу суверенитет и нейтральную политику республики.
