— Мне кошмар снился, — мрачно разглядываю узоры на вороте плаща и передергиваю плечами. Сон после пробуждения все еще беспокоит меня, отдавая в сердце неясной тревогой.
— И такое вполне может быть, — привлекает меня к себе Эмерей. — Но это всего лишь кошмар и ничего больше. Первый раз, когда мой дядя взял меня на ритуал во время Бельтейна, мне тоже еще неделю снились ужасные сны о злобных варварах, сжигающих дотла деревни и убивающих мой народ. Как ты понимаешь, это всего-навсего отголоски страхов, которые смогли прорваться наружу, не сдерживаемые сознанием.
— Наверное, — безропотно соглашаюсь, стараясь отбросить неприятные ощущения и навязчивое беспокойство.
Ведь, на самом деле, когда я впервые пришла в себя в лечебнице для душевнобольных, опасалась, что врач-фанатик надумает сделать мне лоботомию. Раньше сея процедура считалась, чуть ли не панацеей от всех психиатрических болезней. Такую операцию, если не ошибаюсь, даже сестре Кеннеди сделали. Только вот последствия подобных действий были ужасающие, и бедная девушка навеки превратилась в овощ.
Встряхиваю головой, отгоняя ненужные воспоминания, и переключаю внимание на Теодора. Он уже успел подняться со своего места и теперь осторожно набирает горячую кашу в глубокую жестяную кружку, а затем, обмотав посудину плотным куском ткани, чтобы я не обожглась, вручает мне.
Только сейчас, почувствовав в непосредственной близости аппетитный аромат каши, сдобренной вяленым мясом, я ощущаю насколько голодна и торопливо принимаюсь за обед, дуя на каждую исходящую паром ложку.
Остаток пути мы преодолеваем незаметно и довольно-таки быстро, а когда на фоне ночного неба уже становятся заметными острые шпили башен Айнверниса, я не могу сдержать вздох облегчения. Наконец-то мы дома!
Замок спит. Нас никто не встречает во дворе, лишь сонные стражники опускают за нашими спинами решетку и радостно приветствуют Эмерея.
Теодор помогает мне спуститься с лошади, и Ферзю сразу уводят в направлении конюшен, как впрочем, и уставшего Ворона. Кто-то посылает за Зоуи, и, когда мы заходим в холл, та уже встречает нас одетая в наспех накинутое на сорочку платье и небрежно повязанный на голову платок, из которого выбиваются растрепанные пряди волос.
— Тео, — сквозь слезы шепчет она, обнимая мужчину. — Мы так переживали. Как все прошло?
— Хорошо. Гленн должен поправиться, — стирает он с ее морщинистой щеки крупную слезу. — Эва справилась.
— Доченька, — хрипит экономка и тоже заключает меня в объятья. — Спасибо.
У меня самой подкатывает к горлу комок, и я едва сдерживаюсь, чтоб не заплакать. Мне немного неловко от такой горячей благодарности. Неужели никто не верил, что я смогу? Да я, собственно, ничего такого не сделала, на моем месте так бы поступил каждый нормальный человек. Ведь нет ничего дороже жизни.
— Приступов больше не было? — тихо спрашивает Теодор, когда Зоуи отстраняется от меня и смущенно поправляет сбившийся на макушку платок.
— Нет, Тео, не было, — качает она головой. — Дети за вами сильно скучали. Риган отправился в город за Илин, завтра после обеда должны прибыть. А так больше никаких новостей. Ну и письмо тебе из столицы пришло.
— Из столицы, говоришь? — мрачнеет Теодор. — Ладно, потом посмотрю.
— Что-то случилось? — внимательно изучаю его лицо, не понимая причины столь быстрой смены настроения.
— Нет, ничего, — привлекает меня к себе мужчина и успокаивающе целует в макушку. — Это, скорее всего ответ на мой запрос. Тебе не о чем беспокоиться.
Смущенно опускаю взгляд и стараюсь высвободиться из его объятий. Мне немного неловко перед Зоуи показывать изменения в наших отношениях. Тем более что здесь не принято открыто перед свидетелями выражать чувства друг к другу. Но Тео еще крепче прижимает меня к себе, не позволяя выскользнуть из кольца его рук, и снова демонстративно целует.
