Его рыжие волосы, как обычно, торчат дыбом, а за ухом у него серебряная чайная ложечка.
Эта отсылка не ускользнула от меня. Ну знаете, родиться с серебряной ложкой во рту — значит быть богатым? Ха.
— Разве я не воплощение юного Адониса? — говорит он, и рубашка обвивается вокруг его голых ног. На нём ботинки, но я не уверена, что ещё скрывается под этим нелепым нарядом. Надеюсь, по крайней мере, нижнее бельё, но, зная принца, возможно, там вообще ничего нет. — Я уже выложил несколько фотографий в Инстаграм, и моя мать сошла с ума. — Он улыбается так, словно это величайшая вещь на свете. — О, этот чёртов скандал. Ей определённо не понравятся упоминания о чайных пакетиках. — Он подмигивает мне, и я закатываю глаза.
— По крайней мере, ты — настоящий английский завтрак, — отвечаю я, позволяя ему взять меня за другую руку. Зак стоит прямо передо мной, внимательно наблюдая за мной. После поездки нам было немного неловко друг с другом, но только потому, что каждый раз, когда я смотрю на него, меня охватывает жар, и я представляю его рот на своей груди.
Думаю, если я всё ещё могу говорить с Кридом после инцидента в джакузи, то в конце концов у нас всё будет хорошо.
Но также есть тот факт, что костюма Зака… как бы не существует.
— Я чувствую себя чертовски нелепо, — говорит он, пока я пытаюсь решить, смеяться мне или нет… или плакать… или затащить его в свою комнату в общежитии для ещё одного сеанса поцелуев.
Предполагается, что он должен быть куском пиццы, но на самом деле на нём просто нижнее бельё, майка и кроссовки. Ломтик пиццы, сделанный из жёлтого, коричневого и красного фетра для сыра, коржа и пепперони, был приклеен к очень плотной паре новых черных трусов-боксеров. Сверху на нём майка с логотипом местной пиццерии.
Он почти голый.
— И в прошлом году я был в радужным драг-квин, так что это о многом говорит.
Я решаю, что смех — лучшее лекарство, и позволяю себе хихикать над ним, пока Миранда бедром не отталкивает своего брата с дороги, берёт меня за руку и тащит по коридору.
Мы направляемся через лес, как в прошлом году, и у меня кружится голова от волнения, когда я открываю двери «Мазерати», и Миранда, Крид и Виндзор присоединяются ко мне. Эндрю садится в свой красный «Ламборгини» вместе с Лиззи, Тристаном и Майроном. Лучший друг Тристана ждал нас здесь, прислонившись к дереву, и был одет как какой-то супергерой, которого я не узнаю. Неудивительно, учитывая, что я никогда по-настоящему не увлекалась супергеройскими штучками.
Зак и Зейд берут оранжевый «Макларен», и мы составляем небольшой караван, пока наши фары пронизывают темноту, направляясь к одному из семейных домов Виндзора в горах. Почти у всех в академии, кто достаточно богат, есть дом в пределах нескольких часов езды от этого района. Он считается одним из самых красивых и эксклюзивных районов страны, новой калифорнийской гаванью, которая пользуется большей популярностью у сверхбогатых, чем когда-либо Лос-Анджелес.
К счастью, здешние законы о зонировании препятствуют строительству слишком большого количества новых домов, поэтому я надеюсь, что он останется нетронутым ещё долгое время.
Примерно через час и пятнадцать минут мы отправляемся в долгую-предолгую поездку к массивным воротам, а затем ждём, пока Виндзор выйдет, чтобы ввести код. Здесь уже есть люди, поставщики провизии и организаторы вечеринок, которых принц нанял на свои собственные деньги. Поскольку они не входят в число обычного персонала, который присматривает за домом, он клянётся, что никто не узнает, что мы здесь веселимся, пока не станет слишком поздно.
Когда мы входим внутрь, дом украшен, как магазин для Хэллоуина, повсюду реквизит, люстры с черепами, ярко горящие канделябры. Я кричу, когда случайно наступаю на спусковой крючок, и гигантский зомби бросается на меня.
— О, Черити, — говорит Зейд, подхватывая меня на руки, и мы оба начинаем смеяться. Он несёт меня на кухню — и, чёрт возьми, что это за кухня — и усаживает меня на центральный островок. Этот островок больше, чем вся кухня в новом арендованном доме моего отца, которая, на самом деле, примерно в два раза больше кухни, которая была у нас в вагоне поезда.
