— А в какие авантюры он ввязывался? — поинтересовался Сеймур.
— Типа того, чтобы открыть собственное дело. Безумие затевать что-либо подобное, когда ясно, что за тебя никто работать не будет!
— Но вы еще любите его? Поэтому, когда он вам позвонил и попросил встретиться с вами, вы пошли?
— Конечно. А почему бы и нет? — рассердилась она.
— Вы же знали, что полиция искала его, потому что нам нужна его помощь в расследовании серьезного дела, — сказал Сеймур так сурово, как только мог.
— А, вы об этом, — пренебрежительно бросила она. — Так вы его в конце концов все равно найдете. Это был обыкновенный несчастный случай, да? Если бы он не сбежал, все, возможно, было бы уже ясно.
— Очень может быть. Так почему он сбежал?
— Не знаю. Может быть, потому, что теперь его все ищут и он наслаждается собственной значительностью.
— Он вам это сказал, когда вы встретились?
— Нет. Я его спросила об этом, но он напустил на себя таинственный вид, а это как раз та самая игра, в которую я с ним давно уже не играю.
— А о чем же еще вы говорили?
— Всего я не помню. Почему-то запоминается только плохое, как он начинает заводиться. Это вечная проблема с Грегом, Когда он хороший, все прекрасно, очаровательно, весело, причем это бывает девяносто процентов из всего времени, пока с ним общаешься. Но доведись вам провести с ним остальные десять процентов времени, и именно это запомнится на всю жизнь.
— Расскажите мне, что плохого случилось в «Приюте», — попросил Сеймур.
— Во-первых, это когда я передала ему просьбу мистера Свайна, а во-вторых…
— Мистера Свайна? — перебил Сеймур.
— Да, он мне позвонил несколько дней назад и спросил, не звонил ли мне Грег. Я сказала, что нет, а он попросил меня связаться с ним, если Грег объявится.
— И вы сказали ему, что Грег объявился?
— Да, а он попросил меня передать Грегу, чтобы тот позвонил ему.
— А что сказал вам на это Грег?
— Вот тогда он начал психовать, и мне пришлось сказать ему, что я не говорила мистеру Свайну, где и когда мы с ним встречаемся. Он тогда велел передать мистеру Свайну, чтобы не волновался, он обязательно с ним свяжется.
— А Свайн звонил вам с тех пор?
— Нет. Во всяком случае, я не знаю.
— Хорошо. А что, во-вторых, вывело из себя вашего мужа?
— Это когда он попросил дать ему денег. Сказал, что совсем на мели и не может сходить в банк. Я ему дала все, что у меня было с собой. Около сорока фунтов. Это все, что я могла наскрести. Он закричал, что этого мало, что ему надо гораздо больше, и разбушевался уже вовсю. Господи, он, даже когда прячется, и то не может взять себя в руки!
Она с негодованием покачала головой, но чувствовалось, что он все равно ей очень дорог. В этом психе, наверное, было что-то невероятно привлекательное!
— И что было дальше?
— Я сделала единственно возможное, чтобы предотвратить скандал. Я ушла.
— А ваш муж?
— Обернувшись, я увидела, что он с моими деньгами направляется к стойке.
— А его агрессивность могла перекинуться с вас на кого-нибудь другого?
— Нет. Если бы он остался в одиночестве, он мог бы сидеть в углу и еще долго ворчать себе под нос. Но в пивной, где полно людей, он наверняка был само очарование и душа общества уже через минуту после моего ухода. В этом-то и весь ужас. Он после скандалов чувствует себя всегда превосходно, а все вокруг, то есть любящие его люди, места себе не находят от обиды.
Она чуть не разрыдалась. Сеймур взял ее за руку, но тут же выпустил ее. Он приложил все усилия, чтобы его следующий вопрос прозвучал самым официальным образом.
— Миссис Уотерсон, в интересах всех, кто так или иначе связан с этим делом, как можно скорее найти Грега. Он вам ничем не выдал место своего возможного пребывания? Пока мы не побеседуем с ним, мы не можем закрыть это дело, понимаете? У него нет никаких близких друзей, которые могли бы скрывать его у себя?
— Если и есть, то у них должны быть длинные ноги и светлые волосы, — ответила она. — Вы думаете, я сержусь? Может, мне и обидно, но я не ревную. Знаете, иногда и без того трудно сделать так, чтобы жизнь не была совсем уж бессмысленной, а ревность при этом будет только мешать. Вы женаты?
— Я? Нет, — сказал Сеймур, чувствуя себя почему-то неловко. — Но обручен. И это серьезно.
Это был отличный повод, чтобы откланяться. Он поднялся с софы.
— Назад дороги нет? — спросила она. — Извините. Послушайте, посидите еще, расслабьтесь, выпейте кофе.
