— Передо мной стоит проблема — я в контрах со своим братом. Я пытался победить его. Потерпел неудачу. И никак не могу решить, не должен ли я вновь отыскать его и возобновить схватку…
— Недостаток информации, — раздается ответ. — Что за контры? Что за брат? Что за человек ты сам?
Сиро сереет сирень, а розы в розницу среди живой ограды. И сад этой памяти все еще полон букетами тех экстатических роз.
— Возможно, я попал не по адресу…
— Может, да, а может, нет. Однако очевидно, что ты не знаешь правил.
— Правил? — и Гор смотрит вверх в слепое очко динамика.
Сухой и монотонный, сочится оттуда голос.
— Я не провидица, я даже не зряча. Я электромеханикобиологическая послушница богини Логики. Платой мне служит наслаждение, и за эту плату призову я свою богиню для любого мужчины. Но для этого нужны мне, однако, более полные вопросы. Банка моих данных не хватает, чтобы ответить в настоящий момент на твой вопрос. Так что люби меня дальше.
— Не знаю, с чего начать, — начинает Гор. — Мой брат управлял когда-то всем на свете...
— Стоп! Твое высказывание алогично, некванторизуемо…
— …и абсолютно истинно. Мой брат — Тот, которого зовут еще иногда Принцем Который Был Тысячью. Когда-то все Срединные Миры были его вотчиной.
— Мои записи свидетельствуют о существовании мифа, связанного с Властелином Жизни и Смерти. По этому мифу у него нет братьев.
— Вношу поправку. Обычно это не выносится за пределы узкого семейного круга. У Изиды было три сына, один от ее законного супруга и повелителя Озириса, двое других от Сета Разрушителя. От Сета породила она Тифона и Тота. От Озириса — Гора Мстителя, то есть меня.
— Ты — Гор?
— Так меня зовут.
— Ты хочешь уничтожить Тота?
— Так было предписано мне.
— Ты не можешь этого сделать.
— О…
— Пожалуйста, не уходи. Наверное, есть еще вопросы, которые ты хотел бы задать.
— Ни один не приходит на ум.
Но Гор не может сейчас уйти, ибо преисполнен пыла.
— Что ты такое? — интересуется он наконец.
— Я уже сказала тебе.
— Но как стала ты тем, что ты есть, — полуженщиной, полумашиной?
— Это как раз тот вопрос, на который я не могу ответить, — если только мне не подскажут правильный ответ. Но я все же попробую утешить и приободрить тебя, а то ты совсем отчаялся.
— Спасибо. Ты добра ко мне.
— Для мне это наслаждение.
— Мне кажется, что когда-то ты была женщиной.
— Правильно.
— Почему ты перестала ею быть?
— Как я уже сказала, я не могу ответить.
— Могу я как-нибудь помочь тебе, чтобы исполнилось какое-нибудь твое желание?
— Да.
— Как?
— Не могу сказать.
— Тебе доподлинно известно, что Гор не может уничтожить Тота?
— Это наиболее вероятно, если исходить из доступного мне объема мифов.
— Если бы ты была простой смертной, я бы постарался быть добрым к тебе.
— Что это значит?
— За твою чудовищную честность я мог бы полюбить тебя.
— О боже, боже! Ты спас меня.
— О чем это ты?
— Я была обречена прозябать так, покуда не взглянет на меня с любовью некто незаурядный.
— Я вполне мог бы так на тебя взглянуть. Как тебе кажется, это возможно?
— Нет, уж слишком я заезжена.
— Тогда ты не знаешь бога Гора.
— Но это крайне маловероятно.
— Но мне больше некого любить. И посему я люблю тебя.
— Бог Гор любит меня?
— Да.
— Тогда ты — мой Принц, и ты со всем этим кончил...
— Еще не...
— Повремени чуть-чуть, и многое изменится.
— Повременю, — сказал, вставая, Гор.
Называемый сердцем предмет
Врамин проходит по Дому Мертвых. Будь у тебя в месте том глаза, ничего бы это не дало. Так темно тут, что глазу не сыскать для себя работы. Но Врамин зряч и здесь.
Проходит он через огромную залу, и когда добирается до некой точки внутри нее, вспыхивает свет, тусклый и оранжевый, дрожит по углам.
Тогда они поднимаются из появляющихся на полу прозрачных прямоугольников, поднимаются бездыханными, с немигающими очами, возлежат в паре футов над землей, покоятся на незримых катафалках; и всех цветов их одежды, всех оттенков кожа, всех возрастов тела. И есть у одних из них крылья, у других — хвост, у третьих — рога или же длиннющие когти. Кое у кого найдется и весь этот набор; одним в тело встроены какие-то механизмы, другим — нет.
Разносятся стоны, раздается похрустывание суставов, потом возникает движение.
С шорохом и шуршанием, покряхтывая и растирая свои затекшие члены, они садятся, они встают. Потом все низко склоняются перед ним, и одно слово наполняет воздух:
— Хозяин.
Он обращает свои зеленые глаза на толпу, и откуда-то доносится до его уха отзвук смеха.
Поворачиваясь, поворачиваясь, поворачиваясь, размахивает он своей тростью.
Затем приходит неожиданное движение, и вот уже она стоит рядом с ним.
— Врамин, твои новые подданные приветствуют тебя.
— Как ты попала сюда, госпожа?
Но она опять смеется и не отвечает на его вопрос.
— Я тоже пришла воздать тебе честь: славься, Врамин, Повелитель Дома Мертвых!
— Ты добра, госпожа.
— Я более чем добра. Конец уже не далек, и то, чего я желаю, почти у меня в руках.
— Это ты подняла мертвых?
— Конечно.
— Не знаешь ли ты, где сейчас Анубис?
— Нет, но могу тебе помочь его найти.
— Давай тогда уложим мертвецов отдыхать и дальше, чтобы мог я попросить твоей помощи. А также и спросить тебя о предмете твоего желания.
— А я могла тебе ответить.
И вдруг ложатся мертвые и опускаются обратно в могилы. Свет гаснет.
— Ты знаешь, почему сбежал Анубис? — интересуется он.
— Нет, я здесь совсем недавно.
— Он отбыл, преследуемый твоим сыном Тифоном.
И Красная Ведьма улыбается под своей вуалью.
— Безмерно радует меня, что жив Тифон, — говорит она. — А где он сейчас?
— Сейчас домогается он жизни Озириса. Быть может, он отделался уже и от пса, и от птицы.
И смеется она, и ее наперсник прыгает у нее по плечу, обеими руками держась за живот.
— Как это было бы приятно — сейчас! Надо посмотреть, как все это складывается!
— Отлично.
И Врамин чертит в темном воздухе зеленую раму для картины.
Изида прижимается к нему и обеими руками сжимает его руку.
Вдруг в раме возникает картина — и движение.
Изображение тени черной лошади движется по стене.
— Это нам ни о чем не говорит, — замечает Врамин.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
