отличным убийцей, учителя гордились им. Время, проведенное в этой одиозной секте, чьё название вызывало дрожь чуть ли не во всех странах, возвели пренебрежение всем и вся в недоступную никому степень. Дошло до того, что в один прекрасный момент Тимьян ощутил себя рабом. Он принадлежал черным монахам весь, без остатка. Никто не уходил от них — говорили ему. Никто? Не в его случае! Колебания развеялись. Он возжаждал свободы.
И сумел их перехитрить. Единственный. Совершил, можно сказать, невозможное. А после с головой поспешил окунуться в бурлящий, неуёмный, изменчивый мир, бывший всю жизнь где-то в стороне. Тимьян спрятал страх расплаты от содеянного далеко-далеко, почти забыл. Почти. Ведь сколько лет прошло. Вряд ли кто помнит его в Карте. Исчез без следа — так, как его и учили.
Итак, толстяк вляпался в неприятную игру. И пешками в игре стали жители города — сотни и тысячи простых обывателей, объятых ужасом. Тимьян нисколько не жалел горожан — их проблемы. Они всего лишь толпа.
Кипр, конечно, рискнул, отдав толстяку парня с сестрицей в придачу. Отдал внезапно, торопливо, можно сказать, спихнул, избавился, точно от тяжкого груза. Тимьян ох как не верил в искренность советника — старика с болезненной, но тщательно скрываемой тягой к спиртному. В стремление хитрого крыса ни много ни мало, спасти мир. Тимьян так и не смог подавить усмешку, стоило подумать об этом. Слишком просто. Вот хорошие ребята, а вот — плохие. Нет, так не бывает. Кипр понял, что Анастасий просто заберет деток силой, и вспомнил об их братстве.
Уж он знает блядскую людскую натуру как никто другой. Всегда и везде люди стараются нагадить друг другу. Тимьян считал, что даже перед смертью любой, кому есть что терять, будет хвататься за своё зубами.
Тимьян почувствовал на себе пристальный взгляд. Кир, как и следовало ожидать, заметил его кривую улыбку. И наверняка истолковал ее по-своему.
— Что? — недовольно бросил Тимьян. — Говори, если в твоей пустой башке есть хоть что-нибудь, кроме…
О нет, Кир, этот прыщ, слишком серьезен. Хотя Тимьян откровенно недолюбливал «детеныша» толстяка, но в глубине души понимал, что без некоего антипода, противоположности ему самому — ловкому пройдохе, как он сам себя называл, — служба в братстве не стала бы такой занятной. Может, это и есть дружба, странная привязанность, выражавшаяся в постоянных подначках и издевках. Если честно, Тимьян многое прощал долговязому рыжему южанину.
Глядя на веснушчатое лицо Ослепительного, с трудом верилось, что он, по его же словам, индариец. Что-то путает, подлец. От тех грязных волосатых дикарей с побережья Огненного моря Кир взял только пронзительно-черные глаза, так не вязавшиеся с остальным обликом. Впрочем, откуда Кир знает о собственном происхождении? Прощелыга вырос в необъятных портовых трущобах Киртина, где ошиваются отбросы со всего мира. Тимьян бывал там — ужасное место.
Сейчас Кир сосредоточился, как никогда. Это с ним бывало. Парень немного страдал исполнительностью — привычка, выработанная в рабстве.
— Предлагай, — просто сказал Тимьян.
— Зайдем в харчевню, — встрепенулся Кир. — Тут, за углом, на перекрестке. Она, кажись, так и зовется — «На перекрестке». Что-то вроде…
— Зачем?
— Одна из примыкающих улочек и есть Кузнечная. Короче — у харчевни на терраске есть столы, где можно, не привлекая ничьего внимания сесть, вроде как попить пивка…
— А, понял. Понаблюдать за обстановкой.
— Да. Ты в этом большой мастак. А обзор там хороший.
— Ну а ты куда?
— По крышам, до тупика. Ты меня ждешь.
— Ясно.
Тимьян бесстрастно проводил глазами быстро удалявшегося Ослепительного — пригнувшегося к холке коня, словно пытавшегося слиться с окружающей серостью, раствориться в тесных улицах с их никогда не рассеивающимся запахом тлена и человеческих отбросов, скрыться под тенью усталых, налезающих друг на друга домов. Тимьян спрыгнул с коня, привязал к коновязи у входа. Неторопливо вошел.
Типичное для средней полосы заведение — темное, освещенное всего-то двумя свечами, стоявшими на пустом прилавке, за которой виднелась лысая голова дремавшего хозяина. Пузатые бутылки, стоявшие на грубо сколоченных полках, бочки у стен, метла валявшаяся на полу, прямо на пороге, массивные балки, поддерживавшие крышу, длинные столы у стен. Отличие этой забегаловки от сонма подобных в наличии терраски — такие распространены в южных странах.
За одним из столов, почти в полной темноте, сидел один-единственный посетитель.
— Просыпайся, родимый, — хлопнув ладонью по прилавку, сказал Тимьян трактирщику, поглядывая при на человека во мраке. Тот приветливо махнул рукой. Тимьян кивнул в ответ. Скрывается от кого-то, либо просто хочет посидеть в одиночестве. Достаточно заурядная личность, судя по движениям, выражению лица — плохо видно, но Тимьяну достаточно и того. Забыть о нём.
Трактирщик, протирая глаза, испуганно воззрился на позднего гостя.
— Пивка, — сказал Тимьян.
— Ага, — без лишних вопросов ответил тот.
— Почему ты не закрываешься? — спросил Тимьян, мрачно взглянув на поданный ему напиток. Сильно разбавляет водой, гад. Но сейчас не время предъявлять претензии. Вполне возможно, что хозяин и так едва сводит концы с концами.
Трактирщик сразу как-то расслабился, даже подобрел.
— А зачем? Выпускать-то всё равно не выпустят. Да и куда идти? Надеяться на чудо? А вот… — тут он осекся и виновато посмотрел на Тимьяна.
— Расслабься. Всем и так ясно, чем всё закончится. Так ведь? Или нет?
Тот неловко пожал плечами. Тимьян взял кружку и пошел к выходу.
— Э… — подал голос трактирщик.
Тимьян обернулся.
— Что-то не так?
— Да нет. Просто хотел спросить, вы на терраске будете?
— Да, а что?
— Да нет… я просто… ежели что надо…
— Я крикну тебе, не волнуйся.
— Хорошо, как вам будет… угодно.
— Вот и ладненько. Не потей так, мужик, всё нормально.
Улица пустовала. Тимьян откинулся на спинку сплетённого из ивняка кресла, сделал большой глоток пива, поморщился. Кислое, и отдает протухшей рыбой. До чего же мерзкая питейная — унылая какая-то. Даже нехорошо стало на душе.
Тимьян задумался — а не слишком ли странно он выглядит здесь, совсем один? Окинул долгим изучающим взглядом перекресток. Тишина. Ни движения. В этом-то и подвох. Конечно, здешний переулок находится вдалеке от центра событий, отголоски которых, тем не менее, слышны. В Басилите таких укромных местечек полным-полно. Но всё же…
Он слишком подозрителен? Ведь родной Хаэрт остался далеко позади. Иногда ему казалось, что там все только тем и занимаются, что следят за друг другом. Вот уж действительно — царство гадюк. Местный народ по сравнению с ними — простаки. Сборище тупых мужиков. Все, кто дальше Кальвента, северяне, одним словом… в общем, на их лицах написано, кто они такие. Придурки, как вон тот убогий,
