«Когда‑то очень давно учитель Риан назвал подобное самодостаточностью». Это было первое после крушения привычного мира осознанное воспоминание. Чье? Непонятно. Но за ним следом в сознание втиснулось требование: тот, маленький, нуждается в защите. Кто‑то настаивал на своей правоте, вынуждал слушать. Тот, одинокий, детеныш, сам не выживет. Еще тот – сирота, у него нет семьи. Никакой. И стаи нет. Ужасно.
«Как можно существовать в полном одиночестве?» Это была уже мысль. К ней удобно цеплялись обломки утраченного миропорядка. Надо оберегать слабого. Ответственность – это уже работа и задание, ради выполнения которого необходимо жить. А еще пробудилась жалость: тот – совсем один и детеныш. Шевельнулось удивление: как же он выживает и не сходит с ума? Как вращается его мир? Что для него день и что – ночь?
«Кстати, сейчас ночь». Это был готовый вывод. Осознанный. Нечто цельное, дающее право обозначить себя, уцелевшую невесть зачем часть счастливого утраченного прошлого, как ночную составляющую угасшего «мы».
«Я – Рик». Мир и не подумал возобновить вращение. Однако пустота утратила свою безграничность. Надо заботиться о младшем. Надо спасать его от ужаса полного и смертоносного одиночества. И самому спасаться.
Открыть глаза оказалось трудно. Как будто он предавал общность, позволяя существовать этому новому «я», не имеющему связи с угасшим «мы». Никакой связи. Ни эха боли, ни ощущения гибели. Только теплый детеныш на спине. С ним связь есть: он не спит и он голоден. Веки нехотя создали щель, позволяющую убедиться: мир продолжает существовать. Плоский, обрезанный жалким кусочком поля зрения, ведь невозможно теперь видеть с двух ракурсов. Мир еще и замкнутый, нет отклика на зов. Но детеныша надо накормить.
Пришлось поднять голову и осмотреться. Комната. Окно с широким подоконником, стол, пара кресел. Две кровати. Слабый свет старого месяца, закрытого облаками, ложится штрихом на пол в щели штор. Пахнет морем, лесом и цветами. Знакомое место – общежитие при Академии. Вот и еще один стул, совсем рядом. Рик недоуменно встряхнул головой: как он мог не опознать присутствие человека? Маленькая девочка, совсем худенькая, с тусклыми серыми волосами, сливающимися с полумраком комнаты. И глаза серые. Спокойные, большие. Слишком по‑взрослому смотрят на него. Во взгляде – одиночество, нормальное и привычное для этого существа. Как будто можно быть единственным и последним живым сознанием в мире – и перенести даже такое…
– Я и есть единственная, – явно разобрав смятение, отозвалась девочка. Дернула острым плечиком: – Никто не понимает, что я такое. Не человек, не айри, не волвек и даже не вполне айк – это такой генный гибрид айри и волвека. Тимрэ все проверил и честно мне изложил. Но я и сама подозревала подобное. Всегда, с тех пор, как осознала себя. Я пока что половинка, так сказал Риан, он мудрее всех, ему можно доверять. Когда найду для себя нечто недостающее – стану целым, он обещал. Еще Риан сказал, что именно поэтому я выбрала себе кота. Коты самодостаточны. Я у него учусь. Тебе тоже надо учиться. Ты готов, ты ведь уже признал за собой личное имя. Ты – Рик Горр. А я Сати. Котенка зовут… нет, не скажу. Сделай еще одно усилие. Смени облик. У тебя получится, я верю. И тогда мы поговорим. Я расскажу тебе, как обстоят дела у Рива и Ринка.
Девочка встала и быстро вышла из комнаты. Котенок на загривке возмущенно взвыл, спрыгнул и метнулся к двери. Подсунул в щель лапу и стал пытаться оттянуть на себя препятствие. Действовал он сосредоточенно. То и дело шипел, дергал хвостом и высоко, воинственно‑обиженно мяукал.
Рик усмехнулся во всю пасть. Теперь стимулов к самостоятельным действиям накопилось очень много. Без смены облика он не мог выяснить подробности о судьбе семьи. Странная девочка тоже интересна, с ней нужно поговорить, это важно. Да и изучение котенка, независимого до неправдоподобия, хотелось бы продолжить. Трансформация прошла быстро, как и одевание. Некто, по запаху незнакомый, приготовил вещи, уложил в одно из кресел. Стандартные полуоблегающие брюки темно‑зеленого цвета. Мягкая рубашка на тон светлее, с коротким рукавом. Сандалии. Так одеты все студенты‑волвеки, прибывающие на учебу в Академию. Некоторые люди над одинаковыми вещами смеются, советуют строем бегать и хором рычать. Их глупые замечания остаются без ответа. Какой смысл объяснять каждому, насколько жизнь на родном Хьёртте иная? Что все младшие охотно и с гордостью участвуют в работах вне куполов, практически каждый день бегают гроллами‑разведчиками. Выходят в пустыню часто из одного купола, а ночевать добираются в другой. Не тащить же вещи с собой! Вот уж глупость… Любая семья, куда мордой ни ткнись, хоть к волвекам, хоть к человекам в дом, – примет, разместит, накормит. Хозяйка достанет из шкафчика стандартные вещи – и отдаст. Удобно. А красота, мода, стиль – это женские слова. Или семейные. Взрослые волвеки, живущие своим домом, очень ценят уют.
