— Но что за сумасброд этот ученый, он даже не потрудился указать свой адрес!
— Адрес? Ищите его в колодце звездочета! — ответил граф, намекая на известную басню Лафонтена.
— Вполне возможно, но где колодец?
Вопрос капитана Сервадака остался без ответа. Может быть, составитель документа жил на каком-нибудь уцелевшем островке, который пока еще не попадался «Добрыне»? А может быть, на борту другого корабля, тоже совершавшего плавание по новому Средиземному морю? Но кто мог это знать!
— Во всяком случае, — заметил Прокофьев, — если документ составлен не ради шутки, а это доказывают приводимые в нем цифры, то он позволяет сделать два важных вывода. Во-первых, скорость Галлии уменьшилась на двадцать три миллиона лье, так как путь, пройденный ею с января по февраль, равнялся восьмидесяти двум миллионам лье, а в феврале — марте она прошла только пятьдесят девять миллионов лье. Во-вторых, расстояние Галлии от Солнца, к пятнадцатому февраля исчислявшееся только в пятьдесят девять миллионов лье, к первому марта достигло семидесяти восьми миллионов лье, то есть возросло на девятнадцать миллионов лье. Стало быть, по мере того как Галлия удаляется от Солнца, скорость ее движения по орбите уменьшается, что в точности соответствует законам небесной механики.
— Что же отсюда следует? — спросил граф Тимашев.
— Что мы, как я уже говорил, движемся по эллиптической орбите; однако мы не в состоянии определить ее эксцентриситет.
— Замечу, между прочим, — сказал граф, — что автор записки все время употребляет название «Галлия». Предлагаю присвоить его нашей новой планете, а море назвать «Галлийским морем».
— Хорошо, — ответил лейтенант Прокофьев, — под этим названием я и нанесу его на новую карту.
— А я, — добавил капитан Сервадак, — скажу вот что: право же, наш ученый молодчина, — он решительно от всего в восторге! Это мне нравится, и отныне, что бы ни случилось, я буду повторять его слова всегда и везде: «Nil desperandum!»
Через несколько часов вахтенный матрос оповестил наконец, что на горизонте виден остров Гурби.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ,
повествующая о приеме, оказанном генерал-губернатору острова Гурби, и о событиях, произошедших во время его отсутствия
Шкуна начала свое плавание 31 января, а прибыла на остров Гурби 5 марта, через тридцать пять суток: по земному летоисчислению это был високосный год. Но земным тридцати пяти суткам соответствовали семьдесят галлийских, потому что Солнце прошло через меридиан острова семьдесят раз.
С волнением возвращался Сервадак к последнему уцелевшему клочку алжирской земли. Не раз во время долгого плавания задумывался он над тем, найдет ли Гурби на месте, а там и верного Бен-Зуфа. После космического переворота, так глубоко изменившего поверхность Галлии, у капитана были все основания тревожиться.
Но опасения Сервадака не оправдались — остров Гурби стоял на своем месте. Еще издали, приближаясь к гавани в устье Шелиффа, Сервадак заметил (подробность довольно забавная!), что в футах ста над землей нависло странное облако. Когда же шкуна подошла к берегу на несколько кабельтовых, мнимое облако оказалось плотной массой, которая плавно опускалась и поднималась в воздухе. Тут только Сервадак понял, что это не скопление паров, а стая птиц, движущихся сплошной стеной, точно сельдь, когда она идет косяком в воде. Из этой огромной тучи доносился пронзительный писк, на который отвечали частые ружейные выстрелы.
Шкуна салютовала из пушки, давая знать о своем прибытии, и бросила якорь в маленькой гавани у устья Шелиффа.
Навстречу «Добрыне» выбежал человек с ружьем и одним прыжком очутился на прибрежных скалах.
Это был Бен-Зуф.
Сначала он встал на вытяжку на дистанции в пятнадцать шагов, выпучив глаза, «согласно уставу и насколько это позволяет телосложение», как говорят сержанты, обучая рядовых, и проделал весь церемониал, принятый при встрече высокопоставленных лиц. Но солдатское сердце не выдержало, и Бен-Зуф кинулся целовать руки своему капитану.
Но тут же, вместо обычных приветственных фраз: «Как я рад вас видеть!» или: «Как я беспокоился за вас!» или: «Как вы долго не возвращались!», Бен-Зуф разразился криками:
— Ах, негодяи! Ах, разбойники! Хорошо, что вы приехали, господин капитан! Ох, они, налетчики! Пираты! Подлые бедуины!
— Погоди, Бен-Зуф, на кого ты кричишь? — спросил Гектор Сервадак, которого витиеватые проклятья денщика навели на мысль, что остров разгромила шайка арабов.
— На кого ж еще, как не на этих окаянных птиц! — отвечал Бен-Зуф. — Целый месяц я извожу на них порох, сколько уже их перебил, а они снова налетают! Дайте им только волю, этим кабилам в перьях и с клювами, — они не оставят на острове ни зернышка!
Вслед за капитаном Сервадаком на берег сошли граф Тимашев с лейтенантом Прокофьевым, и все трое убедились, что Бен-Зуф нисколько не преувеличивает. Хлеб, созревший так быстро во время январской жары, когда Галлия проходила через свой перигелий, теперь истребляли целые тучи птиц. Прожорливые пернатые покушались и на собранный урожай, а это представляло серьезную опасность. Мы говорим «собранный урожай», потому что Бен-Зуф не сидел сложа руки: на сжатом поле стояли большие скирды хлеба.
Всех этих птиц Галлия унесла с собой, отколовшись от земного шара. Они, естественно, слетались на остров Гурби, так как нашли здесь поля, луга, пресную воду, по-видимому, им негде было больше сыскать себе пропитание. Но голодные птицы собирались жить на счет людей, и с этим приходилось бороться самым решительным образом.
— Что-нибудь придумаем, — сказал Гектор Сервадак.
— Да что же это я! — спохватился Бен-Зуф. — Не спросил вас даже, как они там, наши товарищи в Африке?
— Они и сейчас в Африке, — ответил Сервадак.
— Славные ребята!
— Вот только Африки нет! — добавил капитан.
— Как так? А Франция?
— И Франции нет! Она очень далеко от нас, Бен-Зуф!
— А Монмартр?
Это был крик души. И Сервадак в нескольких словах объяснил денщику, что Монмартр, а с ним и Париж, и Франция, и Европа, да и весь земной шар находятся в восьмидесяти миллионах лье от острова Гурби. Следовательно, надо оставить надежду когда-нибудь вернуться на Землю.
— Ну нет, как бы не так! — воскликнул Бен-Зуф. — Я, уроженец Монмартра, Лоран, по прозвищу Бен-Зуф, не увижу больше Монмартра? Пустяки, господин капитан, не о обиду будь вам сказано, совершеннейшие пустяки!
И Бен-Зуф покачал головой с таким упрямым видом, что разубеждать его было бы совершенно бесполезно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
