– Я нахожусь во власти жрецов… – повторил Мотекухсома.
– Император, после «Ночи Печали» и последующих жертвоприношений война, которой мы противились многие годы, была развязана, – печально сказал отец Сергий. – Испанцы зверствуют вовсю. За одного убитого испанца они поклялись убивать сотню индейцев. Не щадят ни детей, ни женщин. Ужасно то, что христиане убивают христиан. По всему Юкатану горят костры инквизиции. Индейцев сжигают тысячами, как дикарей, отказавшихся принять христианскую веру.
– С другой стороны также бесчинствуют твои жрецы, император – тихо добавил Горреро. Он сильно похудел. Морщины изрезали его загоревшее лицо. Князь с жалостью посмотрел на него.
– У меня в городе на празднике в честь Тласольтеотль принесли в жертву уже не одну девушку, а сотню. Так что жрецы опять щеголяют в куртках из их кожи. У них теперь есть одеяния на выбор, – с горечью закончил Горреро.
– Наше население гибнет от черной оспы, император, – добавил сын князя Борис.
– Опять расцвела работорговля. Рабов покупают для храмов для общих жертвоприношений. А пленных бессчетно кладут на алтарный камень, – сказал князь. – Что делать будешь, Мотекухсома?
– Я во власти жрецов, – опять повторил Мотекухсома, с ненавистью глядя на князя Георгия. – Каста жрецов жила, живет и будет жить на этой земле. Что вы знаете о наших богах, османы? Вы всего-то живете на нашей земле триста лет. А жрецы жили здесь тысячи лет! Они знают, что угодно нашим богам!
– Сейчас не о том речь, Мотекухсома, – холодно перебил его князь. – Я говорю тебе, что конкистадоры бесчинствуют – они убивают твоих детей, без числа! Разве я приказывал сжигать, вешать тысячи людей за отказ принять православие? Я дал тебе выбор! А испанцы убивают не за веру – за золото!
– Пусть, пусть убивают! – вскочил Мотекухсома. – Это расплата за отступничество от веры. Пусть мои люди видят, что боги гневаются.
– Ты думаешь, святые отцы Ватикана дадут тебе право распоряжаться в своей стране? – не выдержал князь. – Ты глупец! Как только испанцы почувствуют нашу слабость, тебя отстранят от власти. Ты избавишься от нас и попадешь в худшую зависимость от Испании.
– Пусть, – как в бреду твердил Мотекухсома. – Пусть! Вы слишком долго правили здесь. Убирайтесь из Анауака, с моей земли, пусть другие боги восторжествуют!
– Другие боги, говоришь? – закричал князь вне себя. – Какие же боги, хочу я знать?! Те, которые вешают маленьких детей на глазах их матерей? Или те, кто вспарывают животы беременным женщинам? А может, это боги, которые сжигают на медленном огне христиан-индейцев и обливают их кипящим маслом?
Мотекухсома сидел, съежившись на своем огромном троне. Сверкали только злым блеском темные глаза на бледном лице.
– У меня мудрые советники, я обойдусь без твоей помощи, князь, – наконец сказал он.
– Жрецам была дана мудрость богов, князь, они построили пирамиды, создали календарь звезд, научились вылечивать таинственные болезни, – высокомерно и тихо проговорил высокий жрец, который хранил молчание во время разговора. – И ты, князь, думаешь победить их? Мудрость останется, даже если ты убьешь всех жрецов.
Князь с отвращением посмотрел на «святого мужа» и главного советника императора. Жрец Мету. Недавно он объявил всем, что познал «святость» богов и теперь мог безнаказанно предаваться любым порокам. Он пользовался бешеной популярностью среди молодежи. Еще бы: учение святого мужа, главного жреца бога Кецалькоатля, советника пресветлого императора ацтеков Мотекухсомы, грозного паба Мету было простым и доступным: предавайтесь, дети, от души, грязнейшим порокам, и боги будут к вам милостивы!
Князя трясло от негодования и бессилия.
– Мне некого будет убивать, жрец. Твой народ истребят и без моей помощи. Испанцы одержимы жаждой золота. Они не уйдут с этой земли, пока не насытятся золотом, а этого не произойдет никогда. Как только испанцы получат часть ваших сокровищ, они захотят завладеть всей страной, чтобы ни с кем не делиться. Города Тескоко и Истапалапан сожжены. Тласкаль – разрушен. Священные города Чичен-Итца, Паленке, Тула – разграблены и покинуты жителями. Ты знаешь об этом? Ответь мне, Мотекухсома, разве я когда-нибудь был жесток к твоему народу? – обратился князь к императору. – Я никогда не делал разницы между твоим и своим народом, тебе ли не знать этого? Мы мирно соседствовали на протяжении трех веков, зачем ты хочешь разрушить все, чего мы достигли тяжелым трудом?
