— Под кем в Москве бабки зашибал? — строго спросил Славец.
— Слышал про Ермака? — с угрозой в голосе произнес Павлов, полагая, что имя его случайного попутчика, которого «весь варшавский рынок знает», произведет нужный эффект.
— Нет, не слышал. Из молодых, наверное. Ты мне «смотрящего» назови, под которым Ермак ходит — неожиданно потребовал Славец.
— Япончик — наобум, сказал Павлов, вспомнив кличку знаменитого одесского налетчика и анархиста Моисея Вольфовича Винницкого, погибшего в 1919 году от рук чекистов.
— Вопросов нет, «мАсквич». Если кто из молодых придурков будет приставать, скажи, что знаешь Славца — сказал местный авторитет, для которого кличка Япончик ассоциировалась отнюдь не с легендарной исторической личностью, а с вором в законе Вячеславом Кирилловичем Иваньковым, родившимся в Москве 2 января 1940 года. Удивительно, но после этого разговора Павлова действительно никто, в смысле рэкета, не донимал. Молодые хулиганы, бредящие тюремной романтикой, при одном только упоминании Славца сразу становились вежливыми, и, расплачиваясь за поездку, давали сверху щедрые чаевые. Основное время работы приходилось на поздний вечер.
Днем он чаще всего без определенной цели катался по городу и по живописным загородным местам вместе с сыном, которого Галина Павловна Стручкова ласково называла Дим Димычем. Вскоре и он сам стал его так называть. Архитектура и планировка Смоленска приводила Павлова в восхищение. Вот уж, действительно, «град на семи холмах». Не хотелось ему обижать родную Москву, но он вынужден был признать, что, по сравнению со смоленскими холмами, Ленинские (Воробьевы) Горы — так, колдобинка небольшая. Все высотные дома в Смоленске вынесены в Заднепровье, а многочисленные заводы-фабрики вообще расположены на самых окраинах. Так что, находясь хотя бы на минимальной возвышенности, можно видеть главы многочисленных церквей (их не меньше, чем в Суздали), зелень городских парков и лесных массивов. Доминанты городской панорамы — Соборный холм и Успенский Собор с постройками и фортификационными сооружениями — видны практически с любой точки города. Смоленск старше Москвы, ровесник Киева и Великого Новгорода. Две самых главных смоленских достопримечательности — Успенский кафедральный собор и хорошо сохранившаяся крепостная стена с узенькими бойницами и строгими башнями. Для осмотра стены Павлов уже первые дни своего пребывания в Смоленске вместе с сыном совершили длительную пешую прогулку по холмам и у Днепра. В величественном кафедральном соборе, повергнувшем его в трепет красотой и внутренним убранством, он не мог не налюбоваться на 12-ти ярусный иконостас высотой с девятиэтажный дом. Галина Павловна, сопровождавшая его в этой экскурсии, уговаривала послушать пение церковного хора, но он отказался, ибо это означало, что он будет присутствовать на службе. Не хотелось ему кривить душой, изображая из себя православного христианина. Они ограничились тем, что поставили свечи перед иконой Смоленской Богоматери Одигитрии (Путеводительницы) и отправились по своим делам. Зарабатывая за сутки иногда до ста рублей, Павлов не жалел денег на экипировку сына и даже с помощью нанятых мастеров (маляра, плотника и сантехника) сделал ремонт на кухне коммунальной квартиры.
Мастера побелили потолок и покрасили стены, сняли дверь и расширили проход, отгородили газовую плиту и мойку во внутренне обособленную секцию, отдельную от остального помещения, которое стало похоже на очень уютную столовую. Лишние вещи, захламлявшие прихожую, коридор и балкон, он перетащил в сарай (бывший коллективный дровяник) и полностью поменял проводку в ванной и в туалете. Надо сказать, его подвиги на хозяйственном фронте произвели на Галину Павловну даже большее впечатление, чем его сексуальные способности. О таком мужике: не пьющем, работящем и неутомимом в постели, — она могла только мечтать. 18 августа 1990 года, в субботу, они официально стали мужем и женой. Воспользовавшись связями Галины Павловны во властных структурах, они расписались, не дожидаясь положенного по закону двухмесячного срока со дня подачи заявления.