— Я не могу, — стал оправдываться Сеймур, — мне на работу пора.
— А здесь вы разве не работаете? Знаете, мне приятно с вами разговаривать. Вы, конечно, полицейский, но это, по крайней мере, хоть какое-то разнообразие, а то все врачи и медсестры… И вы не похожи на других, с которыми я уже встречалась. Тот, урод, он был ничего, но я с ним себя неловко чувствовала. А мистер Дэлзиел… Мне показалось, что он просто идет напролом, пока не выжмет из вас все, что ему хочется услышать, да еще в нужном ему порядке. Здорово, наверное, быть таким. И вообще, с таким начальником, как он, вам и спешить-то на работу ни к чему, он сам все сделает.
Если бы она соблазнительно улыбнулась ему, Сеймур тут же бросился бы бежать. Но она просто смотрела на него, очень серьезно, очень спокойно, и, хотя он с самого начала заметил ее длинные ноги и стройную фигуру, только в эту минуту он увидел, как она на самом деле красива, и в то же время на миг заглянул в бездну отчаяния, скрывавшуюся под неудовлетворенностью, в которой она ему призналась.
Против своей воли, говоря себе, что это его служебный долг, он собрался снова сесть, как вдруг раздался звонок в дверь.
— Я открою, — сказал он. Вряд ли это был Уотерсон, но, если это все же оказался бы он, Сеймур не хотел оставить за ним право первого хода.
Но лицо человека, который стоял в дверях, враждебно глядя на него, было черным.
— Это доктор Марвуд, — объяснила Памела Уотерсон, выглядывая из-за спины Сеймура.
— Я просто зашел спросить, все ли у тебя в порядке, — проговорил доктор. — Не позволяй этим ребятам тянуть из тебя жилы.
— Я бы сказал, что это больница тянет из нее жилы, — парировал Сеймур.
— Да ну? А вы кто такой?
— Констебль Сеймур.
— Констебль? Сначала это были сержанты и начальники уголовного розыска. Нас что, хотят совсем в рядовые разжаловать?
Хлесткий ответ готов был сорваться с языка Сеймура, но он подавил желание нагрубить.
— Я только выполняю свою работу, сэр, — бесстрастно проговорил он, — и в данный момент ее закончил. Спасибо за то, что согласились отвечать на мои вопросы, миссис Уотерсон, и за кофе. Извините, сэр.
Он прошел мимо Марвуда, слегка отодвинув его с пути. Когда Сеймур спускался по лестнице, до него донесся сверху короткий обмен репликами и стук захлопнувшейся двери. К его удивлению, доктор Марвуд остался с наружной стороны двери Констебль услышал топот ног по бетонным ступенькам и, когда оказался в вестибюле общежития медсестер, услышал голос Марвуда.
— Констебль, мистер Сеймур! Подождите минутку.
Сеймур остановился и, обернувшись, ответил:
— Да, сэр.
— Послушайте, я вам там нагрубил. Извините.
— Нагрубили, сэр? Я не заметил даже.
— Ну да, не заметил! Я думал, вы мне в морду дадите. Что вас остановило? Что я врач? Или что я черный?
Вопрос был задан как бы между прочим и совсем миролюбивым тоном, но Сеймур уловил в нем подвох и быстро нашелся:
— Меня остановило то, что я полицейский.
Марвуд рассмеялся.
— Ну, вижу, вы все тут в Среднем Йоркшире одним миром мазаны. На вид разные, но за словом ни один в карман не полезет.
«Так, комплименты пошли. Скоро извиняться начнет, значит, чего-то от меня хочет. Сказать или спросить?» — раздумывал Сеймур.
— Я очень беспокоюсь о миссис Уотерсон, — говорил врач, пока они вместе шли к месту, где Сеймур поставил машину. — На нее столько всего свалилось в последнее время.
Сеймур открыл дверцу машины, не говоря ни слова. Если Марвуд хочет что-то ему сказать, все равно скажет.
Он сел в машину, захлопнул дверцу, опустил стекло и стал ждать.
И тут врач сказал:
— Похоже, вся ваша братия с ног сбилась в поисках ее мужика.
— Стараемся, сэр, но наш шеф не любит бросать все силы на расследование каких-то малозначительных обстоятельств.
Это была провокация, легкая, как дуновение ветерка, но Марвуд ее почувствовал.
— Малозначительных? Женщина, с которой вы только что разговаривали, совершенно подавлена, а вы называете это «малозначительными обстоятельствами».
— Мне жаль, что у миссис Уотерсон семейные неурядицы, сэр, но я, честно говоря, не понимаю, причем тут полиция. Мы только хотим поговорить с ее мужем, чтобы кое-что прояснить, а затем, надеюсь, отпустим его, чтобы он наладил свои семейные дела. У меня сложилось впечатление, что они все еще сильно привязаны друг к другу.
