Рябушкин сообразил первым:
— Пашка, ты в порядке, слышишь меня?
Павел кивнул, так как внятно ответить он, понятно, был не в состоянии.
— Она в торфяник нырнула, понял, да? — превозмогая раздирающую боль в груди, уточнил Дмитрий.
Пашка ещё раз кивнул — типа, ну и чего?
— А то, билят, — матерные слова давались Рябушкину почему-то особо тяжело, — чую я почему-то, что пацанов своих из наряда больше не увижу. — Он сплюнул и с удовлетворением заметил, что слюна не красная, значит, есть ещё шанс, что лёгкие не пробиты, может, и поживём ещё, хотя больно-то как! — Положила их тварюка эта… А долг — он платежом красен. Справа у меня поищи, — Рябушкин одними глазами указал на разгрузку.
Как сомнамбула, Павел запустил руку в накладной карман и наткнулся кончиками пальцев на что-то холодное и гладкое, одним своим присутствием означающее смерть.
— "Эргедешка", — кивнул Рябушкин. — Отличная штука. Колечко блестящее видишь? Так вот, вытащи его и в лужу ту, куда паскуда эта нырнула, брось. Пули её, конечно, не берут, — ухмыльнулся бешеным оскалом лейтенант, — но бессмертных-то один хрен не бывает. Давай, Павел, действуй, пока наши не подвалили. Неохота мне, понимаешь, чтоб сучара такая по свету белому ползала… Рви, бля, я сказал!!! — шёпотом заорал он, видя, что Пашка всё ещё находится в раздумьях.
Павел был уже не в состоянии спорить. Подобрав гранату, он на четвереньках подобрался к болотному окошку, где скрылась Тварь, выдернул смешное никелированное колечко, опустил рубчатое яйцо в воду и со всей возможной скоростью пополз обратно.
Взрыв гранаты под водой даже не показался особо сильным.
* * *
Тварь уже улеглась на дно, впадая в своё обычное состояние спячки, когда почувствовала, как сверху опускается что-то небольшое и хищное. Но для Твари не было понятий "опасное" и "не опасное", были только "Еда" и "не Еда". Падающее сверху Едой определённо не являлось, поэтому Тварь предмет проигнорировала.
Даже когда неведомая сила неумолимо вмяла её в грунт, лишив пары конечностей, Тварь среагировала спокойно — понятие "регенерация" было ей так же мало знакомо, как и все остальные, но она не сомневалась в своей животной тупости, что к моменту следующего пробуждения с ней всё будет в порядке. А если и нет, невелика беда: она и с одной ногой многого стоит. Понятие "страх" ей было так же незнакомо, как незнакомо оно, к примеру, акуле. Поэтому Тварь спокойно свернулась калачиком на дне и впала в спячку.
Вообще-то на торфяниках даже костёр жечь запрещается, не то что гранатами кидаться. И не без оснований. РГД, конечно, граната не самая мощная, но даже её мощности, её силовой и тепловой энергии хватило на то, чтобы свернуть вековые подземные пласты и воспламенить их.
Уже впавшая в спячку Тварь, физически неспособная ощущать боль, неожиданно оказалась в море тихого подземного огня, навязчиво облекшего гротескную фигуру, сожравшего всё тело монстра. Да, Твари не было больно — просто тепло и уютно, как не бывало никогда раньше. Только на мгновение вспышка то ли боли, то ли наслаждения пронзила её медленный мозг, и Тварь перестала существовать.
* * *
— Знаешь, Паша, — зло ухмыльнулся Рябушкин, — а, по ходу, натворили мы с тобой делов…
Кровь ртом не шла, даже привкуса её не ощущалось, и Дмитрий повеселел — может, и выберемся: переломанные рёбра — эка невидаль. Павел, правда, совсем скис — нужно было его поддержать. Другое дело, что даже спиной Рябушкин уже чувствовал идущее из-под земли тепло и о природе этого тепла догадывался. Успели бы вэвэшники их отсюда вытащить, а то ведь через час-полтора тут от дыма не продохнуть будет. Да нет, успеют, вон собачки уже гавкают недалеко… Собачки, чёрт!
— Пашка, — почти заорал, а на самом деле зашептал Димка, — бегом сюда!
Волохов моментально оказался рядом, видать, не так сильно ногу-то подвернул.
— Засада, — сообщил ему Рябушкин. — Наши-то как работают? Псов впереди пускают, а потом сами идут. А псы наши, верь мне, порвут тебя, как Тузик…. Так они Тузики и есть. Ты ж зековским шмотьём пропах насквозь, пока солдатики доберутся, от тебя и мокрого места не останется. Короче, ты вот на тот пенёк высокий залазь, а я АКС возьму и прикрою тебя, пока люди не подойдут. Понял, да? Так выполняй, билят!
Пашка на одних руках почти подтянулся за какой-то сучок и уселся в развилке умирающего дерева, торчавшего аккурат посреди поляны. Рябушкин же привалился к стволу спиной, переключил автомат на стрельбу очередями и приготовился ко всему, до крови кусая губу, чтоб не провалиться в беспамятство от жгущей грудь раздирающей боли.
Гости не заставили себя ждать — через несколько минут на опушке появились две жуткого вида восточноевропейские овчарки, от злости роняющие слюну с пятисантиметровых клыков. Как в тумане, Рябушкин взял ту, которая побольше, на прицел и приготовился стрелять.
— Ко мне, Джульбарс! — на полянку из кустов вывалился молоденький вэвэшник с автоматом наперевес. — Свои! Свои, я сказал!!!
"Карацупа, ёпть", — отметил про себя Рябушкин и потерял сознание.
* * *
Торфяники горели две недели. Дело обычное, чуть ли не каждый год случается. Разумеется, все окрестные деревни и пионерлагеря эвакуировали в срочном порядке, нагнали пожарных и прочих эмчеэсовцев, которые просто бродили по окрестностям, ибо всякий знает: торфяной пожар — это дело такое, пока сам не прогорит, тушить его бесполезно. Прогорел сам собой, как всегда.
Пропавший наряд ППС так и не нашли. Родственникам выписали единовременное пособие и пенсию, хотя, если честно, родственников-то тех было… Но порядок соблюли — органы о своих работниках заботятся.
Рябушкина, кстати, когда тот из госпиталя выписался, в звании повысили до капитана, а вот должность ему прежнюю оставили, так как очень хорошо он себя на ней зарекомендовал. По-геройски, можно сказать.
С Пашей Волоховым нервный срыв случился. Скрепки-то вытащили без проблем, но он потом немного не в себе был некоторое время — по всяким архивам лазил, про тёток каких-то с лошадиными головами интересовался как пионер какой, честное слово. Но недолго — быстро себя в руки взял, сейчас поднялся уже неплохо: официальный пресс-секретарь генерального директора родного завода. Солидным стал таким, усы отпустил.
Только вот водится за ним одна странность — лошадей он боится…
Рассказы домового
И земля не примет…
— Ну да, домовой, так и чего? Вы вот считаете, если я домовой, так я и могу только с клопами или тараканами какими разговоры разговаривать и с крысами всякими за жизнь обсуждать, да? Не без того, конечно. Только вот у нормального домового всегда найдётся с кем и о чём поговорить, хоть и мелкие мы по наружности. Да, иногда с крысами, иногда с тараканами, иногда ещё с гадостью какой, с людями, как ты, к примеру. Это ведь только вы, люди, считаете, что мы, домовые, в запечном углу сидим, ничего дальше котелков не видим, а мы всё замечаем, только не говорим никому никогда. И молчим мы до поры до времени, потому как не всё вам, людям, знать положено.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
