Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прошу прощения, Жан, что-то я не о том… — Толстое лицо Бурже омрачилось, глаза погасли. — Я знаю, о чем ты хочешь узнать в первую очередь… Прости, дорогой, это я от радости…
— Ничего, Анри. Только расскажи подробней, как и что, как они пережили это страшное известие… — Рокотов смежил веки, узкое худое лицо осунулось еще больше.
— Тебе плохо? — встревожился Анри. — Может, я лучше потом?.. Они вполне здоровы, даю слово!.. Ну, ладно, если тебе не повредит… Какое горе! Я в этом виноват, что там говорить… С чего же начать…
— Дом сгорел? Нашли… что-нибудь?
— Дом сгорел, Жан… Пожарники опоздали. Остался один кирпичный остов, все сгорело дотла. Но… знаешь, вилла была застрахована. Она, вдова, получит солидную компенсацию. В доме, когда разгребли все — рухнувшие балки, доски, — обнаружили тела: труп собаки и… тело профессора, они были обуглены… Ну, давай я расскажу теперь про них — про мать и дочь. — Отвернувшийся Бурже покашлял в кулак.
— Да, расскажи про них. — Леонид с суровым лицом глядел куда-то за окно. Там виднелись голубое небо и краешек пушистого облачка.
— Ты знаешь, что мадам Кинкель с дочерью, как мы намечали с тобой, не должны были появляться на вилле до окончания операции. Ну, вот… Мой друг Раймон привез их из Берна сразу на нашу служебную квартиру, к Пьеру. Поэтому девочка ничего не знала до последних дней — из Лозанны ее увезли; я устроил их обеих в хороший пансион в Монтрё. Но Эрика была очень беспокойна, плохо спала, просилась домой, каждый день ждала звонка от отца, мы страшно волновались за нее! Удивительно еще, что после таких потрясений она не заболела! Матери пришлось сказать ей, что они не могут вернуться домой — случился пожар и вилла сгорела, а лапа немного пострадал от огня и находится в больнице, когда-де врач разрешит, они навестят папу; про пса Джозефа, которого девочка очень любила, ей пока ничего не говорили — разве можно все сразу?! Ужасно! Я не знаю, что будет, когда ей расскажут про все! — Бурже закрыл лицо руками и замолчал.
Немного погодя Леонид спросил, не отрывая остановившегося взгляда от окна:
— А как сама Вера… госпожа Кинкель?
— Знаешь, она очень стойкая женщина! Удивительно стойкая — пережить такое и не сломаться. Она зарыдала, когда я ей сообщил, потом попросила отвезти ее к дому… Походила вокруг пепелища — и ни слезинки, поверь! Я наблюдал за ней, почти через день езжу к ним в Монтрё, — удивительно держится эта женщина: спокойна, приветлива, даже улыбается. Правда, по сравнению с тем днем, когда я ее впервые увидел, постарела как-то лицом, возле губ резкие складки. Когда я заговорил о Герберте Кинкеле, попытался выразить сочувствие, она сказала: «Не надо, мсье Анри, его все равно не вернуть, мы ведь добровольно вступили в эту борьбу, а борьба, вы знаете, без жертв не бывает». Вот как она сказала.
— Спасибо тебе, Анри. — Леонид перевел взгляд на товарища и положил горячую ладонь на его руку. — Навещай их, пожалуйста, пока я тут валяюсь.
— Что ты говоришь, Жан! Они мне как родные! Знаешь, у меня такое чувство, как будто это случилось в моей семье. Я все для них сделаю, можешь не беспокоиться. Помнишь наш разговор о детях Европы — заложниках фашизма? Мы в долгу перед ними… Кстати, мадам Кинкель сказала, что очень хочет познакомить тебя с Эрикой, а про тебя столько лестных слов мне наговорила!..
— Мне бы хотелось остаться здесь, чтоб быть возле них, но… это невыполнимая мечта, ты сам понимаешь. Передай госпоже Кинкель большой привет. Скажи: как только я выйду отсюда, в первую очередь приеду к ним. А теперь, Анри, расскажи немного о наших делах, если это, конечно, возможно. — И Рокотов выразительно повел глазами вокруг, по стенам и потолку.
