—
У глотки твоей, скрутила совсем.
Загнали к Алеппу наши войска,
В когтях ястребиных имам Гусейн.
Второй вестник печали
Увы! Рассеки мне грудь! Поспешай!
Фатьма, за тебя свою жизнь отдам!
О Гасан, Гусейн, о горе мне – вай!
О Гасан, Гусейн… вай, вай! Увы! Джан!
Госпожа, вай, вай!.. Лишиться бы глаз, – вай!
За лицо твое умереть тотчас! – ах!
Нам голову – вай! – снесли. Обрушься, небо, на нас! – вай!
Имама, увы, увели! Спасайтесь!.. Аллах!.. Джан!
Ослепнуть бы мне!., вай!.. Издохнуть бы мне – вай! Вай!
Померкни, мой день! Разверзнись, земля! – вай! Вай!
На помощь! Сюда! Увы нам! Свет наш погас!
Мать и дочери
Мать
Увы! Что за весть? Увы! Что за речь?
Несете огонь, – мой очаг разжечь.
Отсохни язык, принесший ту весть!
Развалился дом у юных невест.
На свет мой, на жизнь, на голову – прах!
Ах, черные дни! Нет силы терпеть!
Как быть мне? В каких утонуть волнах?
В чью дверь постучать, в чью руку смотреть?
Творец отвернулся. Ах доля моя!
И зачем ноги не сломила я!
Пресекся мой дым, потемнел свет дня,
На горькой земле кто ж проклял меня?
Вай, все я отдам за намаз твой, имам!
За ладонь Али свою жизнь отдам!
Умру я за праведный лик твой, джан!
Лицо подстелю под ноги твои,
Сирот приючу, господин мой, джан!
О Гасан, Гусейн, – голова, гора!
Что отвечу им, душа моя? – вай!
Что обрушил ты нам на голову, джан!
Опалил сердца нам, о сокол джан!
Услыхать бы раз лишь голос твой, – ax !
Лицом к лицу прикоснуться, – ах!
Распластать бы душу у ног твоих!..
Вдохну лишь тебя, – и да стану прах!
О, имама сын о светлых крылах!
Царь мира, тебя возлюбил аллах,
Рука на земле, рука в небесах, —
На горы мечом нагоняешь страх!
Весь мир, ага джан, ты поверг к стопам.
Покорил ты тьму народов и стран!
И горы, шаг лишь слышали твой,
Дрожа, склонялись ниц головой.
Моря и земля, твой услышав глас,
Покорно к тебе являлись тотчас.
И тучи, дрожа при взгляде твоем,
Ширяли крылом, и гремел в них гром.
Ты топал ногой – земли глубина
Мертвела от страха – потрясена.
Ах, солнца глава тебе отдана,
Тебе власы подстелила луна
Тебя приняла небес вышина —
Сиротствуем мы, нам печаль одна.
Кому же теперь подчинится мир?
Под чьею же сенью найти покой?
Истомился мир, одинок и сир,
Ведь руку его ты держал рукой.
Кааба и Мекка в грудь себя бьют.
Слезы – и море и суша льют,
Землю на темя сыплют, горят,
Имя твое повторяя, дрожат.
Возьму, поведу я твоих сирот —
Пойду, утоплюсь! Со светом прощусь!
Покинуты мы. Наше сердце – лед.
На горестном свете что меня ждет?
Иного царя-владыки мне нет,
Ты – солнце, луна, венец мой и свет!
Все рушилось! Мне лишь сидеть совой.
Рыдать над горькой своей головой.
Убьюсь – кто ж примет детей твоих?
Заколюсь – как быть твоим сиротам?
Кто им даст молока, кто вырастит их?
Коль груди отрежу, так что ж им дам?
От плача мои ослепли глаза,
И печень и сердце прожгла слеза
Ах, раз лишь один в твой лик заглянуть,
А там – хоть тысяча лезвий в грудь!
Ущелья и горы пускай падут,
Меня погребут, меня поглотят,
О лишь бы одной не скорбеть мне тут, —
Исторгнись, душа, разверзайся, ад!
Вы, дочки мои, теперь без отца
Кто обнимет вас, согреет сердца?
Ах, кто вас полюбит, кто сбережет?
Осталися вы без ласк и забот!
Ах, где глаза, чтобы видеть вас?
Рука, чтоб ничем не обидеть вас?
Уста, чтоб лелеять и нежить вас,
Своим поцелуем утешить вас?
Засохло до дна ваше море – вай!
Ушел отец, не сказал ничего.
Оставил детей своих в горе – вай!
А где ж он?
Где мне искать его?
Изранено сердце, горит огнем.
О дети, у вас господина нет.
Разрушен наш дом, развалился трон, —
Ах, кто вам теперь промолвит привет?
Гусейн мой, жизнь за тебя отдам!
Ты сжег мне сердце, – лежит золой.
Ненаглядный мой, – кто поможет нам?
Ах, если бы взял ты и нас с собой!
Дочери
Ах, мать и отец мой родимый – вай!
Где отец? Когда ж он вернется? – вай!
О, где ж он? Мать, ненаглядная! – вай!
Не плачь, не рыдай! – О свет ты наш, – вай!
Хоть в плен нас отдай! Брось в воду нас – вай!
Ах, вечер придет, прояснится день.
Но кто ж ввечеру нам откроет дверь?
Кто ж будет приветствовать нас теперь?
О отец мой джан, о родитель – вай!
Ах, очи, на мать наглядитесь – вай!
Наш отец – калиф – не придет сюда,
Не молвит ласковых слов никогда.
Он гневен на нас, он исчез из глаз,
Не увидит он ни дома, ни нас.
А куда ушел – не сказал того.
Ах, чем мы могли прогневить его?
Ослепил бы нас – чтоб мира не зреть,
Ах, зарезать нас он мог бы велеть, —
Ястребам степным, воронью на снедь!
Спалил бы он нас, иль предал мечу!
Ах, отдал бы нас во власть палачу!
Увели отца, – я за ним хочу!
Ужель не придет? Разлюбил сирот?
Ужель нашу скорбь отец не поймет?
Мы здесь рыдаем – он