— Мне кажется, с этим свидетелем можно заканчивать, — мудро замечает Даг.
Он прав, и я сообщаю судье, что вопросов к Самероллу больше не имею. Следующим свидетелем вызывается Скотт Кистлер, тот самый полицейский, которого ранил Даг Ренфроу. Первым его допрашивает Финни и делает все возможное, чтобы присяжные прониклись к нему сочувствием. Но на деле — и у меня есть подтверждающие медицинские отчеты — пуля лишь скользнула по его шее, и он отделался царапиной. В боевых условиях ему бы дали пару пластырей и отправили обратно на фронт. Но обвинение должно набрать на ранении очки, и Кистлер держится так, будто получил пулю между глаз. Они долго это мусолят, пока наконец не объявляется перерыв на обед.
Когда слушание возобновляется, Финни заявляет:
— Ваша честь, больше у меня вопросов нет.
— Мистер Радд.
Я поворачиваюсь к Кистлеру и громко спрашиваю:
— Офицер, это вы убили Китти Ренфроу?
В зале звенящая тишина. Финни поднимается с места с протестом.
— Мистер Радд, если вы… — начинает судья Пондер, но я перехватываю инициативу:
— Речь идет об убийстве, ваша честь, не так ли? Китти Ренфроу не была вооружена и находилась в своем доме, когда кто-то выстрелил и убил ее. Это настоящее убийство.
— Нет! — громко возражает Финни. — У нас на этот счет имеется закон. Блюстители порядка не несут ответственности…
— Может, и не несут, — прерываю его я. — Но убийство остается убийством. — Затем обращаюсь к жюри: — А как еще это назвать?
Трое или четверо согласно кивают.
— Прошу вас воздержаться от использования слова «убийство», мистер Радд.
Я делаю глубокий вдох, и все в зале тоже. У Кистлера такой вид, будто его привели на расстрел. Я возвращаюсь к свидетельской трибуне, смотрю на него и вежливо спрашиваю:
— Блюститель порядка Кистлер, в ночь рейда спецназа что на вас было?
— Прошу прощения?
— Не могли бы вы перечислить все, что на вас тогда было? Расскажите об этом жюри.
Кистлер с трудом сглатывает и начинает перечислять экипировку, оружие и так далее. Перечень длинный.
— Продолжайте, — прошу я.
— Трусы, футболка, белые спортивные носки, — заканчивает он.
— Благодарю вас. Это все?
— Да.
— Вы уверены?
— Да.
— Абсолютно?
— Да, я уверен.
Я смотрю на него как на отъявленного лжеца, после чего подхожу к столу с вещдоками и беру большую цветную фотографию, где Кистлер лежит на носилках на пороге отделения экстренной медицинской помощи в больнице. Его лицо хорошо видно. Поскольку этот снимок уже включен в список доказательств, я передаю его Кистлеру и спрашиваю:
— Это вы?
Он озадаченно смотрит и подтверждает:
— Да, это я.
Судья разрешает передать фотографию присяжным. Они долго ее разглядывают, затем возвращают мне.
— А теперь, блюститель порядка Кистлер, не могли бы вы рассказать, глядя на эту фотографию, что у вас на лице?
Он улыбается, явно чувствуя облегчение. Сущие пустяки.
— Это маскировочная краска.
— Ее еще называют «боевой раскраской»?
— Верно, у нее несколько названий.
— А какова цель этой боевой раскраски?
— Для маскировки.
— Это важный элемент, верно?
— Само собой.
— Он нужен, чтобы повысить безопасность людей на боевом задании, верно?
— Именно так.
— А сколько из восьми блюстителей порядка в ту ночь нанесли себе на лица черную боевую раскраску?
— Я не считал.
— Все наши блюстители порядка раскрасили в ту ночь лица черной краской?
Он знает ответ и уверен, что я тоже.
— Не могу сказать наверняка.
Я подхожу к столу и достаю толстую папку со свидетельскими показаниями, причем делаю это так, чтобы ему было видно.
— А теперь, блюститель порядка Кистлер…
Финни вскакивает с места и вмешивается:
— Ваша честь, я протестую. Он постоянно использует термин «блюститель порядка». Я считаю…
— Вы использовали его первым, — обрывает его судья. — Вы сами так выразились. Протест отклонен.
В конце концов мы устанавливаем, что свои лица черной камуфляжной краской разрисовали четверо полицейских, и к тому времени Кистлер уже похож на глупого подростка, играющего с цветными карандашами. Теперь пришло время отвести душу по полной.
— Скажите, блюститель закона Кистлер, вы любите играть в видеоигры, не так ли?
Финни снова на ногах:
— Протестую, ваша честь. Не имеет отношения к делу.
— Протест отклонен, — резко заявляет судья, даже не глядя на прокурора.
