Грязное, разорванное платье — именно в таком виде должно казнить развратных женщин — нисколько не умаляло ее вызывающую красоту. Наоборот, оно обнажало белоснежную грудь и изящно вылепленные плечи. Несмотря на то что ее казнили за самое тяжелое, по конфуцианскому кодексу, преступление, мадам Пион достойно предстала перед публикой, нисколько не стыдясь, с гордым видом. Она бросила взгляд на собравшихся, потом провела влажным языком по губам. Она даже осмелилась улыбнуться хищной улыбкой, обнажив острые зубы. Мужчины в толпе почувствовали влечение к этому кроваво-красному рту, блестящему и горячему, как плотоядный цветок, обещавшему и удовольствие, и страдание.
На трибуне принц Буи чуть наклонился вправо в своем кресле:
— Как жаль, что такая красавица должна подвергнуться столь суровому наказанию! Ее великолепие компенсирует плохую репутацию. Посмотрите на ширину этих бедер и пышность груди! Но кожа! Кожа просто несравненна!
На подмостках стражник заставил мадам Пион встать на колени. Обратившись лицом к толпе, она поблагодарила зрителей полным тоски взглядом, пробудившим в них самые темные фантазии. В полной тишине барабан бил в такт движениям второго стража. Подняв руки, он показал две палочки с приплюснутыми концами, в то время как его помощник раздувал непослушное пламя жаровни.
Мандарин Кьен, оценив форму палочек, обратился к принцу Буи:
— Принц, мы пришли к соглашению, что ей выколют глаза, — сказал он с удивлением. — Но этими палочками сделать это невозможно.
Мандарин Тан встревожено посмотрел на друга, лицо которого смертельно побледнело.
— А это мой маленький сюрприз! — весело воскликнул принц. — Помните, я желал, чтобы мадам Пион заклеймили каленым железом за ее преступление…
— Как! — воскликнул мандарин Кьен невольно. — Вы все-таки решили не выкалывать ей глаза?
Принц сделал примирительный жест.
— Успокойтесь, я решил сочетать обе наши идеи — ей заклеймят веки. Таким образом, мадам Пион будет носить всю жизнь постыдное клеймо, и ее глаза не смогут видеть. Все это, как вы прекрасно выразились, должно послужить назиданием заблудшим.
Мандарин Тан увидел, что ответ успокоил министра. Правитель вопросительно посмотрел на ученого Диня, тот пожал плечами с видом, выражавшим полное недоумение.
— Именем Императора, — читал главный глашатай, — рукой правосудия эта развращенная женщина будет подвергнута наказанию, соответствующему ее преступлению: клеймению век, чтобы она больше не могла разрушать узы брака своим развратным взглядом!
В толпе раздался крик. В ужасе от приговора, влюбленный зять потерял сознание. Услыхав приговор, мадам Пион презрительно улыбнулась. Откинув голову и вытянув свою лебединую шею, она в последний раз устремила взор к небу. В это же мгновение стражник положил железные палочки на раскаленную жаровню, их приплюснутые концы стали ярко-красными, потом побелели. Публика замерла, раздалась барабанная дробь, и стражники синхронным движением вынули палочки из огня.
Мадам Пион, стоя на коленях перед толпой, широко распахнула глаза и послала непристойный и чувственный воздушный поцелуй, взволновавший всех, кто это видел. В официальной ложе мандарин Тан почувствовал, как сердце его дрогнуло.
— Развратная женщина! — прорычал стражник, подняв руку. — Закрой глаза, прежде чем мы выжжем их вот этими орудиями праведного суда!
Тут произошло необычное явление. В первый раз за много недель, солнце, подобное горящей головне, выглянуло из мрачных туч и бросило золотой луч на потрясенную толпу.
Но мадам Пион этого уже не увидела.
Размышляя над сегодняшними событиями, мандарин Кьен нахмурил брови. Его рот горестно скривился. Какая муха укусила принца Буи, почему он неожиданно изменил наказание? Постарев, он стал проявлять склонность ко всякого рода странностям и капризам, что огорчало его окружение. За ним, конечно, давно заметили навязчивое пристрастие к коже, но не думали, что он продемонстрирует это публично. Будучи Исполнителем Правосудия, он имеет право изменять меру наказания, но не следовало злоупотреблять этим правом. Сегодня ему удалось соблюсти приличия, поскольку наказание имело особый смысл. Но завтра? Мандарин Кьен с тревогой думал о легитимности власти. Сочетать справедливость и власть нелегко. Крайности, которые демонстрировали принц или Император, вносили дисгармонию в жизнь Вселенной, и он, Кьен, позаботится о том, чтобы отныне странные наклонности принца Буи не мешали делу управления государством.
Он вздохнул. Глаза мадам Пион — это символ для народа. Народ так любит символы.
* * *
Стоя перед открытым в ночь окном и обратив лицо к луне, Лим глубоко вдыхала воздух. Гробовое молчание женской половины дворца леденило ей мозг. Ее воспитанное годами охоты изощренное обоняние ощущало запах крови, железа и вызывало желание убивать, она жаждала этого уже столько лет.
