– Чё-то я не догнал, понял…
– И не смог бы, – пожал плечами Коля. – У него нет выхода. Специально рисовал такой, без решения.
– Ну ты баклан, – беззлобно заявил Саша с облегчением. – На хрена тратил свое время на дерьмо это… Мое тоже.
– Зря ты так. Если в лабиринте нет выхода, это еще не значит, что он дерьмо, – улыбнулся Коля. – А насчет времени… Все равно сидим…
– А это чё? – Саша повертел в руках книгу, посмотрел заглавие. – Антология философии… Чё за байда?
– Возьми, почитай.
– Да не, не для меня. – Саша отложил книгу на стол. Коля взял карандаш и лист с лабиринтом и встал:
– Ладно, бывай.
Он ушел, забыв книгу там же, на столе рядом с оставшимся сидеть Сашей.
Поздний вечер Вера коротала одна в медсанчасти. В руках у нее была гитара, и она робко перебирала струны. На электроплитке закипал чайник со свистком. Девушка тихо заплакала, потом остервенело стала вытирать слезы, хлопать себя по щекам, чтобы прийти в чувство, и разревелась еще больше. Потом успокоилась внезапно, на всхлипе. Отставила гитару, осторожно подошла к окну и долго смотрела на спортплощадку и пустующий турник.
В хате № 15 снова шла большая игра. За приоткрытой дверью маячил стоящий на стреме Картон. Саша, в новых, зеркально блестящих туфлях и только что купленных штанах, сидел, закинув ногу на ногу, и банковал. Руки его словно летали над картами, и карты вытаскивались как заговоренные – те самые, что и были нужны.
Соловей швырнул свои карты на стол с едва скрываемым раздражением и пододвинул проигранные деньги победителю:
– Вот шельма…
Саша коротко и грозно зыркнул на него:
– Базар фильтруем, бережем зубы…
– Да не, Санек, не со зла, – пошел на попятную Соловей. Кузя понимающе ухмыльнулся.
– Ну, кто еще? – предложил Саша, ласково и быстро тасуя послушную колоду. Желающих не было. Саша пожал плечами, протянул колоду Кузе и, чиркнув своей зажигалкой, закурил, откинувшись.
– Рок-то у нас, пацаны, прибарахлился, – прищурился Кузя, что-то перекатывая во рту, как будто жевал жвачку. – Дашь педали поносить?
– А ты выиграй… – усмехнулся Саша. Кузя обиженно втянул воздух, и глаза у него заискрились азартом:
– А давай.
Колода снова легла на стол, и игра пошла опять.
Соловей потянулся, хрустнув суставами:
– Эх, щас бы бабу…
– И на море, – кивнул Виталик.
– Да ну на хер это море… А вот девку… Ммм… такую, чтоб сиськи побольше, – размечтался Соловей.
– Арбузы любишь? – хихикнул Кузя. И Саше: – Еще подбрось одну.
– Арбузы не арбузы, а пощупать-то надо, – обиделся Соловей. – У меня вот была одна недавно. Сиськи мягкие, а жопа крепкая, хоть орехи коли…
– Колол? – спросил Виталик. Кузя визгливо засмеялся.
В комнату вошел Паша Железняк:
– Здорово…
Кузя проиграл, кинул карты Саше и повернулся к Железняку, активизировался:
– Пааш… Ну давай!
– Кузя, вот ты леший, – покачал головой Паша. – Чё прилип?
– Сам знаешь. Пробьешь?
– Я же сказал, нет, – ответил Паша устало.
– Давай, Паш, и мне тоже, – подал голос Соловей. – Чтоб все телки мои были, а?
Паша смотрел на них с недоумением, потом пожал плечами:
– Охота вам, пацаны, пуцаки свои уродовать…
– Почему уродовать, улучшать, слюшай, – с псевдогрузинским акцентом развел руками Кузя, выудил из кармана флакон фурацилина, потряс им. – У нас все готово, и фураЛИцинчик, и шары. Гля, какие красавцы!
И он оскалился, показывая зажатые между зубами два прозрачных шарика чуть больше горошины каждый. Потом снова принялся перекатывать их во рту языком. Паша раздумывал. Потом вздохнул:
– ФураЦИлинчик, грамотей… Ладно, что с вас возьмешь. Идите, мойте хозяйство. Только с мылом. И лавку притащите, умники!
Последние слова он кричал уже вдогонку Соловью и Кузе, выбежавшим из хаты наперегонки, как дети. Саша тасовал колоду, почти машинально поглаживая ее. Виталик смотрел на Пашу насмешливо:
– А кастрируешь ненароком…
– Проще пробить. А то ж не отвяжутся, – поморщился Железняк.
Саша забрался на кровать и занял наблюдательную позицию. Паша готовился: достал из шкафа ложку из сплава с заточенной ручкой, толстую книгу в твердой обложке, большую металлическую кружку с пакетом сахара в ней.
Кузя и Соловей занесли лавку, поставили посреди комнаты. За ними ввалились еще человек восемь зэков, все заинтересованные предстоящим событием.
