этим местом. Может быть, потому, что я уже читал о таком чуде в брошюрах.
— Я читал об этом, — сказал я.
Ронни поморщилась:
— Мы привыкли называть их воронками.
— Воронки, точно. Мы сейчас далеко от них? Есть ли поблизости?
— Есть одна в паре миль отсюда. — Ронни махнула рукой направо, но в подробности вдаваться не стала.
— Судя по вашему тону, вы не особо увлечены этим, — заметил я.
Ронни улыбнулась и поддела носком ботинка плотную почву.
— Что ж, — медленно вымолвил я, — местные жители обычно не считают их священными, как и остальную территорию.
Ронни нагнулась, чтобы стряхнуть пыль с ботинка.
— Я-то не говорила, что не считаю это место особенным. Мой народ всегда считал себя связанным с землей, и я верю в ее целительную силу, в возможность единения с природой.
— Но… — сказал я.
— Действительно «но», — откликнулась Ронни.
Теперь она смотрела на камни. Темнело, и они мягко отсвечивали.
— Мне кажется, наиболее действенное исцеление может произойти где угодно рядом с людьми. Ведь исцеление не ограничено ни местом, ни временем, ни обстоятельствами.
Маленькая серая ящерка пробежала по камням. Я проследил, как она скрылась в зарослях.
— Джулиан рассказывал вам, как мы познакомились? — спросила Ронни.
— Нет, но уверен: за этим скрывается интересная история.
И Ронни рассказала, как встретила Джулиана много лет назад, когда он еще был адвокатом. Поздним вечером Джулиан ехал по шоссе посмотреть на эти самые скалы, которыми сейчас любовались мы с Ронни. Он ездил в Финикс поиграть в гольф. Арендовав роскошную спортивную машину, Джулиан со своей красавицей-подружкой отправился к этим самым камням, прихватив с собой хлеба, немного сыра и огромную бутылку мартини для пикника «после захода солнца». Но еще до Седоны у них сломалась машина. Ронни тогда увидела что-то ярко-желтое у края дороги. Из-под капота машины валил дым. Она притормозила и предложила помочь. Ронни привезла их к себе домой, чтобы они могли позвонить в компанию, предоставившую эту машину. Компания выслала эвакуатор, а другой автомобиль подогнала к дому Ронни.
— Это был долгий вечер, — сказала она. — Мой дом был полон, как обычно: дети, племянники, племянницы. Довольно шумно. Жозе играл на гитаре, дети смеялись, кричали, прыгая на батуте.
Джулиан и его подруга немного поговорили с Ронни и ее мужем, но были раздражены тем, что их планы нарушены. И суматоха в доме Ронни явно действовала им на нервы.
— Девушка все время стучала ногой по полу, а сам Джулиан прикладывался к мартини и каждые две минуты выглядывал в окно.
Когда другую арендованную машину наконец подогнали, Ронни настояла на том, чтобы ее повела подруга Джулиана. Ведь он сам из-за выпитого уже не мог сесть за руль.
Потом, несколько лет спустя, Джулиан позвонил Ронни, напомнил о себе и удивил вопросом, можно ли заехать в гости. Он хотел бы не только увидеть Ред-Рокс, но и поговорить с Ронни.
— Поверьте, я его просто не узнала, — сказала Ронни. — Он словно стал моложе, даже чуть выше. И казался умиротворенным, спокойным, счастливым — вовсе не таким, как мне запомнился.
Джулиан сказал Ронни, что только что вернулся с Гималаев, где жил некоторое время с монахами. Их мудрость перевернула всю его жизнь. Он научился по-другому смотреть на людей и понял, что те, с кем ему довелось встретиться, могут многому научить и многим поделиться.
Ронни и Джулиан оправились полюбоваться на Ред-Рокс в лучах заходящего солнца, как мы теперь. Они гуляли, любуясь камнями, а тишина и спокойствие казались необычными и сильно контрастирующими с шумом и суматохой в доме Ронни.
Когда они в последний раз взглянули на камни, солнце скрылось за горизонтом, Джулиан повернулся к Ронни и сказал:
— Мне кажется, что вам известна тайна жизни. Если бы я спросил, в чем цель всего этого, что бы вы ответили?
Ронни молчала.
— И вы знаете, в чем смысл жизни? — спросил я в изумлении.
— Правда, странно, что Джулиан задал этот вопрос?
Ронни встряхнула головой.
— Знаете, моя мама была из племени хопи, а отец — из навахо. Их верования были похожи, но в чем-то и различны. Я росла в окружении этих поверий. Но мой-то муж — католик! Многие из наших друзей евреи, буддисты, мусульмане. Я пыталась узнать об этих религиях. В молодости много времени провела за учебой, за разговорами с разными людьми.
Небо постепенно темнело: скалы окрасились в темно-красные тона. Ронни взглянула вдаль. Казалось, она глубоко задумалась о чем-то. Потом снова заговорила:
— Долго я пыталась найти ответы. Но в конце концов решила, что есть много истин, которые сходятся в одной.
Я взглянул на Ронни. Даже задержал дыхание.
— Смысл жизни, Джонатан, в любви. Это очень просто.
— Значит, если тебя никто не любит, все остальное уже неважно?
— Не совсем. Цель жизни в том, чтобы любить, и любовь должна стать центром мира. Она должна управлять всеми вашими делами. Не думаю, что можно чувствовать себя по-настоящему живым, если никого не любишь.
Так Ронни когда-то ответила и Джулиану, а он сказал, что монахи согласились бы с ней:
— Они говорили то же самое, но мне пришлось проехать через Гималаи, чтобы услышать это, хотя я мог бы просто поговорить с вами.
— Тогда вы еще не были готовы это услышать, — сказала Ронни Джулиану. — Я могла бы повторить это тысячу раз, но вы не услышали бы.
Ронни закончила свою историю. Пошарив в карманах, она достала небольшой тряпичный мешочек.
— Это талисман, — сказала она и протянула мешочек мне.
Я развязал плетеный ремешок и высыпал содержимое на ладонь.
Талисманом оказалось крошечное серебряное сердечко. Казалось, оно сделано вручную — отполированное, с гладкими закругленными краями. Мешочек я держал вверх ногами, и из него выпал многократно сложенный листок бумаги. Ронни подняла его и протянула мне.
Там было написано:
Цель жизни в том, чтобы любить
Качество вашей жизни зависит от того, насколько сильно вы любите. Сердце мудрее разума. Цените его. Доверяйте ему. Следуйте за ним.
Мы с Ронни неспеша вернулись к машине. Становилось прохладно, из пустыни подул мягкий ароматный ветер. Не говоря ни слова, мы поехали обратно под шуршание колес.
Ронни явно чувствовала, что мне нужно время для осмысления случившегося. Я понял, что больше всего фокусировался на работе. Но Аямэ, Мэри, а теперь и Ронни помогли мне понять, что я предал самого себя в личной жизни. Я не был верен себе и в выборе друзей, и по отношению к своей семье, к любимым. Если бы я был таким другом, которого сам бы