Что произошло? Почему она опять чувствует страстное желание охотиться, — ведь когда-то, в родных горах, она считалась лучшей охотницей. Может быть, серебряный блеск луны, вышедшей из-за туч, напомнил ей о тех ночных охотничьих вылазках, которые часто предпринимало их племя, подстерегая жертву в джунглях? Когда дожди прекращались, ее охватывало острое желание бежать босиком по грязным тропкам в лес, выслеживая зверя по его запаху. Несколько раз, заманив тигра в ловушку из бамбуковых кольев, ловко скрытую под листвой, они перерезали ему горло и пили кровь, приникая по очереди к еще теплой шее. Теплая жидкость, разлившаяся по телу, дарила им силу и быстроту, превращала в непобедимых охотников. Она взобралась на подоконник, присела на пятках и вытянулась всем телом в сторону императорской тюрьмы. Ей казалось, что запах крови исходит из этого строения, скрытого сейчас тьмой. Она изнемогала от жажды, ее высохший рот мечтал о скользкой и соленой, бархатисто-красной жидкости.
* * *
Несмотря на поздний час, принц Буи еще не ложился. Он не заметил, как пролетело время, рисуя весь вечер изысканные узоры на листе бумаги, сейчас целиком покрытом ими. Его красивый профиль, тронутый старостью, казался помолодевшим, а глаза, горящие внутренним огнем, блестели. Кисть, которую он держал в руке, чертила безупречные извивы, порождая сложные переплетения, изящно переходящие в новые орнаменты. Он поздравил себя с наплывом вдохновения, внезапно вспыхнувшего в душе, и задумался — не было ли это как-то связано с казнью мадам Пион. Ведь в тот миг, когда палач заклеймил ее нежную кожу раскаленным железом, он почувствовал страшное физическое возбуждение. След огня в виде острых розовых зубцов навсегда останется на закрытых веках этой развратной женщины. Вид этой, можно сказать, гравюры на человеческой плоти каким-то чудом подстегнул его воображение, дремавшее так долго. Он заранее предвкушал, какое наслаждение подарит ему казнь семьи Дэй. Может быть, это освежит его уснувшие силы? Разве не будут их мертвые тела украшены теми великолепными рисунками, которые рождались в его голове и которые он попытается перенести на кожу? Принц Буи отложил кисточку с шелковой нитью и любовно потрогал свой драгоценный серебряный ноготь.
* * *
Положив голову на стол, мандарин Тан пытался вспомнить один момент своей жизни. На горевшей жаровне подогревалась рисовая водка. Ее пары заполнили уже всю комнату. Рядом с его головой горела темно-красная свечка, с трудом рассеивая тьму в углах. Быстрым движением мандарин распустил уложенные в официальную прическу волосы, и они рассыпались вокруг головы, лежавшей на лакированной столешнице. Его взор был прикован к овальному зеркалу, в котором плясали рассеянные золотые отблески свечи. То, что он старался вспомнить, произошло давно, но, подстегивая память внутренним усилием и капризным неровным светом, он хотел приподнять груз лет, как поднимают уровень воды в реке. Он жадно вдыхал пары, плававшие в воздухе, и стремился к опьянению, но при этом он хотел остаться на грани сознания. Он хотел достигнуть ирреального ощущения плавания между двух рек, когда глоток спиртного жжет небо, а опьяневший мозг начинает говорить сам по себе. Он был моложе и скромнее тогда, чем сейчас, и был полностью поглощен подготовкой к трехгодичным экзаменам. Но перед испытаниями была еще охотничья экспедиция… Его расширенные в полутьме зрачки пытались проникнуть через стены, промокшие от дождя, пытались проникнуть сквозь зеркальную воду, а его уши слышали крики прислужников, доносившиеся из находящейся рядом кухни. Неподвижный, он чувствовал приближение прошлого. Наконец в его душе воцарилось молчание, он балансировал на грани сна и бодрствования. Потом гул голосов усилился, вздымаясь, как волна, а желтый свет постепенно стал красным…
Ночь была красной, цвета факельного пламени, бросавшего вызов небу. Все плавало в этом невероятном свете, лизавшем предметы и людей. Он был простерт на столе, глаза полуприкрыты, разум стеснен. Мутными, пьяными глазами он смотрел на стену, и она вдруг показалась ему обрызганного какой-то скользкой жидкостью, медленно, как тяжелый мед, стекающей вниз. Сквозь зеркало, умножавшее все вокруг, он увидел руки с алыми ногтями и расставленными пальцами. Перейдя в другое измерение, он увидел свой искаженный образ под карминной звездой — жалкую безвольную марионетку с разметанными волосами, обнявшую свою голову ладонями. Во рту все слиплось, язык горел от резкого вкуса слишком сильной водки. Сколько раз, чтобы не отстать от друзей, он поднимал в этот вечер свой стакан?
