— От тысячи «зеленых», и выше — раскрыл «коммерческую тайну» Ермак.
— А у нас она стоит рублей двести. Пятьсот процентов прибыли! Вот это бизнес, я понимаю! — не без зависти заметил доктор Ситников.
— Да вы, я гляжу, не такие уж ботаники! — засмеялся довольный Ермак, а затем открыл чемоданчик и выставил нераспечатанную бутылку виски с мужиком в камзоле на этикетке.
— Отметим знакомство? — предложил он.
— В дороге спиртное не употребляем! — отрезал попытку знакомства через бутылку доктор Ситников, опасаясь за здоровье Павлова, который, выпивши, быстро входил в образ Тезей-хана — сатрапа мифической Прибайкальской Империи.
— Ну, давай, составим компанию. Про путешествия во времени не гу-гу, обещаю — шепотом попросил Павлов сопровождающего.
— Ладно, но только чуть-чуть — нехотя, согласился доктор Ситников. Разлив виски по маленьким фарфоровым чашечкам для кофе, новый сосед сказал, что вообще-то он — заслуженный мастер спорта СССР и зовут его Евгением Викторовичем Ермаковым, но можно просто Женей. И, что до недавнего времени он находился на тренерской работе, пока его не попросили освободить место для родственника одного большого спортивного начальника. После этого им также пришлось представиться, хотя и не настоящими именами, то есть Сашей и Сеней. Под виски разговор оживился и от коммерции плавно перетек к политике. В СССР на повестке дня стоял вопрос о приватизации, который горячо обсуждали все: от депутатов до обывателей. 20 июля 1990 года были опубликованы основные положения экономической программы «Мандат доверия на 500 дней», разработанной группой экономистов во главе с Григорием Явлинским. Одни комментаторы утверждали, что эту программу легче начать, чем выполнить. Другие наоборот: выполнить легче, чем начать. Сторонники коммунистической идеологии вопили о предательстве идей социализма и призывали «к наведению порядка». Вопреки внешнему виду и нынешнему роду занятий, Ермак оказался человеком политически подкованным, и весьма убедительно пытался доказать, что без сохранения «советской империи» радикальная экономическая реформа, затеянная друзьями-демократами, обречена на провал.
— Вы, поймите: СССР — не Польша, — горячился он, — у нас нет мелких хозяев ни в торговле, ни в сфере услуг, ни на производстве. У нас, что не предприятие, то — гигант, привязанный к централизованному сбыту и снабжению. А рынок, это — децентрализация и конкуренция.
— Так, что же, ничего не делать и ждать, когда коммуняки сожрут Горбачева и Ельцина? — сердился доктор Ситников.
— Полагаю, что через год нас ждет государственный переворот и приход к власти фашистской хунты — нечаянно сорвалось с языка Павлова, вспомнившего рассказ покойной Даши Вороновой о событиях 19–21 августа 1991 года.
— Сеня, блин, смотри, не накаркай! — умоляюще попросил Ермак. Где-то в половине одиннадцатого вечера в полуоткрытую дверь их купе заглянула стройная блондинка в спортивном костюме с олимпийским Мишкой и надписью «СССР» и, поздоровавшись, обратилась к Ермаку, назвав его по имени и отчеству, с просьбой выйти на пару минут.
Павлов и доктор Ситников догадались, что к их соседу, наверное, пожаловала его «вторая половина»: подруга или супруга. Когда Ермак вышел, доктор Ситников забрался на верхнюю полку, которую он до этого облюбовал. Он подумал, что, женщина, вызвавшая Ермака, возможно, захочет посетить их купе, и заранее освободил место, чтобы не создавать толчеи. Павлов остался внизу и пододвинулся к окну. Доктор Ситников угадал все очень верно, поскольку не прошло и пяти минут, как Ермак вернулся вместе со «второй половиной», которую представил в качестве своей невесты и, усадив рядом с Павловым, попросил его «плеснуть даме немного виски» в пластмассовый стаканчик для минеральной воды. Выполнив просьбу Ермака, Павлов повернулся к даме и от удивления открыл рот. Он узнал Наденьку Навротилову — особу облегченного поведения, в обществе с которой 12 лет тому назад он ехал в одном купе вагона поезда сообщением «Москва-Новосибирск». За время, прошедшее с их мимолетного знакомства, она почти не изменилась, разве что вокруг глаз появились мелкие морщины, да голос стал чуть ниже и звучнее.
— Наденька, это — Семен. Семен, это — Наденька — представил их друг другу Ермак.
— Очень приятно — сказала Надежда Навротилова, и какое-то смутное, едва уловимое беспокойство отразилось в ее томных серых глазах.
— Доктор Васьков — специалист по нервным болезням — представился доктор Ситников, свесив голову с верхней полки.
— Кого-то вы мне напомнили. Вы случайно не родственник московского журналиста Дмитрия Павлова? Того самого, который пропал в день помолвки с племянницей доцента Фишмана из новосибирской академии наук? — спросила Наденька, всматриваясь в запомнившийся ей профиль и, очень вольно трактуя названия научных учреждений Академии наук СССР.
— Не имею честь знать, ни Павлова, ни Фишмана, а тем более новосибирскую академию наук— сухо ответил Павлов, и заметил, как у Наденьки в глазах мелькнул испуг.
— Фишман — всемирно известный ученый. Его племянница Мелисса училась в Москве в химико-технологическом институте. Мы дружили, пока она не вышла замуж за сына заместителя министра нефти и газа — торопливо объяснила Наденька удивленному Ермаку.
— Очень интересно! Говоришь, твой знакомый журналист пропал в день помолвки, как Эдмонд Дантес в романе «Граф Монте-Кристо»? — спросил заинтригованный Ермак.
— О, там было все гораздо круче! — воскликнула Наденька, втайне гордясь тем, как 12 лет тому назад она совершенно случайно оказалась в центре скандала, связанного с бандитскими разборками и даже, возможно, с посещением Земли инопланетянами, которые, по мнению ее бывшей подруги Мелиссы, похитили ее жениха.
— Так расскажите, не стесняйтесь! — свесив голову, сгорая от любопытства, попросил доктор Ситников. Увидев и услышав доктора Ситникова во второй раз и, наконец, вспомнив похожего на него мужчину монгольской внешности, который в неравной рукопашной схватке отбил ее от сутенера Михаила Серебрянникова, Наденька совершенно растерялась и промямлила:
— Мне кажется, что уже поздно. Давайте, лучше завтра?
— Завтра, так завтра— согласился Ермак и отправился вместе с Наденькой в их купе, находившееся в самом конце вагона, чтобы ее проводить и заодно проследить, как она устроится на ночлег. Ермак вернулся назад минут через сорок, успев за это время не только допросить Наденьку, но и пообщаться со знакомым ему проводником вагона международного поезда.
— Пан Кшиштов, в IV купе, куда вы меня подселили, едут гэбисты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
