деревья вокруг себя. Я уверена, что раньше здесь не была. Как долго я уже бегу? Мое сердце колотится о грудную клетку. Я хватаюсь за пояс в поисках перочинного ножа, но у меня его с собой нет. Черт возьми. Это было глупо. Я не взяла ни копье, ни лук. Я оглядываюсь по сторонам в поисках чего-нибудь знакомого среди деревьев. Ничего. Я покрываюсь испариной, пытаясь не обращать внимания на панику и найти дорогу назад. Я с трудом сглатываю, желая успокоиться. Я спустилась с холма, так что, пока я поднимаюсь, я должна, по крайней мере, идти в правильном направлении. Я опускаю глаза на лесную подстилку и вижу перед собой собственные следы. Я иду по следу, благодарная за дождь прошлой ночью. Мне требуется много времени, чтобы вернуться. Я стараюсь ходить на цыпочках, время от времени останавливаясь, чтобы оглядеться в поисках любых признаков того, что зверь может преследовать меня. Я чувствую себя уязвимой без своего ножа. Через некоторое время я поднимаю упавшую ветку. В худшем случае я буду защищаться с ее помощью. Некоторые листья, покрывающие землю, не покрыты грязью, и я вижу их более подробно. Насыщенные цвета и формы вызывают улыбку на моем лице. Природа рисует более ярко и изобретательно, чем когда-либо сможет воображение любого человека. Кое-что бросается мне в глаза: букет белых красивых цветов. Орхидеи. Иррациональная радость охватывает меня при виде знакомого цветка, как будто флорист в Лос-Анджелесе выскочил из-за дерева и спрашивает меня, хочу ли я, чтобы они были упакованы в серебристую или розовую бумагу. Я собираю столько, сколько могу, используя свою футболку. Я также собираю немного дров, чтобы использовать их в качестве предлога для отлучки на случай, если Тристан уже встал, когда я вернусь. Я надеюсь, что он не… закатит истерику, потому что я ушла одна.
Но он не проснулся.
Поэтому я начинаю свой распорядок дня: принимаю душ, разжигаю сигнальный костер и выкапываю несколько кореньев, чтобы съесть их на завтрак. Я ищу фрукты. Обильная роса покрывает все снаружи, покрывая кору деревьев, затрудняя подъем за фруктами. Капли воды, кажется, вызывают множество крошечных неоново-голубых ящериц с оранжевыми полосатыми спинками, которые бегают вверх и вниз по коре. Я должна быть осторожна, чтобы не коснуться их, пока я поднимаюсь. Я прикоснулась к одной из них в первую неделю здесь, и у меня появилась раздражающая сыпь. После лекции Тристана о том, что нужно быть осторожнее, потому что в тропическом лесу даже лягушки могут быть ядовитыми, я не собираюсь рисковать.
В своих поисках я держусь поближе к забору. Такая физическая работа — это то, что мне сейчас нужно, быть достаточно занятой, чтобы не утонуть в чувстве вины. Это не утомляет меня, поэтому я могу обдумать, как справиться с ситуацией. Самое умное, что я придумала, — это вести себя так, как будто ничего не случилось. Я надеюсь, что он подыграет мне.
Я сижу перед огнем, собираясь поджарить корни, когда Тристан говорит:
— Почему ты меня не разбудила?
Я кручу кольцо на пальце, как делала все утро. На лице Тристана появляется нехарактерная ухмылка, затем его взгляд падает на мое кольцо, и его ухмылка исчезает. Я отворачиваюсь от него, концентрируясь на корнях. Долгое время он ничего не говорит. Тишина становится невыносимой, поэтому я делаю процесс обжаривания корней как можно громче. После того, как они бывают готовы, я кладу два на сложенный лист для него, а два оставляю себе. Я передаю ему лист, не глядя на него, и стараюсь смотреть на огонь, пока мы едим.
— Это орхидеи возле навеса?
— Да. Я нашла их у дерева подальше отсюда. Они прекрасны.
— Ты сегодня выходила одна, не так ли? — резко спрашивает он. — Разве ты не понимаешь, насколько это опасно, Эйми?
Я с трудом сглатываю, отводя взгляд. Он прав, конечно. Оглядываясь назад, мой побег сегодня утром кажется еще более идиотским, учитывая, что нас могут окружать ягуары. Тот факт, что мы не нашли свежих отпечатков лап, не означает, что они ушли.
— Мне нужно было побыть одной.
Слова срываются с моих губ прежде, чем я успеваю их остановить. Тристан бледнеет. Я задерживаю дыхание.
— Без проблем, — говорит он, пристально глядя на меня. Интенсивность его взгляда пронзает меня, как пылающая стрела. Я теряю себя в его взгляде. В них горит та же потребность, что и прошлой ночью. И кое-что еще. Боль. Это возможность обсудить вчерашний вечер. Он хочет этого. Как трус, каким я и являюсь, я предпочитаю хранить молчание. Когда Тристан снова заговаривает, боль в его голосе становится невыносимой.
— В следующий раз, когда захочешь побыть одна, останься в самолете и скажи мне, чтобы я убирался. Если до этого дойдет, я смогу постоять за себя здесь лучше, чем ты. Я собираюсь проверить забор на наличие дыр и укрепить его.
Я остаюсь сидеть на пеньке, слишком ошеломленная, чтобы говорить. Я только что причинила ему боль — действительно причинила ему боль — и все, о чем он может беспокоиться, — это моя безопасность. Новое чувство расправляет свои крылья внутри меня. Стыд.
Я вскакиваю на ноги, следуя за ним к забору.
— Нет. Я сам.
Его тон резок. Его отказ причиняет мне боль, но я это заслужила. Может быть, ему тоже нужно побыть одному. Или, может быть, он просто не может находиться рядом со мной.
Я держусь подальше от его поля зрения, гадая, что он делает у забора. Он не нашел в нем никаких дыр во время своих ежедневных проверок, так что чинить тут нечего. Должно быть, он пытается держаться от меня подальше. Когда я больше не могу оставаться одна, я отправляюсь на поиски и нахожу Тристана на другой стороне самолета, склонившегося над частью забора. Я не вижу, что он делает, но когда он отступает, мое сердце останавливается. В заборе огромная дыра.
— Когда это появилось? — спрашиваю я.
Он выпрямляется, не глядя на меня.
— Должно быть, это было ночью. Вчера ее здесь не было.
Отпечатки лап перед отверстием проясняют, какое животное вызвало отверстие. Ягуар.
— Я не понимаю, в заборе уже несколько дней не было новых дыр…
Когда Тристан ничего не говорит, в меня закрадывается мрачное сомнение.
— Или они были, Тристан?
— За последние два дня было две дыры, хотя внутри забора не было отпечатков лап.
— Почему ты мне не сказал?
Вздыхая, он говорит:
— Потому что я не хотел тебя беспокоить.
Его ответ трогает меня. Я кладу руку ему на плечо.