Полиция, похоже, уже начинает доставать судью Пондера своим враньем. Сейчас у нас на руках все козыри — что для меня большая редкость, — и я не знаю, как ими лучше распорядиться. Стоит ли ускорить процесс и передать дело на рассмотрение жюри, пока оно на нашей стороне? Или продолжить в прежнем режиме и постараться набрать как можно больше очков?
Набирать очки мне нравится гораздо больше, к тому же я чувствую, что присяжные на моей стороне и с удовольствием наблюдают, как полицейских сажают в лужу.
— А какие игры вам больше всего нравятся?
Он называет несколько игр — невинных и почти детских, — отчего выглядит переростком-пятиклассником. Они с Финни понимают, к чему ведут эти вопросы, и пытаются смягчить удар. Однако Кистлер этим делает себе только хуже.
— Сколько вам лет, мистер Кистлер?
— Двадцать шесть, — отвечает он с улыбкой, на этот раз честно.
— И вы до сих пор играете в видеоигры?
— Да, сэр.
— И на эти игры вы потратили не одну тысячу часов, верно?
— Наверное.
— И одна из ваших любимых — «Смертельное нападение-три», не так ли? — Для наглядности в моих руках внушительная стопка листов с его показаниями, данными под присягой, — я заставил его признаться, что еще в детстве он подсел на видеоигры и до сих пор их любит.
— Можно и так сказать. Да, — соглашается он.
Я протягиваю ему листки, будто склянку с ядом, и спрашиваю:
— Вы говорили под присягой, что играли в «Смертельное нападение-три» последние десять лет?
— Да, сэр.
Я поворачиваюсь к судье Пондеру:
— Ваша честь, я хотел бы продемонстрировать присяжным короткий клип из «Смертельного нападения-три».
Финни вскакивает с места как ужаленный. Мы с ним яростно спорили об этом целый месяц, а Пондер откладывал решение до самого последнего момента. И вот этот момент наступил.
— Вы меня заинтриговали. Давайте посмотрим, — соглашается он.
Не в силах скрыть негодование, Финни в отчаянии бросает блокнот на стол.
— Избавьте нас от театральных жестов, мистер Финни, — резко одергивает его судья. — Сядьте на место!
Судья редко занимает мою сторону, и я не знаю, как лучше себя вести.
В зале гаснет свет, сверху опускается экран. По моей просьбе один компьютерщик смонтировал пятиминутный клип видеоигры. Согласно моим указаниям, он врубает звук на полную мощность, и жюри вздрагивает при виде внушительных размеров солдата, который вышибает ногой дверь, в то время как вокруг грохочут взрывы. Животное, напоминающее собаку, но со сверкающими зубами и огромными когтями бросается на солдата, однако наш герой успевает его застрелить. В окна и двери лезут злодеи, а он всех их уничтожает и отправляет в ад. Видно, как летают, рикошетят и взрываются пули. Тела разрываются на куски. Кругом потоками льется кровь. Люди кричат, стреляют и умирают с убедительным драматизмом, и уже через две минуты все становится ясно.
А через пять минут всем присутствующим нужен перерыв. Изображение гаснет, включается свет. Я перевожу взгляд на Кистлера, который по-прежнему находится на свидетельской трибуне, и интересуюсь:
— Блюститель закона Кистлер, вот она, настоящая песня души, верно?
Он не отвечает. Чуть подождав, чтобы он запаниковал еще больше, я спрашиваю:
— И еще вам нравится игра, которая называется «Вторжение в дом», верно?
Он пожимает плечами, смотрит на Финни, ища поддержки, и наконец нехотя бурчит:
— Типа того.
Финни поднимается с места.
— Судья, неужели все это имеет отношение к рассматриваемому делу?
Судья опирается на локти, явно готовый к дальнейшему просмотру.
— Думаю, что имеет, мистер Финни, причем самое непосредственное. Давайте посмотрим ролик.
Свет снова гаснет, и на протяжении трех минут мы наблюдаем такую же бессмысленную кровавую бойню. Случись мне застать Старчера за игрой в такую помойку, я бы наверняка отправил его в реабилитационный центр. По ходу просмотра присяжный номер шесть, не выдержав, воскликнул:
— Боже милостивый!
Я вижу, что все они смотрят на экран с отвращением.
После этого ролика я заставляю Кистлера признать, что ему нравится игра под названием «Наркопритон — операция спецназа». Он признает, что в подвале полицейского управления есть раздевалка, где на средства налогоплательщиков установлен телевизор с плоским экраном диагональю в пятьдесят четыре дюйма, и в свободное между операциями время спецназовцы развлекаются, участвуя в турнирах по этим видеоиграм. Под аккомпанемент бесполезных протестов Финни я по крупицам вытаскиваю из Кистлера эту информацию. Теперь он уже не хочет об этом рассказывать, что только дискредитирует и его самого, и обвинение. Когда я с ним заканчиваю, героем его уже никто не считает.