— А-а, ты про это? Не беспокойся. Мои ребята перед тем, как тебя положить, все здесь облазили и обнюхали. Никаких микрофонов нет. Мы можем разговаривать о чем угодно. Ты ведь в забытьи мог все наши тайны разболтать. — Бурже хохотнул, зажал рот ладонью и оглянулся на дверь. — Я проинформирую тебя о главном, что произошло во время ликвидации резидентуры и позднее, кое-что тебе будет полезно знать. Об остальном — в следующий раз, а то ты, по-моему, уже утомлен. Сперва — самое важное: от господина ИКС опять поступает ценная информация, надо поскорей пересылать. Меня связали с Папашей, часть информации отправлена, но кто-то должен возглавить все это дело — заменить Герберта Кинкеля. Может быть, ты что-то предложишь, подумай.
Бурже извлек из толстого портфеля банки, ловким движением взрезал одну из них консервным ножом и налил в стаканы себе и Леониду густой оранжевый сок.
— Хотел прихватить что-то посущественней, да побоялся, что доктора заругают: тебе, наверное, нельзя. Мы с тобой нашу победу потом непременно вспрыснем, а как же! А пока, прошу прощения, пей этот полезный сок… Так вот, слушай… Расскажу о наиболее существенных деталях. Начало операции прошло успешно: я арестовал немку, освободил девочку, ребята взяли Адама. И тут случился прокол! Второй агент — Гейнц, уезжавший на задание, видел, как наши брали его напарника, и сразу позвонил резиденту, их разъединил Морис, но главное Гейнц успел сообщить. Затем произошли еще два промаха, которые привели к трагической гибели наших товарищей в Лозанне — профессора Кинкеля и моего агента Энрико, жаль его, хороший был парень.
Бурже отпил из стакана сок.
— Об этих двух тяжелых промахах, или, точнее, о двух ударах, которые нанес противник, ты не все знаешь: резидент сумел улизнуть от облавы и через посредство другого лица — это была женщина — пере дал агентам на вилле приказ уничтожить все улики и скрыться, а этот приказ развязал руки садисту Паулю. Второй агент, Франц, сразу сдавшийся моим ребятам, когда ты бросился за этой сволочью, на допросе рассказал подробности убийства Герберта и поджога виллы. Беда в том, что, точно разработав операцию, мы почти ничего не знали о свойствах характеров наших врагов.
Худое смуглое лицо Рокотова было строгим, темные глаза стали почти черными и мрачно светились.
— Это верно, Анри. Но времени и возможности изучать их характеры у нас, к сожалению, не было. А они имели огромное преимущество: ребенок находился в их руках… Горько, но…
— Оставим это, Жан. — Бурже пожал руку друга, лежавшую поверх одеяла. — Давай-ка я расскажу тебе, в чем мы преуспели. Нам удалось за это время разыскать и арестовать, кроме взятых раньше, остальных агентов — Нарцисса, Гнома, а также сбежавшего Гейнца. Сведения о составе резидентуры, ее задачах, словесные портреты агентов, в том числе господина Эссена, нам любезно предоставила Герда Фюбинг-Дижон. Фрау оказалась очень покладистой. К сожалению, самого резидента задержать не удалось, а мне хотелось на него взглянуть: по описанию немки, прелюбопытный тип! Он так здорово затаился, что наши не могли его найти, а затем каким-то образом проник в германское посольство. Думаю, его тайком провез в машине немецкий дипломат, но бог с ним! В сущности, резидент нам и не нужен: давать громкую огласку этому делу нельзя. Как, разумеется, это невыгодно и самим немцам. Резидент, оказывается, имел также германское подданство. По немецким документам он — Вернер фон Эссен, про это я узнал еще раньше от Герды Фюбинг. Она рассказала кое-что о его прошлом и настоящем: агент из старых кадров абвера, потом перешел в аппарат СД, любимчик Шелленберга, штандартенфюрер СС, за операцию «Ловушка» — тебе это неизвестно, так в СД закодирована их швейцарская операция против русских, — вот за первый успех в этой операции Эссен получил от самого Гиммлера железный крест с дубовыми листьями, да вот беда: поспешили праздновать-то! — Бурже тихонько рассмеялся, прикрывшись ладонью. — Между прочим, Жан, эти чистокровные арийцы раскалывались на допросах, как орешки! К дьяволу их всех, это дерьмо! Лучше сообщу, как мы завершили нашу операцию.
Бурже помассировал толстыми волосатыми пальцами веки, и Леонид только сейчас заметил, как воспалены и сухо блестят от недосыпаний его черные цыганские глаза.
