Во время поисков план постепенно формировался у меня в голове. Теперь он был завершен, и последним его штрихом стала беседа с моим доктором на Хэрли-стрит. Я уже упоминал, что перенес операцию. Разговор на Хэрли-стрит дал мне понять, что другая операция будет бесполезна. Мой медик очень мило подал информацию в туманных выражениях, но я привык докапываться до правды.
Я не сообщил доктору о своем решении сделать так, чтобы смерть моя не была медленной и мучительной. Нет, моя смерть наступит в огне возбуждения. Я буду жить перед тем, как умру.
И теперь сам механизм преступления на острове Ниггер. Приобрести остров, используя Морриса для сокрытия следов, было нетрудно. Он был экспертом в подобных вопросах. Сведя в систему информацию, собранную мною о жертвах, я смог приготовить подходящую приманку для каждого. Все мои гости прибыли на остров Ниггер 8 августа. Группа включала и меня самого. Моррис уже получил свое. Он страдал от несварения желудка. Перед отъездом из Лондона я дал ему капсулу и сказал, что ее нужно принять на ночь перед сном. Я сказал, что это лекарство совершило настоящие чудеса с моими желудочными соками. Он взял ее без колебаний — он был немножко ипохондриком. Я не боялся, что после него останутся какие-нибудь компрометирующие документы или записи. Он был не из тех.
Порядок убийств на острове я продумал с особой тщательностью и заботой.
Я считал, что у гостей были разные степени вины. Те, кто был виноват менее других, должны были умереть первыми, не страдая от длительного психологического напряжения, каковое я приготовил для более хладнокровных преступников.
Энтони Марстон и миссис Роджерс умерли первыми: один — мгновенно, другая — в мирном сне. Марстон, как я понял, был рожден безо всякой моральной ответственности, каковая имеется у большинства. Он был аморальным человеком — язычником. Миссис Роджерс, я не сомневался, в основном действовала под влиянием мужа.
Нет надобности описывать тщательно, как умерли эти двое. Полиция без труда все узнает. Домовладельцу раздобыть цианид кальция для уничтожения ос проще простого. Он у меня был, и подбросить его в почти пустой бокал Марстона во время напряженного периода, наступившего после того, как прозвучала граммофонная запись, было нетрудно.
Могу сказать, что во время зачтения обвинения я пристально наблюдал за лицами гостей и благодаря моему долгому опыту работы в суде убедился еще раз: все как один они были виновны.
Во время недавних приступов боли мне прописали снотворное — хлоралгидрат. Мне было довольно просто перетерпеть боль и скопить его смертельную дозу. Когда Роджерс принес для своей жены бренди, он поставил бокал на стол, и, проходя мимо стола, я подбросил яд в напиток. Это было легко потому, что тогда никто ничего еще не подозревал.
Генерал Макартур умер совершенно безболезненно. Он не слышал, как я подошел. Конечно, я очень тщательно выбирал время для ухода с террасы, но все прошло успешно.
Как я и предвидел, был сделан обыск острова, и гости обнаружили, что на нем нет никого, кроме нас семерых. В результате сразу же создалась атмосфера подозрения. В соответствии с моим планом в скором времени мне должен был понадобиться союзник. Я выбрал доктора Армстронга. Он был легковерным человеком, знал как меня лично, так и мою репутацию, и для него было непостижимо, что человек с моим положением должен быть убийцей! Все его подозрения были направлены на Ломбарда, и я сделал вид, что с ним согласен. Я намекнул, что разработал схему, посредством которой можно заманить убийцу в ловушку и заставить его выдать себя.
Хотя обыскали все комнаты, никого еще лично не обыскивали. Но вскоре это должно было произойти.
Я убил Роджерса. Утром 10 августа. Он колол дрова и не услышал моих шагов. Я нашел ключ от столовой в его кармане. Он запер комнату предыдущей ночью.
В суматохе, последовавшей за находкой трупа Роджерса, я проскользнул в комнату Ломбарда и похитил его револьвер. Я знал, что у него будете собой оружие — точнее говоря, Моррис по моей инструкции предложил ему захватить пистолет с собой во время беседы.
За завтраком я подбросил остаток хлорала в кофе мисс Брент, когда подливал ей напиток. Мы оставили ее в столовой, Я проскользнул туда позднее — она была почти без памяти, и мне было легко сделать ей инъекцию насыщенного раствора цианида. Шмель был настоящим ребячеством, но, знаете, почему-то это доставило мне удовольствие. Мне хотелось как можно точнее придерживаться считалочки.