Их свидетелями была молодая пара — дальние родственники Галины Павловны, проживавшие в 60 км от Смоленска в городке Починок — том самом, про который великий русский поэт Александр Твардовский написал: «И еще доволен я, хоть смешна причина, что на свете есть моя станция Починок». Никаких торжеств по этому поводу они не устраивали, просто пообедали вместе со свидетелями в ресторане, а затем проводили их до железнодорожного вокзала и посадили в пригородную электричку.
Вечером, когда они сели за ужин, к ним в квартиру без предупреждения нагрянули гости. То ли Галина Павловна проговорилась, то ли сын, остававшийся «на хозяйстве», простодушно ответил кому-то по телефону: «Папка и мамка решили пожениться, и поэтому их нет дома», — это уже не имело никакого значения. Галину Павловну пришли сердечно поздравить ее коллеги по работе в обкоме комсомола и Доме детского и юношеского творчества. Гости явились с цветами, двумя тортами и шампанским, правда, пробыли недолго, где-то около часа: произнесли слова поздравления, познакомились с, наконец-то, объявившимся отцом Дим Димыча, попили чаю и тихонько разошлись, шокированные причиной длительного отсутствия Павлова и поразительным портретным сходством отца и сына.
— Зачем ты им представился, как таксист и бывший зек-рецидивист? Ты ведь геолог и журналист. Что теперь про меня будут говорить? Это же провинция! — упрекала Павлова его официальная супруга.
— Да, не получилось суаре — согласился Павлов и сразу перешел в наступление. — Мне, что надо было врать, будто я — Штирлиц или Робинзон Крузо?
— Сказал бы, что ты — геолог Павлов, освобожденный из китайского плена. Тот самый, которого показывали в программе «Взгляд» — сердилась Галина Павловна, признавая в глубине души, что врать нехорошо. И все-таки «суаре», а по-русски — вечеринка, состоялась, на следующий день, в воскресенье. Постаралась соседка по коммунальной квартире Марина Алексеевна Князева, в субботу, поздно вечером, вернувшаяся из отпуска (она гостила со своей шестилетней дочерью в городе Ржеве Тверской области у своей бабушки). Оказалось, что она и Павлов — старые знакомые, не видевшиеся двенадцать лет. Для него было настоящим сюрпризом узнать в бойкой темноволосой и черноглазой молодой женщине ту самую спортсменку Марину, рядом с которой он ночевал в спортзале средней школы на улице Красина накануне злосчастной командировки в Новосибирск. Галина Павловна, конкретно, про Марину ему ничего до этого не говорила, кроме того, что она — учительница физкультуры и мать-одиночка с вредными привычками. Их соседские отношения, скорее всего, были далеко не идеальные, поскольку при равном количестве детей они занимали неравную жилплощадь: Галина Павловна — две комнаты, а Марина — одну. То, что Галина Павловна вышла замуж за москвича, Марина Князева восприняла, как подарок судьбы, и не скрывала своей радости по поводу предстоящего, как она догадалась, переезда соседки с мужем и сыном в Москву с последующим освобождением для нее дополнительной жилплощади. Утром на кухне, во время завтрака, Марина вручила Галине Павловне свадебный подарок: обеденный сервиз на 12 персон — новенький, даже не распакованный. Сервиз достался ей после развода и раздела совместно нажитого с бывшим мужем имущества. Сказав Галине Павловне столько добрых слов, сколько она не сказала ей за два года совместного проживания в одной коммунальной квартире, Марина тонко намекнула на то, что презент было бы неплохо «обмыть»: пригласить в гости общих знакомых. Она имела в виду юных корреспондентов «Пионерской правды», которых Галина Павловна сопровождала в поездке в Москву в мае 1978 года. Разумеется, тех, кто сейчас в городе и располагает свободным временем. Предложение Марины показалось Галине Павловне достойным внимания.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