— Принятые нами меры по прикрытию операции себя оправдали. Я уже говорил тебе, как реагировал мой патрон, когда я сообщил ему о своих опасениях насчет господина ИКС. А после захвата немецких агентов я доложил, что подозрения подтвердились. Тогда патрон приказал держать все это в строжайшей тайне, изолировать арестованных, никого к ним не подпускать — ни прокурора, ни адвокатов, ни следователей. Я сказал, что допросы буду проводить сам, без протокола и без свидетелей. Патрон согласился. Тут все сложилось хорошо. Но могли быть другие каверзные штучки… — ухмыльнувшись, Бурже помял толстыми пальцами пухлые щеки. — Нет, не насчет тебя! Придуманная для тебя легенда сработала: я объяснил, что ты мой человек, вернулся из-за границы после выполнения спецзадания, а когда возникла необходимость, я подключил тебя к операции. Беспокоился я за мадам Кинкель. Нет, никаких улик против Герберта или Веры Сергеевны не было. На вилле сгорело все: передатчик, звукозаписывающая аппаратура, документы, а сам Эссен с магнитофонными пленками сбежал. Шантаж с кражей ребенка тоже не мог навести на подозрения: я доложил патрону, что Кинкелей угрозами расправы с дочерью пытались завербовать в интересах германской разведки, это же подтвердила их расписка о сотрудничестве, обнаруженная при обыске среди бумаг на даче Эссена, вероятно, он обронил ее впопыхах. Кстати, в его немецком ресторанчике, в подвале, мы обнаружили радиостанцию и кодовые книги. Я обеспокоился за мадам Кинкель, когда патрон выразил желание побеседовать с ней: он был озабочен тем, не станет ли она рассказывать о случившемся и требовать суда над преступниками — ведь у нее такое горе! Тогда я сказал, что не стоит пока тревожить ее расспросами: она в тяжелом состоянии, — я сам берусь переговорить с мадам Кинкель, попрошу ее ничего не разглашать, так как дело касается национальной безопасности. С этим обошлось… Но главное, немцы! Если бы арестованные рассказали кому-то из наших о русских агентах и господине ИКС, сам понимаешь! Нужно было их как следует припугнуть, но предъявить только обвинение в краже ребенка и шантаже. Это я и сделал. Допрашивал каждого в отдельности, в своем кабинете. Никаких подозрений у немцев насчет нашей игры и возникнуть не могло, они знали, что действия контрразведки были направлены не только против них, но и против русских: тебя-то схватили с поличным на глазах агента, а связать меня с личностью Хосе было невозможно — ведь мы им подсунули ложного Хосе! Разумеется, на допросах я ни словом не обмолвился ни о слежке за нашими сотрудниками, ни об их поисках господина ИКС, вроде нам совсем об этом неизвестно. Так вот… Я им сказал, что за шантаж с ребенком в целях вербовки и за участие в убийстве Герберта Кинкеля им обеспечены либо виселица, либо как минимум многолетнее тюремное заключение. Ты знаешь, они сразу наложили в штаны! Тогда я сказал, что постараюсь облегчить им наказание при условии, если они ответят на все мои вопросы. А дальше пошло как по маслу: я спрашивал только то, что мне было выгодно, а они, конечно, и не заговаривали ни о чем для нас опасном — кому охота увеличивать меру своей вины, и без того тяжелую! Ведь только заикнись они про русских, про радиоигру с Москвой, это неизбежно повлекло бы новую серию моих вопросов. Им пришлось бы ответить, с какой целью они следили за сотрудниками нашей секретной службы, а это уже статья о подрыве национальной безопасности. Это-то они понимали… А жаль! Жаль, что мы не можем судить их по всей совокупности преступлений — этим мерзавцам следовало бы болтаться на виселицах! Но…
- Смерть белой мыши - Сергей Костин - Шпионский детектив
- Инквизиция: Омнибус - Дэн Абнетт - Шпионский детектив
- Другие - Casperdog - Мистика / Периодические издания / Сказочная фантастика / Шпионский детектив
- И ад следовал за ним: Приключения - Михаил Любимов - Шпионский детектив
- Абсолютные друзья - Джон Карре - Шпионский детектив
- Перебежчик - Павел Барчук - Альтернативная история / Шпионский детектив
- Непредвиденная опасность - Эрик Амблер - Шпионский детектив
- Разорванная связь - Чингиз Абдуллаев - Шпионский детектив
- Право на убийство - Сергей Бортников - Шпионский детектив
- Покушение на власть: Субъект власти - Чингиз Абдуллаев - Шпионский детектив