Вскоре после этого произошло то, что я предвидел, честно говоря, сам это предложил. Мы все подверглись тщательному обыску. Я отлично спрятал револьвер, а ни цианида, ни хлорала у меня больше не было.
Вот тогда-то я объявил Армстронгу, что пора приводить в исполнение наш план. Он был очень прост: я должен притвориться следующей жертвой. Это якобы взбудоражит убийцу, и, во всяком случае, если будут считать, что я мертв, я смогу спокойно передвигаться по дому и следить за нашим неизвестным преступником.
Армстронгу идея пришлась по душе. Мы привели план в действие в тот же вечер. Красная краска на лбу, алая занавеска, шерсть — и сцена готова. Свечи сильно мерцали и освещали комнату плохо, и только Армстронг должен был меня тщательно осмотреть.
План сработал безупречно. Мисс Клэйторн визжала на весь дом, когда нашла водоросли, которые я предусмотрительно повесил в ее комнате. Все ринулись наверх, а я принял позу убитого.
Мой «труп» произвел на них желаемый эффект. Армстронг очень профессионально исполнил свою роль. Они отнесли меня наверх и уложили на кровать. Никто обо мне не беспокоился — все были слишком напуганы и до смерти боялись друг друга.
Я условился с Армстронгом о свидании возле дома без четверти два. Я отвел его чуть поодаль к краю утеса. Сказал, что отсюда мы сразу увидим, если кто будет к нам приближаться, зато нас никто из дома не заметит, потому что спальни выходят окнами на другую сторону. Он по-прежнему ничего не подозревал — и, однако, ему следовало бы понять, если бы он только вспомнил слова считалочки: «Копченая селедка проглотила одного…» Он прекрасно клюнул на копченую селедку.
Убить его было легко. Я издал восклицание, наклонился, велел ему посмотреть, не вход ли это в пещеру. Он далеко нагнулся. Быстрый мощный толчок заставил его потерять равновесие, и он полетел в бушующее море. Я вернулся в дом. Должно быть, Блор слышал мои шаги. Через несколько минут я вернулся в комнату Армстронга к оставил ее на сей раз достаточно громко, так, чтобы кто-то обязательно меня услышал. Дверь открылась, когда я был на нижних ступеньках лестницы. Они, должно быть, мельком видели меня, когда я выходил из дома.
Через минуту-другую они последовали за мной. Я обошел дом и взобрался в него через окно в столовой, которое предварительно оставил открытым. Я его закрыл и потом разбил стекло. Потом поднялся наверх и снова улегся на свою кровать.
Я рассчитывал, что они снова обыщут дом, но не думал, что они особенно тщательно будут разглядывать трупы — просто сорвут на мгновение простыню, чтобы убедиться, что это не Армстронг, маскирующийся под мертвое тело. Все произошло именно так.
Я забыл сказать, что вернул револьвер в комнату Ломбарда. Может быть, кому-то будет интересно узнать, где же я его спрятал на время обыска. В кладовой была большая груда консервированной еды. Я открыл самую нижнюю — кажется, там были бисквиты, уложил туда револьвер и вновь заклеил банку липкой лентой.
Я рассчитывал, и совершенно правильно, что никто и не подумает просматривать явно нетронутые консервы, тем более, что верхние банки были запаянные.
Красную занавеску я скрыл, положив на сиденье одного из кресел в гостиной под покрывало из вощеного ситца, а шерсть — в подушке сиденья, прорезав в ней небольшое отверстие.
И теперь наступил момент, который я предвидел; три человека так боялись друг друга, что могло произойти что угодно, у одного из них был револьвер… Я наблюдал за ними из окон дома. Когда Блор один направился в особняк, я приготовил большие мраморные часы. Уход со сцены Блора…
Из окна я видел, как Вера Клэйторн застрелила Ломбарда. Рискованная и изобретательная молодая особа. Я всегда считал, что она достойный ему соперник, а то и более сильный. Как только это произошло, я приготовил сцену в ее спальне.
Это был интересный психологический эксперимент. Хватит ли осознания собственной вины, состояния нервного напряжения — ведь она только что застрелила человека! — в сочетании с гипнотическим влиянием окружающей обстановки, чтобы заставить ее покончить с собой? Я счел, что будет. И оказался прав. Вера Клэйторн повесилась на моих глазах, когда я наблюдал за ней, скрывшись в тени гардероба.
