- Он хорошо ходит?
- Нет, средненько, а взял и прошел. Мало кто до сих пор повторил его...
Я никак не мог уловить момент, когда его рассказ переходил в иллюстрацию действием. Это случалось мгновенно. И в этот раз, не успел я запротестовать, как уже вижу подошвы его галош, вытянутую шею, светловолосую голову, широко расставленные руки с растопыренными пальцами, и он уходит от меня вниз головой, по круто наклоненной плите, обрывающейся в пропасть. Вдруг из карманов у него посыпались монетки - мелочь, зазвенели, покатились по плите, бесшумно пропадая за краем. Часть монет застряла в щелях, и Седой со смехом, все так же вниз головой, стал подбираться к ним. Седой вылез наверх, но не успел я опомниться, как Художник пошел через "Гребень Бифа" (Беляев Иван Федорович, учитель, прошел его когда-то давно; очень опасный ход). Художник, не расставаясь с сигаретой, легко одолел первую часть хода, но, вылезая нам навстречу, вдруг остановился. Он водит руками по камню, выкинул сигарету, несколько раз приподнимает локти, расслабляя мышцы. Седой говорит, сидя рядом со мной: "Вот отсюда уже точно смерть, никаких ему случайностей". Художник виден нам по пояс. Он расслабляет руки, он глубоко дышит, он стоит в трех метрах от нас. Мы удобно сидим на камне. Седой перестал рассказывать и ждет. Художник нашел зацепки, толкнулся, перелез через камень, сел с нами рядом и спросил:
- А от чего руки трясутся: от страха или от напряжения?
Мы спускаемся с "Первого" столба ходом "Вопросик". Седой впереди, показывает мне ход. Вот здесь и есть вопросик, нужно спрыгнуть вниз на небольшой выступающий камень - устоишь или нет? Виден обрыв до самой земли, и маленькие фигурки людей, и тренировочная скала-малютка "Слоник". На "Слонике" много народу, ветер доносит снизу голоса.
Седой уже спрыгнул, освободил мне место. Он вытягивает руку в моем направлении, а потом ведет ее к камню, приглашая прыгнуть, совсем как дрессировщик в цирке. Он что-то мне говорит, но уши уже залепил страх. Вернуться?! И вдруг мутный толчок в голове, и неожиданно прыгаю, мгновение вижу себя в полете; встал на камень. Не успел отойти - прыгает Художник. Сверху вываливаются длинные ноги и летят на меня; шарахаюсь в сторону. Художник встал на камень четко. Седой ведет нас дальше.
Я описываю эти сцепы и думаю: не будут ли восприняты мои слова как призыв к лихачеству, к лазанью по скалам без веревки.
Думаю, что нет. И невозможно, чтобы подобный призыв вообще возымел действие. Последствия падения со скалы слишком очевидны, и любые слова, сказанные по этому поводу, ровным счетом ничего не меняют в оценке опасности, свойственной любому нормальному человеку.
Примеры опасны и заразительны там, где опасность не очевидна, например на лавинных заснеженных склонах. С виду эти склоны так миролюбивы, и в абсолютном неведении, под ярким солнцем, улыбающийся и счастливый идет по ним турист и сует голову в мешок смерти (мало утешения, что лавины называют "белой смертью").
Поэтому, например, о горнолыжных путешествиях нужно писать осторожно.
Вообще риск вслепую - бессмысленное занятие. Это удел либо ленивых телом - "обходить далеко, рискнем...", либо ленивых мыслью - "авось вывезет...". В слепом риске человек не противопоставляет трудностям и опасностям свою волю, силу, мастерство.
Иное дело на прочных скалах. Здесь все очевидно. Хотя, конечно, бывает, люди падают со скал.
В Красноярске я разговаривал с Верой Казимировной Гудвиль. Она на Столбах с девяти лет.
- И Вова, мой сын, на Столбах с девяти лет. Я тогда работала инструктором скалолазания и доверяла ему водить "Катушками" на "Первый" отдыхающих из санатория, и еще парнишка с ним был, маленький такой Бекас... Какой ваш любимый ход? Вы ходили "Уголком" на "Перья"? Эх, жаль, уже неделю радикулит, я бы сводила вас. "Уголок"! Я лично любила "Уголок", он пришелся по мне, он выносит, выталкивает, тут-то и борешься за жизнь (лицо радостное, смеющееся). Нас испортила веревка. Теперь идешь, думаешь лучше бы с веревкой.
В пятидесятом году Вера Казимировна стала чемпионкой города по спортивному скалолазанию. В течение следующих пятнадцати лет она была сильнейшим скалолазом города, края, побеждала на матчевых встречах городов. С пятьдесят первого года в одной команде с ней стал выступать сын Вова.
- Вот в шестьдесят первом году, в Ялте, на всесоюзных соревнованиях, я заняла третье место, и Вова тоже. Мы эти кубки получили, вот этот мой, а это Вовин, или наоборот, не помню.
В 1965 году Вера Казимировна была участницей команды, победившей в соревнованиях на приз Евгения Абалакова. Ей тогда было 48 лет.
- Я любила технически сложные трассы, чтобы маленькие зацепки, где щелка красивая, вертикальные переходики; это ведь не пожарный спорт, чтобы по лестнице бегать. "Митра" - страшная. Раньше не было страшно, а веревка появилась - теперь страшно. А "Уголок" я и сейчас люблю. Вроде бы как по мне он пришелся: идешь врасклинку, и руками, и ногами упираешься, и все по-разному, а он тебя выталкивает из угла вон, на простор (на простор!).
На следующий день, под вечер, прямо из города мы отправились на "Дикие" Столбы. Мы бежали, потому что темнело, а впереди двадцать километров тайги. На "Дикие" лазают редко, что и привлекло меня.
Ребята, хорошо тренированные альпинисты, бежали по тайге, как лоси. И успевали еще на ходу говорить о больших горах, о том, как однажды шли много часов подряд и как было тяжело, - обычные разговоры. Хорошо, что эти ребята еще не знают, думал я, что тяжело в походе в единственном случае, а именно если ты слабее всех. Однажды со мной такое случилось, и я три года потом "выздоравливал". А сейчас я бежал за этими ребятами, и сердце стучало радостно и ровно, как в лучшие времени.
Мы были на "Диких" уже в полной темноте. Непривычно и страшно ходить ночью по скалам. Наконец мы поднялись в "Грифы". На площадке, под самой вершиной скалы, стоит бревенчатый домик. Бревна сюда поднимали снизу лебедкой. Дом красив и удивительно точно вписан в профиль скалы. Как хорошо после ночного лазанья войти в замкнутую безопасность дома и прилечь на широкие нары!
Спрашиваю Витю Янова, который привел нас в "Грифы": разбиваются ли настоящие столбисты?
- Редко очень, не чаще, чем мастера-альпинисты. Есть ведь внутреннее чувство, подсознательный точный расчет. Хороший столбист лезет только тогда, когда может уверенно пройти ход. Вот Абалаковская щель, ведет она на "Коммунар" прямо снизу. Считалось, что Евгений Абалаков прошел ее когда-то. Но это неизвестно, точно мы не знаем. Лучшие скалолазы пытались пройти ее со страховкой, и не удавалось. И был на Столбах парень, Симочка. Он однажды пошел по щели без страховки, просто так, и взял ход. Это все видели.