— Меня нелегко напугать, обещаю, — говорю я, и тут с потолка падает гигантский паук, и я снова кричу, разражаясь смехом. Виндзор улыбается мне и протягивает руки, стряхивая несколько сухих «чайных» листьев со своего костюма.
— Ну что вы думаете, миледи? Разве я не говорил тебе, что буду обращаться с тобой как с принцессой? Всё это место, вся эта вечеринка — всё это для твоего удовольствия. — Он отвешивает размашистый поклон, а затем снова встаёт. Я ухмыляюсь как сумасшедшая, но даже когда я списываю его слова на глупую шутку, они мне всё равно нравятся.
— Ты достал тыквы? — я спрашиваю, и он бросает на меня такой дерзкий взгляд, как будто: а как вы думаете, ваше величество? Мы направляемся на задний двор, чтобы обнаружить ещё больше украшений, свисающих с деревьев, гигантскую паутину, протянувшуюся по крыше, и ряд столов с оранжевыми и чёрными скатертями. Они увешаны тыквами, красками, инструментами для вырезания и всевозможными книгами с рисунками.
Поскольку в этом году мы пропустили школьную вечеринку (мы третьекурсники, так что, типа, слишком круто для вечеринки в спортзале), у нас есть время потусоваться и вырезать фонарики вместе, прежде чем появятся другие ученики.
Виндзор садится рядом со мной, поворачивает свою тыкву по кругу, вздыхает, а затем смотрит в мою сторону.
— Любимая, я не имею ни малейшего понятия, что ты хочешь, чтобы я сделал с этой штукой. — Я ухмыляюсь и протягиваю руку через его колени, чтобы взять книгу с выкройками, лежащую рядом с ним. Вместо того чтобы просто позволить мне схватить её, он сажает меня к себе на колени, и мы оба просто сидим так с минуту. Его рот у моего уха, и я вздрагиваю, когда он шепчет прямо в него. — Я надеюсь, тебе понравится твоя вечеринка в честь Хэллоуина.
— Мне уже нравится, — шепчу я в ответ, а затем помогаю ему выбрать узор из книги, прикалываю его сбоку тыквы и обвожу линии маленькой вертушкой. Когда приходит время срезать верхушку и вычищать внутренности тыквы, он просто обнимает меня за талию и позволяет мне делать всю работу.
Мне даже всё равно.
Я люблю это.
Я думаю, другие парни завидуют. По крайней мере, я точно знаю, что Зейд ревнует. Он приносит мне сидр, а потом печенье, а потом садится очень близко к нам с левой стороны. Впрочем, я не возражаю. Против чего я возражаю, хотя и стараюсь этого не делать, так это против того, чтобы Лиззи и Тристан бок о бок резали тыквы.
Это пугает меня.
Даже если этого не должно было бы быть.
Вместо этого я сосредотачиваюсь на Виндзоре и на том, что получается потрясающе дерьмовым фонарём. Это не имеет значения. Как только внутри него окажется свеча и все загорится, он будет выглядеть великолепно… издалека.
Мы украшаем подъездную дорожку нашими творениями, а затем открываем ворота для толпы.
Всё просто прекрасно, пока не появляются бывшие Голубокровные.
Я выдыхаю, наблюдая, как Харпер, Бекки и Илеана входят в открытые парадные двери, одетые как… ну, я не совсем уверена, во что они одеты. По-моему, они все выглядят как доминантки. Потом я понимаю, что у них у всех значки и в руках дубинки, так что, я полагаю, они сексуальные копы?
Как… оригинально.
Харпер сразу замечает меня и улыбается. Её новые пышные локоны светло-рыжих волос развеваются у неё за спиной. Клянусь Богом, если это будет последнее, что я сделаю, то и эти волосы пропадут. Держу пари, они были дорогими.
— Ты испортила мою вечеринку, так что я решила, что и на твоей тоже сорвусь, — говорит она, подходя прямо ко мне. Я не отступаю, моя татуировка пульсирует (ладно, я знаю, что мне это мерещится, но, клянусь, я это чувствую), а список прожигает дыру в моей сумочке. Если я закрою глаза, я смогу его увидеть.
Месть Голубокровным из Бёрберри