– Мойте. – Паша протянул Кузе флакон. – И шары тоже.
Сашу интересовало не столько происходящее, сколько реакции людей. Он разглядывал лица. У Паши лицо было неодобрительно-сосредоточенное, деловое.
Кузя и Соловей переглядывались, нервно посмеиваясь и перемигиваясь, остальные следили за всем жадно, пристально.
– Эх, девки, спасайся кто может! – хихикнул Кузя, снимая штаны и седлая скамью.
– Ложь сюда, – приказал Паша, давая ему книгу. – Да на полотенце, псих!
Паша закрыл своей спиной обзор Саше. Он только видел испуганную гримасу Кузи. Потом руку Паши с кружкой, занесенной для удара. И сам удар.
Кузя взвыл и подскочил. Его руки были в крови. Он стиснул зубы, но выть не перестал. Остальные засмеялись.
– Больно, еще бы!
– Держись, пацан!
– Все девки твои.
– Молоток, мужик!
Паша взял моток туалетной бумаги:
– Не гунди, сам просил. Терпи. Вытри вот. Теперь вставляй.
– Я не могу, – просипел Кузя.
– Через не могу. Я, что ли, буду?
Соловей, глядя на Кузю, стоял весь белый. Бахвальство как ветром сдуло. Саша отметил это про себя и повернулся лицом к потолку, заложив руки за голову. Происходящее его больше не интересовало.
На следующую ночь в хате № 15 уже все спали, когда в дверь постучали, резко, встревоженно. Саша моментально открыл глаза, но дверь уже приотворилась, и внутрь просочился какой-то парень. Он подошел к спящему Паше Железняку и толкнул его в плечо. Паша заворочался:
– Какого…
– Паш, там это, Кузя кончается, – ответил парень.
Паша нехотя сел на кровати, дотянулся до выключателя, в комнате вспыхнул свет. Виталик проснулся:
– Э, пацаны, чё за дела?
– Как кончается? Не гони. – Паша смотрел на парня, хмурясь.
– Это, плохо ему, весь горит, бред какой-то несет… Видать, это, заражение…
Саша, Виталик и Паша слезли с коек, стали напяливать штаны. Потом вслед за парнем вышли в коридор.
В хате, где жил Кузя, тоже горел свет, и все обитатели, включая Соловья, сидели на своих кроватях. Кузя метался в бреду, скидывая с себя положенное на него кем-то мокрое полотенце. Зашли Саша, Виталик и Паша, остальные повернулись к ним, но промолчали.
– Он давно так? – поинтересовался Виталик, пока Паша ощупывал Кузин лоб.
– С вечера, – ответил Соловей.
– Какого хрена сразу не сказали? Мудачье…
– Может, пройдет… – нерешительно пробормотал кто-то.
– Да? У тебя щас так пройдет, мамка не узнает! А если он ласты склеит? Всем же впаяют! – кипятился Виталик, брызгая слюной.
– В больничку бы… – пробормотал Соловей.
– Сам-то как? – спросил у него Паша.
– Да я ниче…
Саша подошел к кровати, откинул одеяло, несмотря на неразборчивое Кузино бормотание, и легко подхватил его на руки.
– Ты куда его?
– На танцы я его, – сквозь зубы процедил Саша и вынес Кузю за дверь. Виталик окинул всех презрительным взглядом, сплюнул прямо на пол, развернулся и вышел вместе с Пашей. Уже в темном коридоре, где впереди маячил Сашин силуэт, Паша сообразил:
– Дежурным надо сказать.
– Разберусь.
Саша нес Кузю по уже знакомому коридору медсанчасти, дошел до двери кабинета и положил его прямо на пол. Забарабанил в дверь.
– Кто? – испуганно донесся Верин голос.
– Открывай.
– Кто это?
– Саша.
– Уходи.
– Открой, дура, тут пацан кончается! – и для пущей значимости долбанул в дверь кулаком.
Щелкнул замок, выглянула Вера. Ее лицо переменилось, когда она увидела сначала Сашино лицо, затем лежащего на полу Кузю. Она мгновенно стала деловитой, присела на корточки:
– Что с ним?
– Заражение, что! Ты докториха, не я!
– Хватит истерить, – вдруг оборвала его Вера. – Из-за чего заражение?
Саша стушевался:
– Шары вставили, понял… Знаешь?
Вера тут же спустила Кузе трусы, оценила состояние.
– Так, его на стол, – вскочила она на ноги и, пока Саша заносил Кузю в кабинет, успела скинуть со стола все ненужное и застелить его простыней. Саша положил парня на стол и отошел, глядя, как Вера быстро достает спирт, хлоргексидин, инструменты, шприцы, вату и бинты. Потом она принялась мыть руки по локоть. Саша направился к двери.
– Стой, – остановила его Вера. – Обезболивающего нет, только спирт. Будешь держать.
Пока шла операция, Саша смотрел на Веру, ее гримасы и шепчущие что-то губы. Она была бледна и сосредоточенна, работала уверенно, быстро. Саша невольно залюбовался. Кузя пришел в себя и подвывал, несмотря на вставленную в зубы деревянную линейку.