– Император больше не будет зависим от Московского князя, – надменно заявил жрец, складывая руки на груди. Драгоценные камни на пальцах искрились водопадом огоньков. – Ваша власть кончилась, османы. В течение трехсот лет вы хотели затушить светильник мудрости и света. Не получилось. Так неужели невежественные испанцы смогут сломить и разрушить то, что не смогли уничтожить за три столетия вы?
Мотекухсома молчал. Он смотрел в окно, откуда доносился рев толпы, и не говорил ни слова.
– А что касается разрушенных городов, князь… – злобно улыбнулся жрец, – когда На Чан Кан был правителем в Чектамале, мы не слышали ни о каких волнениях там. Как только твой ставленник Горреро отстранил от власти На Чана, вспыхнули бунты, и жрецы вышли из повиновения.
Горреро замер от неожиданных и несправедливых слов «посвященного». Князь шумно перевел дыхание. Отец Сергий незаметным движением успокаивающе дотронулся до его руки.
Жрец прятал презрительную усмешку в тонких губах:
– Жрецы приносят жертвы тем, кто много веков назад научил нас строить храмы и сегодня живет в них. Уходи, князь. Мы сами решим, что нам делать.
– Боги лишили тебя разума, Монтесума, – назвал князь императора испанским именем с невыразимым презрением. Мотекухсома с ненавистью взглянул на него. – Оглянись вокруг! Поля опустели, почти все города сожжены, а твои люди помешались от горя и страданий.
Уже находясь у двери, князь добавил гневно:
– Молись своим богам, Монтесума, крепко молись, чтобы оставили они тебе хотя бы жизнь, если не власть. Власть ты уже потерял, а сейчас выгнал единственного верного союзника. А советников прогони вон, пока они не продали тебя испанцам, как продали свою родину, а то и твое сердце задымится над священной жаровней. Прощай!
За князем из залы вышла его свита.
– Какой глупец, какой глупец… – в бессильной ярости шептал князь, выходя из дворца.
* * *
Князь и его свита покинули Теночтитлан в тот же день, но никто из них не знал, что видели они город в последний раз. Очень скоро император Мотекухсома будет убит по приказу Кортеса, население столицы зверски перебито или уведено в рабство испанцами, и огромнейший город будет стерт с лица земли, как будто его никогда и не было! Огромные каменные глыбы главной пирамиды бога Уицилопочтли будут использованы для постройки первого католического храма на покоренной земле Юкатана…
Нет, не помогли жертвоприношения и советы могущественных жрецов последнему императору ацтеков!
Расставшись с Монтесумой, князь сильно сожалел, что разрешил местным племенам исповедовать веру и обычаи отцов. Надо было всех загонять в море и крестить без разбора, как Великий Владимир крестил русских язычников. Оправдания перед собой, что он хотел сделать как лучше, больше не помогали.
Князь был солдат и видел немало. Но никогда не видел он целой страны, объятой войной. Каждый воевал против всех и все – против каждого. Тысячу раз повторял себе князь, что был неправ, и тысячу раз жалел, что не был наделен он силой повернуть время вспять.
Выхода у него не было. Ни остановить войну, ни вернуться в Московию князь Георгий не мог. Значит, оставалось одно – погибнуть.
Глава XV
Суббота
Проснулась я поздно утром и увидела на подушке записку: «Я в городе. Целую. В.»
Я не спеша позавтракала в одиночестве и отправилась на пляж. Море нежно игралось волнами и манило к себе. Я влезла в теплую воду и поплыла, зажмурившись от счастья. Вода была настолько прозрачна, что я видела песчаное дно и симпатичных серебристых рыбок, снующих подо мной. Ах, чудный мир и покой курортного ленивого дня!
Наплававшись до полного изнеможения, я еле выползла на берег. Плюхнулась в шезлонг и закрыла глаза.
– Доброе утро, Катрин, – раздалось у меня над ухом, и я мысленно застонала. Около меня стоял прилипчивый Карлос.
– Доброе, – обреченно поздоровалась я. Конец миру и покою.
– Ты хотела посмотреть рифы Паланкара, – радостно объявил Карлос. – И вот я здесь.
– Я передумала, – пробурчала я.
Как Карлос не старался заманить меня на Паланкар, я оставалась тверда в своем решении. Думала, он обидится и уедет, но Карлос быстро разделся, лег на рядом стоящий шезлонг и затих.
– Я видел Вадима и Майка в городе, – сказал он ничего не выражающим голосом, спустя несколько минут. – Они о чем-то очень оживленно беседовали. Ты не в курсе – о чем?