— Зоуи, у нас есть еще одна новость для тебя, — продолжает Эмерей, разворачивая меня спиной к себе, но продолжая крепко обнимать за плечи. Я не решаюсь поднять глаза на экономку, гипнотизируя взглядом выложенный мраморной плиткой пол. — Я попросил руки леди Эванжелины, и она ответила согласием. Так что скоро у нас будет свадьба.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Так я это уже поняла, — хмыкает Зоуи. — Поздравляю вас, мои дорогие. Лучшую жену для тебя и маму для мальчишек не сыскать, Тео.
Она снова заключает нас в объятья, но уже одновременно двоих, принимаясь всхлипывать.
— Я так рада!
Я неловко обнимаю ее в ответ, переминаясь с ноги на ногу. Но в следующую секунду женщина резко отстраняется.
— Ох, боже ж ты мой! — внезапно восклицает она. — Вы же голодные с дороги. Сейчас я все приготовлю. Мод должна была уже что-то сообразить на ужин.
С этими словами всполошенная экономка кидается в сторону кухни, утирая по дороге краешком платка мокрую от слез щеку.
Ужином нас угощают знатно. Мод расстаралась вовсю, словно не для двоих готовила легкий перекус, а праздничный обед. И когда только успела? Пока мы смывали дорожную пыль и переодевались в чистое, слуги уже успели накрыть стол, хотя лично я предполагала, что будет более скромная трапеза.
Вяло ковыряюсь в своей тарелке, скромно принимая поздравления окружающих и размазывая по несчастной посудине овощное пюре. Усталость дается в знаки, и больше всего хочется лечь наконец-то в постель. А, когда, наконец, оказываюсь в своей комнате, то стоит только коснуться головой подушки, как незамедлительно проваливаюсь в сон, словно в черную дыру, и прихожу в себя уже поздним утром. И то только оттого, что мне на живот кто-то внезапно прыгает.
Рывком сажусь и вижу возле своей кровати довольного Сета и не менее счастливого Гленна, удобно устроившегося у меня на животе.
— Эва, — обнимает меня ручками ребенок и тут же лезет за поцелуями.
Сет более сдержанный, но видно, что и ему не меньше чем младшему хочется, чтоб его обняли и поцеловали.
Обхватив одной рукой малыша, я тут же привлекаю к себе старшего.
— Привет мальчики? — шепчу, по очереди целуя их в щеки.
— Привет, — смущенно краснеет от моего поцелуя Сет. — Извини, что мы тебя разбудили. Папа не велел, но Гленн очень просился, и я не смог его сдержать.
— Ой, не бери в голову, — машу рукой. — Я прекрасно выспалась.
Сет снова устраивается в кресле, Гленн ложится мне под бок.
— Эва, — отводит взгляд мальчик. — А это правда, что ты за папу замуж выходишь?
С опаской смотрю на Сета, но прочитать во взгляде его отношение к этому вопросу не могу, уж очень он старательно разглядывает цветочные узоры на обивке кресла.
— Правда, — помедлив, осторожно отвечаю.
— Ты теперь мама? — со всей своей детской непосредственностью спрашивает Гленн.
Сердце пропускает удар, я растерянно смотрю на малыша. До чего же сложно бывает отвечать на, казалось бы, простые вопросы.
— Нет, милый. Наверное, нет. Ты же знаешь, что мама на небе. Но я буду вместо нее, — закусываю губу, со страхом ожидая ответа.
— Тебя нельзя называть мамой? — озадаченно хмурит светленькие бровки малыш.
— Можно, если тебе хочется, — крепче прижимаю к себе ребенка.
— Очень хочется. Я никого мамой еще не называл, — облегченно вздыхает малыш.
Перевожу взгляд на Сета, который продолжает гипнотизировать взглядом вышитый на ткани цветочек. Он, почувствовав, что я на него смотрю, все-таки поднимает глаза. Сейчас он выглядит бледным и немного взволнованным.
— Эва, — охрипшим голосом начинает он. — А ты не будешь обижаться, если я не буду тебя мамой называть. Пока…
В его глазах столько боли и неуверенности, что у меня самой выступают слезы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Мне кажется, это будет неправильно. Вдруг маме там, на небе, будет больно… Вдруг она подумает, что я ее забыл…
— Нет, конечно, — тихо отвечаю. — Можешь просто Эвой называть.
Мальчик стискивает кулаки, видно, что сдерживает слезы изо всех сил, и мне становится так его жалко, что сердце просто не выдерживает.
Я беру его за руку и крепко сжимаю прохладные детские пальчики в своей ладони.
