не была вырыта, пока тело не пролежит в земле тридцать шесть лет. Но когда придёт это время, целителям здесь уже будет нечего делать.
Он покачал головой и грустно что-то пробормотал самому себе, но вскоре вновь воспрял духом.
— Но теперь я вижу, — заговорил он опять, — что Господь лишь подготавливал нас ко свершению великого чуда, и отныне мне, и брату Вилибальду будет легче. Правда, я нигде в Священном Писании не встречал упоминаний о том, что святой Иаков мог исцелять от зубной боли, но колокол, привезённый прямо с его могилы, должен обладать такой чудодейственной силой, что перед ним не устоит никакое зло, в том числе и зубная боль. Посему, предводитель, я не сомневаюсь, что вы посланы Богом для меня, брата Вилибальда и всех христиан в этой стране.
— Премудрый господин, — промолвил Орм, — как вы можете исцелить зубную боль колоколом? Мои люди и я побывали в дальних краях и повидали много удивительного, но такие чудеса нам не попадались.
— Насколько нам, сведущим целителям, известно, — ответил брат Маттиас, — есть два средства от зубной боли, и оба эти средства хороши. Что касается меня, и, думаю, брат Вилибальд согласится со мной, то я придерживаюсь мнения, что древнее предписание святого Григория наиболее действенно. Вскоре у вас будет возможность убедиться в этом.
К этому времени они дошли до земляного вала, обнесённого частоколом, и старый привратник открыл для них большие ворота, в то время как стража трубила в рог, оповещая, что прибыли гости. Врат Маттиас шёл впереди и ликующе распевал псалом: «Vexilla regis prodeunt».[11] За ним следовали Орм и Токи, сопровождаемые рабами, которые вместе с несколькими людьми с пристани тащили колокол.
За частоколом находилось множество домов, принадлежавших домочадцам короля. Ибо король Харальд жил гораздо более пышно, чем его отец, выставляя напоказ свои богатства. Он расширил и без того огромный пиршественный зал короля Горма, придав ему ещё больше роскоши и великолепия, и построил длинные дома для своих слуг и гостей. Окончание постройки кухни и пивоварни прославляли скальды, и знающие люди говорили, что они превышают величиной кухню и пивоварню короля в Уппсале. Брат Маттиас повёл их прямо к дому, где почивал король, ибо, состарившись, король Харальд проводил большую часть времени с женщинами или наслаждаясь своими сокровищами.
Это был высокий и длинный дом, но сейчас он был просторнее, чем в прежние дни, ибо епископ Поппо убеждал короля Харальда вести праведную жизнь христианина, и король отказался от услуг большинства своих женщин, оставив при себе лишь нескольких, самых молодых. Прежние его женщины, которые принесли ему детей, жили теперь за стеной замка. Но именно в то утро здесь царила суматоха, и множество людей, мужчины и женщины, в замешательстве бегали по дому. Некоторые из них остановились взглянуть на приближающуюся толпу, недоумевая, что это за люди, но брат Маттиас, прервав псалом, прошёл в королевский дом, а вслед за ним вошли Орм и Токи.
— Брат Вилибальд, брат Вилибальд! — закричал он. — Король, возрадуйся и восхвали Господа за чудо, которое Он сотворил ради тебя! Твоя боль вскоре исчезнет! Я подобен Саулу, сыну Киса, ибо я вышел за пиявками, но вместо них обрёл святыню.
Пока люди Орма с трудом втаскивали колокол в королевские покои, брат Маттиас принялся пересказывать всё, что случилось.
Орм и его люди учтиво приветствовали короля Харальда, глядя на него с любопытством, ибо сколько они себя помнили, его имя было у всех на устах, и им было странно видеть его, после стольких лет, старым и немощным.
Его ложе было у короткой стены, так что он находился лицом к двери. Ложе было очень высоким, на нём были навалены подушки и шкуры, и оно было такой ширины, что на нём могло поместиться три или четыре человека, не касаясь друг друга. Король Харальд сидел на краю его, обложенный подушками, закутавшись в мантию, отороченную мехом выдры, и на голове у него была жёлтая вязаная шапочка. На полу у его ног примостились две молодые женщины, а между ними стоял котёл с горячим углём. Каждая держала его ногу у себя на коленях и растирала от холода.
Самые невежественные люди, увидев его, сразу бы догадались, что перед ними великий правитель, несмотря на его нынешнее положение. В его круглых глазах было ожидание грядущих мучений, когда он обвёл взглядом людей, находящихся в его покоях, но наконец его взор остановился на колоколе. Он почти не обращал внимания на всё происходящее вокруг него, а только часто и прерывисто дышал, ибо боль на время оставила его, и он ожидал, что она вернётся и опять примется изводить его. Он был могучего телосложения, очень грузен, с широкой грудью и большим животом. У него было крупное, красное лицо с лоснящейся, гладкой кожей. Волосы у него были белыми, но густая борода, лежащая заплетёнными косами у него на груди, была жёлто-серой, а от нижней губы шла узкая прядь, которая совершенно пожелтела, и в ней уже не было седых волос. Рот у него был влажен от снадобий, которые он пил, дабы утихомирить боль, и оба его глазных зуба, знаменитые как своей длиной, так и своим цветом, блестели больше обычного, подобно клыкам старого кабана. Глаза у него были выпученные и налитые кровью, но в них, в широкой лобной кости и больших седых бровях таилось грозное величие.
Епископ Поппо не присутствовал при всём этом, поскольку он бодрствовал при короле всю ночь, молясь за него. Кроме того, ему пришлось выслушивать ужасные угрозы и богохульства, которые выкрикивал король, когда боль становилась особенно нестерпимой, и к утру он совсем выбился из сил и удалился немного отдохнуть. Но брат Вилибальд, который вместе с братом Маттиасом всю ночь приготавливал и опробовал различные снадобья, оставался на ногах и был ещё бодр. Это был маленький, сморщенный человек с большим носом, поджатыми губами и красным рубцом на лбу. Он усердно кивал, пока слушал рассказ брата Маттиаса обо всём, что случилось, и схватился руками за голову, когда увидел в дверях колокол.
— Это воистину чудо, — вскричал он пронзительным и ликующим голосом. — Подобно тому, как вороны принесли пищу пророку Илие, когда он был один
