Сальвидиена, как подпавшие под подозрение, были переданы Марку Антонию, что еще более сблизило Марка Антония с Октавианом.
В это же время Октавиан попытался вернуть себе Сардинию. Посланный им туда полководец Гелен за счет внезапности на короткое время овладел островом, но затем был выбит оттуда Менодором, вновь вернувшим Сардинию под власть Секста Помпея.
Война с Помпеем грозила затянуться. Его флот наводил страх на римских купцов, а побеги рабов разоряли многих крупных землевладельцев. Поставки хлеба в Италию из Африки и Египта стали практически невозможны, и цены на продукты в Риме резко поднялись. Большинство римлян не верили, что Помпея можно быстро разгромить, и требовали заключить с ним мир. Антоний также уговаривал Октавиана помириться с Помпеем, но Октавиан ни за что не хотел смириться с потерей Сардинии и Корсики. Для войны, особенно для строительства флота, нужны были дополнительные средства, и Октавиан прибег к введению новых налогов. Ранее, во время войны против Марка Брута и Гая Кассия, с рабовладельцев им был взыскан налог в 25 драхм за каждого раба, теперь он постановил взыскать с них еще половину этой суммы. Был также введен дополнительный налог на наследство.
Введение этих новых налогов вызвало в народе негодование. На стихийно собравшемся народном собрании толпа настолько возбудилась, что когда туда прибыл Октавиан с несколькими друзьями и небольшой охраной и попытался объяснить необходимость новых налогов, его чуть не закидали камнями. Раненый Октавиан был спасен подоспевшим Антонием, успевшим вызвать отряд своих солдат. На улицах Рима произошло настоящее побоище. Только опираясь на верные войска, триумвирам удалось рассеять и усмирить толпы голодных недовольных граждан.
Стало ясно, что мир необходим.
Октавиан вынужден был идти на любые ухищрения для того, чтобы сохранить власть. Это интересно отобразилось на выпуске его монет. Еще во II веке до нашей эры народные трибуны братья Гракхи пытались провести в Риме земельную реформу и сумели наделить 80 тысяч римлян землей. Братья Гракхи были убиты, но их имена стали очень популярны среди римской бедноты. И вот Октавиан Август поручил в 40–36 годах до нашей эры одному из потомков Гракхов — Тиберию Семпронию Гракху чеканку специальных денариев (серебряных монет) для денежного вознаграждения ветеранов. Известны монеты двух типов. На монетах первого типа на лицевой стороне изображена голова Юлия Цезаря в лавровом венке с буквами «SC», означающими, что монеты чеканены с ведома сената (Senatus consulto), а с обратной стороны денария изображены знамя и орел легиона, плуг и скипетр в сопровождении имени и титула магистрата — «Тиберий Семпроний Гракх, квестор» («ТI. SEMPRONIVS GRACCVS Q. DES.»)[3]. На лицевой стороне денариев второго типа изображена голова Октавиана Августа с надписью «сын божественного Юлия» («DIVIIVLI. F.»), а на оборотной стороне изображения тех же орла, знамени, плуга и скипетра, но в сопровождении несколько иной надписи — «Тиберий Семпроний Гракх, один из четырех мужей, квестор» («ТI. SEMPRON. GRACC (VS IIII VIR) Q. DESIG.»).
Денарии Тиберия Семпрония Гракха интересны прежде всего сочетанием изображенных на них знаков военной и государственной власти (знамя, орел и скипетр) с изображениями сельскохозяйственных орудий (плуг).
Такая композиция является единственной во всей римской монетной чеканке (как республиканского, так и императорского периода) и представляет собой наглядное отражение политики, проводившейся в то время Октавианом. Денарии с изображениями военных знаков, скипетра и плуга, снабженные именем Тиберия Гракха, должны были пропагандировать среди легионеров, вербовавшихся чаще всего из сельского населения, программу деятельности Октавиана, который посредством наделения ветеранов землей обеспечивал укрепление своей власти.
29. ЖЕНИТЬБА ОКТАВИАНА НА СКРИБОНИИ — НОВЫЙ БРАК ПО РАСЧЕТУ. НАЧАЛО ПЕРЕГОВОРОВ ОКТАВИАНА С СЕКСТОМ ПОМПЕЕМ. ГИБЕЛЬ СТАЦИЯ МУРКА. МИЗЕНСКОЕ СОГЛАШЕНИЕ — МИР С СЕКСТОМ ПОМПЕЕМ И НОВЫЙ ПЕРЕДЕЛ РИМСКИХ ВЛАДЕНИЙ
Поскольку власть Октавиана была еще недостаточно прочной, он постоянно лавировал. Начать переговоры о мире с Помпеем сразу напрямую он не мог, чтобы «не потерять лицо», и тут инициативу взял на себя Марк Антоний. Антоний посоветовал родственникам Либона вызвать того из Сицилии, чтобы Либон поздравил своего свояка Октавиана, и поручился за его безопасность. Когда Либон высадился на острове Энария близ Неаполя, в Рим было немедленно сообщено об этом, и хотя все было заранее оговорено, Октавиан разыграл целый спектакль — народ просил его дать Либону гарантию безопасности и принять того в качестве посла, Октавиан же сначала возражал, а потом «неохотно исполнил это пожелание». Точно так же «народ» «заставил и мать Помпея, Муцию, под угрозой сжечь ее дом, отправиться для содействия переговорам». После проведенных проскрипций в Риме уже никто не мог предпринимать политические акции без ведома Октавиана и действия «народа», конечно же, направлялись самим Октавианом и его приближенными.
Положение Помпея также было непростым. В это время у него возник конфликт со Стацием Мурком. Помпея не устраивало, что Мурк после прибытия на Сицилию вел себя и действовал слишком самостоятельно, а возможно, и начал претендовать на власть. Помпей стал отдалять Мурка от себя. В ответ Стаций Мурк, негодуя, удалился в Сиракузы и, обосновавшись там, стал открыто поносить Помпея. Видя в Мурке опасного соперника, Помпей поступил с ним так же, как несколько ранее с пропретором Вифиником, — подкупив военного трибуна и центуриона, он приказал им убить Стация Мурка. Но, поскольку авторитет Мурка был слишком велик, дело представили так, словно Стаций Мурк был убит рабами, а чтобы это выглядело правдоподобно, обвиненных рабов распяли.
Марк Антоний, Октавия Старшая и Октавиан на бронзовой монете, выпущенной для римского флота
Так Помпей устранил своего соперника, но одновременно потерял и одного из своих самых опытных полководцев, а также посеял неуверенность в безопасности среди других своих соратников.
Относительно целесообразности заключения мира мнения в лагере Помпея разделились. Менодор писал Помпею, что «следует или воевать по-настоящему, или промедлить еще, так как голод действовал за них, в результате чего и условия мира, если они решатся на мир, будут более выгодными». Таким образом, Менодор считал, что время мира еще не настало. Большинство других приближенных Помпея советовали ему заключить мир «и стали наговаривать ему на Менодора, будто он стремится к власти и противится миру не в интересах своего повелителя, но чтобы самому стать во главе войска
