Все в Багдаде вызывает его восхищение. Вторя известному географу XII века Ибн Джубейру, Ибн Баттута повествует о Багдаде в самых восторженных тонах.
Но Багдад первой половины XIV века уже не тот, каким он был несколько десятков лет назад, когда у его стен загарцевали на диких степных конях всадники в мохнатых шапках, выбирая места для доставленных из Китая камнеметных машин.
В 1251 году, собравшись на курултай в верховьях реки Онон, монгольские нойоны единодушно высказались за продолжение политики завоеваний, начатой еще Чингисханом. Было решено одновременно воевать на два фронта: в Китай с сильным экспедиционным корпусом послали царевича Хубилая; на Ближний Восток направили хорошо подготовленное войско во главе с другим внуком Чингисхана — царевичем Хулагу.
К походу на Ближний Восток монголы готовились тщательно и неторопливо, стараясь предусмотреть все, что должно было обеспечить успех предприятия. Определив с помощью десятков проведчиков основные маршруты следования армий, монгольские темники приказали заранее изгнать из этих районов кочевников, чтобы обеспечить войскам необходимые пастбища. Из Китая выписали тысячи лучших мастеров для наведения понтонных мостов и строительства осадных машин. Склады пополнялись провиантом, реквизированным у местных жителей.
1 января 1256 года армия Хулагу переправилась через Амударью и встала огромным лагерем на ее левом берегу. Там монгольский царевич принял присягу от пришедших к нему на поклон правителей Персии и кавказских стран и, не теряя времени, двинулся на запад.
В течение 1256 года монголы завоевали главные крепости государства исмаилитов, с каждым днем все туже затягивая петлю на шее багдадского халифа. Было ясно, что положение безнадежно, но халиф Мустансир решил попытать счастья. 16 января 1258 года он вывел свою армию для открытого противоборства с монголами. В битве, продолжавшейся два дня, аббасидское воинство было наголову разбито. Утром 18 января Багдад был разбужен зловещим скрипом устанавливаемых под его стенами китайских баллист.
Багдадцы знали, что по обычаю монголов жители осажденного города могли рассчитывать на пощаду, лишь если сами отворяли ворота до того, как осадные машины начинали обстрел. Этим, очевидно, объясняется то, что монголы взяли Багдад, не встретив сколько-нибудь серьезного сопротивления.
Средневековые источники расходятся в оценке ущерба, нанесенного монголами Городу Мира. Некоторые летописцы рисуют картины чудовищных разрушений, и едва ли не самый авторитетный из них — Хамдуллах Казвини — определяет число жертв… в 800 тысяч человек! По свидетельствам других хронистов, ущерб был куда более скромным, хотя известно, что политика массового террора, проводившаяся монголами на завоеванных территориях, казалась современникам страшней моровой язвы.
Так или иначе, но 1258 год оказался роковым в истории Багдада. Спасаясь от завоевателей, город покинули его лучшие поэты, мыслители, богословы, архитекторы, врачи. Колонны беженцев потянулись в Каир, который отныне стал религиозным и культурным центром мусульманского мира.
В результате монгольского завоевания в Иране сложилось могущественное государство хулагуидов, получившее в 1261 году официальное признание великого каана. Правители хулагуидского государства, включавшего, помимо Ирана, территорию нынешней Туркмении, Арабского Ирака, Азербайджана, Армении и навязавшего вассальную зависимость Грузинскому царству, получили от монгольского каана титул повелителей народов — ильханов. Новый улус, который сами монголы именовали Синей Ордой, просуществовал до второй половины XIV века, когда он распался на ряд феодальных княжеств.
Поначалу монгольские феодалы остро чувствовали свою особность и не смешивались с иранцами. Они строго соблюдали морально-этический кодекс предков — Чингисову Ясу, на манер кочевников жили в юртах и, нимало не заботясь об экономике завоеванных ими земель, нещадно грабили местное население. Когда умер завоеватель Ирана Хулагу, в могилу вместе с ним положили красивых молодых девушек. Необразованные и грубые нойоны предавались обжорству и пьянству. Летописи указывают, что несколько «правителей народов» умерли от алкоголизма.
Однако уже сыновья пришельцев стали брать в жены богатых персиянок и перенимали не только язык, но и обычаи иранцев и даже мусульманское вероисповедание. Приобретая вкус к роскоши и утонченности оседлого быта, они все чаще выражали недовольство грабительской политикой своих соплеменников, приводившей страну к разорению.
К концу XIII века в монгольской военно-феодальной верхушке отчетливо сложились две противоборствующие партии.
К первой относились сторонники старины, которые оседлому быту предпочитали кочевой и, не признавая иного источника дохода, кроме грабежа, по словам известного летописца Рашид ад-дина, ценили иранского крестьянина меньше, чем грязь под ногами. Поначалу они поддерживали единую ханскую власть, но, получив земли для кочевок, обособились в своих хозяйствах и стали яростными противниками централизованного правления.
Другие, главным образом представители придворного сословия и новоиспеченной бюрократии, а также часть купечества и мусульманского духовенства, ратовали за сильную ханскую власть и, все больше сближаясь с местной феодальной аристократией, способствовали развитию городской жизни, заботились о торговле и ремеслах и выступали против хищнического разорения крестьянства.
В начале XIV века сторонники второй партии получили перевес. Седьмой по счету правитель хупагуидского государства Газан-хан тесно сблизился с местной феодальной верхушкой и духовенством, официально объявил ислам государственной религией и провел ряд реформ, упорядочивших систему взимания налогов. Это привело к некоторому оживлению экономической жизни, но в начале правления его племянника ильхана Абу Сайда партия кочевых феодалов вновь возобладала. Пользуясь малолетством ильхана, могущественный временщик Абу Сайда эмир Чобан фактически узурпировал власть и восстановил в стране старые порядки.
Однако править ему пришлось всего лишь девять лет. Летом 1327 года набравший силу молодой ильхан Абу Сайд убил сына Чобана эмира Димашка Хваджу и вслед за этим решительно подавил мятеж ненавистного временщика. Это позволило на некоторое время отсрочить назревавший распад хулагуидского государства.
Очевидцем этих драматических событий стал Ибн Бат-тута, который прибыл в Египет за два месяца до убийства Димашка Хваджи.
«Когда к власти пришел малолетний Абу Сайд, — пишет Ибн Баттута, — его делами полностью распоряжался эмир эмиров Чобан, причем Абу Сайд лишь номинально носил титул малика. Дело дошло до такой степени, что, когда однажды Абу Сайду потребовалась некоторая сумма денег, он никак не мог ее добыть и послал гонца к одному купцу, который дал ему взаймы».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
