Феденька сам пришел. 
Интересно...
 — Адам, ты говорил, она видела моего сына?
 — Да, государыня.
 — И узнала? Когда он пришел с тобой?
 Адам задумался.
 — Мне кажется, узнала, государыня. Она так говорила иногда... осторожно.
 — А записку все равно не взяла.
 — Не взяла, государыня.
 Это Фёдору казалось, что он так незаметно действует. Может, Устинье. А хороший лекарь — он все видит, что рядом с больным происходит. Даже и то, что ему бы видеть не надобно.
 — Цену себе набиваешь? — словно бы под нос пробормотала государыня.
 Но Адам понял правильно. И ответил.
 — Если ты, царица, моему опыту доверяешь...
 — Когда б не доверяла, тебя б здесь не было. И брат мой тебе себя доверил.
 — Оправдаю, государыня. Отслужу.
 Любава медленно кивнула. Мол, попробуй только, не отслужи. Голову оторвут. Последней. После пыток. И вернулась к тому, что ее интересовало.
 — Ты что-то подметил?
 — Мне показалось, не в радость ей внимание царевича.
 — Вот как? Какая-то девка... не много ли она о себе понимает?
 Адам понял, что сильно подставил девушку. И быстренько качнул головой.
 — Нет, государыня. Все она правильно о себе понимает.
 — Да-а?
 Прозвучало это угрожающе. Медведица поняла, что кто-то не оценил ее медвежонка, и теперь осматривала когти, вострила клыки...
 — Она из бедной семьи. Так что все понимает правильно. Жениться на ней царевич Фёдор никогда не сможет, горлица орлу не пара. А поиграть и бросить — у нее тоже честь девичья есть. Вот она и не оказывает ему внимания, чтобы не играть, да напрасных надежд не давать.
 — Думаешь, место свое знает?
 — Кажется мне так, государыня. А уж дальше тебе решать.
 — Хммм... Посмотрим.
 Но голос уже был спокойным. Адам понял — угроза миновала. И почему-то порадовался.
 Ему спокойная и рассудительная боярышня просто понравилась. Нет-нет, не в том смысле, что Фёдору или Михайле. А просто, как хороший и добрый человек.
 Как человек, который понимает в медицине, который выполняет все назначения, ухаживает за своей нянюшкой самостоятельно... таких мало.
 Другая бы свалила все на холопок, а сама не то, что не приглядела бы — стакан воды не подала. Хорошо, что государыня больше не гневается, а смотрит с любопытством. Может, и обойдется все?
 Кто знает...
 Помолиться, что ли, раз уж в храм пришел? Хоть и не левославная это церковь, а все одно — христиане. *
 *- автор использует термин 'православная' и 'левославная' по направлению движения руки во время совершения крестного знамения. Прим. авт.
 И Адам перекрестился на распятие.
 * * *
 Если бы кто-нибудь увидел боярина Данилу — сильно задумался бы.
 Завидовать — или посочувствовать?
 Приятного мало, когда тебя прижимают к стене. Но если это делает самая красивая женщина, из всех увиденных?
 Но ведь не с любовными намерениями. Или?
 — Царица, увидят же, — слабо отбивался Данила.
 — И то верно, — Марина огляделась по сторонам — и через минуту Данилу втолкнули в небольшую кладовку. Еще и засов изнутри задвинули. — Рассказывай, свет мой, Данечка. Рассказывай.
 — О чем, государыня?
 — Данечка, неуж тебе рассказать не о чем? К примеру, кем там наш племянничек увлекся? Что за девушка?
 — Тебе Фёдор не племянник, — огрызнулся Данила.
 За что и поплатился.
 Маленькая ручка уверенно нырнула к нему в штаны, нащупала самое ценное...
 — Данечка, ты рассказывай. Не спорь со мной.
 А какое тут рассказывать, когда от похоти уже из штанов выскакиваешь? И кладовка эта такая... удобная. Со всякой рухлядью. И с хорошим, удобным засовом!
 Прелесть, что за засов!
 А потом и отнекиваться как-то было неохота. Данила и рассказал, что знал.
 Да, боярышня Заболоцкая. На ярмарке ее Фёдор увидел, да и увлекся. Игрушки нужны племянничку. Небось, другую девку подсунуть, он и охолонет...
 — Боярышня Заболоцкая... а из себя она какая?
 — Невзрачная такая. Рядом с тобой поставь, так и не приметишь.
 Марина довольно улыбнулась. Приятно лишний раз послушать. Хоть и знает она о красоте своей, а все одно приятно.
 — Волосы какого цвета? Глаза?
 — Прости, царица, не приметил. Вроде как темные...
 Данила не издевался. Просто, как все мужчины, он и правда не приметил мелких деталей, которые столь важны для каждой женщины.
 — Ладно, Данечка. Я сейчас пойду, а ты себя в порядок приведи, да не забывай — рассказывай, что и как. Очень мне это интересно...
 Царица поднялась, оправила платье, коруну* — да и выскользнула вон. И не скажешь никогда, что в кладовке этой случилось. Только дух тут такой... тяжелый.
 *- не опечатка. Так и называлось, и выглядело шикарно. Прим. авт.
 Данила кое-как поправил штаны, перепоясался заново, рубаху одернул. И вышел вон на подгибающихся ногах.
 Какая женщина!
 Это ж ураган! Гроза с молниями... Хороша!
 * * *
 Аксинья едва дождалась момента, когда оказалась одна.
 В нужнике, а то где ж еще?
 Дверцу дощатую закрыла, записочку развернула.
  Как первые петухи закричат, буду ждать под березой.
  И все. Ни подписи, ни чего другого. Но так и лучше, наверное. Спокойнее.
 Сохранить ли записочку?
 Ой, опасно это. Случись что — маменька не просто розгу обчистит, в деревню отправит, а то и чего похуже придумает. На богомолье, к примеру, в монастырь на пару месяцев...
 А ежели батюшка, там и того хуже будет.
 Записочка отправилась в вонючую дыру, а Аксинья оправила сарафан, да и вышла вон. Нужник же! Чем еще тут заниматься? *
 *- автор отступает от исторической достоверности. В то время нужники были без дверцы. Как правило. Прим. авт.
 Как пропоют первые петухи...
 Как же не уснуть до того времени? Или проснуться?
 И выбраться, не разбудив Устьку?
 Как сложно приходится бедной боярышне!
 * * *
 Нельзя сказать, что Элиза ждала этого дня с нетерпением.
 Царевич?
 Так что же? Эта карта непонятная. Заинтересуется он или нет, удастся его привязать к себе — или как получится... нет, непонятно.
 Но вчера Руди приказал ей готовиться. И Элиза сделала все, как он приказал.
 Заплела длинные волосы в косу, нацепила балахон, как ходят местные... кошмар! Ни пудры, ни румян, разве что совсем чуть-чуть! Ужасно!
 И выреза никакого!
 Может, водой смочить рубаху, чтобы она к ногам липла и формы показывала?
 Элиза попробовала, и осталась довольна. Да, пожалуй, так будет лучше. Надо бы еще заузить этот гадкий балахон, вот тут, в груди, но уже поздно. Руди принес его совсем недавно.
 Вот, в окне мигнул и погас свет. И снова.
 Готово.
 Надо бежать...
 И Элиза действительно побежала так, словно за ней гналось чудовище из старых сказок, громадная собака с горящими глазами. Побежала что есть сил,