Рик размышлял усердно и неторопливо, заполняя пустоту в душе и отчаяние безответности зова. Никого рядом – это же невозможно! Он в Академии, тут обычно до двух сотен стайных поблизости, а то и больше. Но все сознания молчат. Он людей и то не слышит…
Едва щель открывающейся двери стала заметна, котенок сунулся к ней, шипя и царапая пластик с удвоенным усердием. Выскользнул в коридор, увидел Сати и тотчас отвернулся. «Вот еще, и никого я не искал», – было написано на мордочке. Рик усмехнулся и покачал головой. Зато он – искал. Звал! И не слышал ответа, хотя рядом, на диване, сидят и Сати, и сама жена вожака – Тайя.
– Приветствую, – вежливо поклонился Рик, подошел и сел в предложенное кресло. – Я утратил дар прямой речи и вынужден обходиться словами?
– Временно, – утешила Тайя. – Мы с Сати очень старались, нам помогали многие. Это условие твоего нового задания, очень важного для стаи. Ты обязан научиться жить самостоятельно. Второе твое задание – безопасность Сати. Будь при ней. Оружие и инструкции получишь у Йялла. Теперь он для тебя старший.
– Да, принято, – тоскливо выдохнул Рик.
Жена вожака встала, ободряюще улыбнулась и пошла прочь. Рик проводил ее взглядом. Отчего‑то некстати припомнилось: люди считают Тайю самой красивой женщиной Хьёртта. Он, оказывается, раньше не придавал этим словам значения. И не замечал, что двигается она по‑кошачьи мягко и гибко. А ее короткие волосы светлы настолько, что переливаются радугой неявных оттенков, на кончиках вспыхивая золотом. Неужели в четыре глаза можно видеть хуже, чем сейчас, двумя собственными? Странная идея. Но ведь очевидно: они с братом смотрели как‑то не так. Неужели в общности может скрываться ущербность? Закрытость для внешнего, делающая изучение мира существенно неполным, однобоким.
Сати села на подлокотник, дернула за рукав, привлекая к себе внимание.
– Ты был без сознания полные сутки. Рив в порядке, спит и лечится, – сказала она. – Ринк тоже спит и лечится. Сперва никто не сообразил, что он ранен, и серьезно… Держался, а как вас сдал, свалился. К ним не пускают, но ты не беспокойся, декан Тиэрто вернулся и занимается больными. Я его видела. Такой внушительный айри, он справится, мне сам Риан пообещал. Что еще хочешь узнать?
– Надо накормить котенка, – припомнил Рик.
– Он вымогатель, – сморщила нос Сати. – Он даже у директоров умудряется клянчить, у айри Ялитэ и у второго, который человек. Еще он бегает на пристань и побирается в ресторанах, прямо стыдно, с его‑то родословной на рисовой бумаге, с его сапфиром и гордым именем Гиркс Пятый… Пошли лучше тебя накормим, а? И меня заодно. Глядишь, Йялл нас уже сытыми найдет, он пока занят, но скоро освободится.
Рик согласился. Сам повел девочку в ближайшую столовую, на ходу выясняя, от кого и от чего, собственно, следует оберегать девочку. Сати отвечала охотно, говорила много и эмоционально. С ней оказалось посильно преодолевать тянущую жилы пустоту неполноценности.
Ночью в столовой было пусто, работали только сервисные слаги. Предложить они могли нечто безвкусное и лишенное запаха, предназначенное для длительного – а как предположила Сати, и вообще вечного – хранения. Рик нахмурился, попытался сообразить, есть ли у него, лично у него, счет? Обычно за все платил Ринк, он же старший.
– Да, запущенный случай, – рассмеялась Сати, узнав причину заминки. – Пошли к Лорри. Она все равно, как я понимаю, не спит. Весь день дрыхла, и не просто так – у знакомых медиков Йялла. Ее чем‑то полезным накачали, так похорошела! На человека стала похожа.
– А была? – запутался Рик.
– Тощая синюшная шалава, – вынесла приговор Сати. Покосилась на смеющегося волвека и добавила еще более трагическим тоном: – Сама же она и говорила: «Полкило румян плюс погашенный фонарь – и я еще вполне гожусь для дела».
– Странные у тебя представления о красоте, – задумался Рик, плотнее настраивая связь с сознанием кота.
