На её счастье.
Как она вовсе жива-то осталась?
— Я тогда сказала… как же… — она наморщила лоб. — Тогда слова сами будто бы… вот… кровь как водица, по рекам стремится… под землю уходит… что-то еще было. Будто и я говорила, и не я. И в конце, что кровью этой судьбу свою соединяю. Вот…
Она царапнула шрам ногтями.
— И помню, что в зеркале этом все задрожало, и лицо показалось. Я еще обрадовалась, дура, что красивый… теперь-то понимаю.
— Что?
— Что не просто дура, а идиотка редкостная… и да, я наклонилась, чтобы поцеловать. Всегда надо целовать, без поцелуя оно как бы и не по-настоящему. Зеркало было горячим таким. А он… я вдруг поняла, что он не совсем живой!
Это Марика почти выкрикнула.
— Он не дышал! И… и я закричала. А зеркало лопнуло. И потом ничего…
Пальцы коснулись лица.
— Очнулась уже в больничке. Меня брат услышал, проснулся и полез искать. Родителям позвонил. Скорую вызвал. Он у меня хороший, — это было сказано с невероятной нежностью. — Потом мама сказала, что я неделю в горячке лежала… князь приходил. Дважды. И Наина. Потом… унесли меня. И вернули уже без горячки, но спящую.
Вот же…
И сказать нечего. Нет, ну на самом деле, что тут скажешь.
— Я спала еще неделю. А как очнулась… мама почти седая вся. Папа… ему с сердцем стало плохо. Но я ведь не специально! Я не хотела никого пугать! Просто…
Просто шестнадцать лет. Или пятнадцать?
И мир вокруг огромный да прекрасный. Да и сам себя почти бессмертным чувствуешь, потому как ну что может в этом огромном и прекрасном мире, созданном исключительно для тебя, случиться?
— Можешь не оправдываться, — я указала на стул. — Ты сядь. От меня-то что хочешь?
— Не знаю. Он… зовет.
— Кто?
— Суженый. Наина тогда… в общем, она сказала, что я не просто так. Что я… дотянулась до суженого. Или просто до какого-то дурака, который в этот час в зеркало погляделся. И связала с ним свою жизнь. И теперь мне ни с кем другим жизни не будет. Вот так.
— А ты поверила?
— Не сразу. Я-то болела долго тогда… и в санаторий меня отправили. Князь… у него есть санаторий тут. Хороший.
Не сомневаюсь.
— А там парень один. Он тоже лечился… такой славный, — Марика робко улыбнулась. — Лешка. Мы с ним и сошлись… он тоже по глупости влез. Сам что-то там химичил, оно и загорелось. Вот… обожгло и руки, и ноги. И вообще крепко попалило. Да не суть важно. Я за ним ухаживала… помогала. В общем, мы сперва подружились. Потом…
— Любовь.
— Да. Я тогда решила, что это все, ну, ерунда… что что-то там сделала, а потом от нервов и слегла. Главное, что оно ничего не значит.
Марика нервно ущипнула себя за руку. И спохватилась.
— Извини. Иногда… вот… мы стали встречаться. Лешка из местных. Сперва все было хорошо, а потом… потом он вдруг меняться начал. Не подумай, я знаю, что люди меняются. Но это… как бы… тут даже не знаешь, как объяснить. Он… то скажет что-то. Обидное. Посмеется. Потом язвить еще… он ведь нормальным парнем был! А раз от раза хуже. Обзывать стал. Однажды толкнул. Тут уж я не стерпела.
И молодец.
— Я подумала, что это он такой. А он… он через некоторое время встречаться стал с Сашкой. Моя подруга. Она… нахвалиться не могла. Какой он добрый, внимательный и заботливый. Я все ждала, когда же он другим станет. Вот до сих пор и жду… шестой год как. Они четыре женаты, и он её на руках носит.
— И это случается.
— Если бы… я тоже решила, что мне просто не повезло. Но… потом уехала поступать. И тоже на первом курсе любовь встретила. Классный парень. Веселый. Душевный… два месяца прошло и он стал озлобленным подонком. А стоило разойтись и снова… потом третий раз, уже в прошлом году. Разошлись в прошлом. Понимаешь, что-то с ними происходит. С ними всеми. Если они рядом со мной звереют. И… и это с тем связано.
— А ты к ведьме не обращалась?
— Когда с Лешкой разошлись, Наина сама меня нашла. Сказала, что я, глупая, свою жизнь уже связала. И от других, значит, закрыла судьбу. А раз так, то не след мне мучить ни себя, ни их. Ничего хорошего с этого не получится. Я у нее и спрашивала. Кто это и как найти, но она только головой качала и все повторяла, что я сама виновата.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Да, характер у этой Наины, похоже, был настоящим, ведьминским.
— Потом уже я и к другим ходила… там, в Москве.
— А они?
— Они сказали, что судьба завязана, кровью моей заговорена, добром отданной. И развязать никак не выйдет.
— А от меня-то ты что хочешь?
Марика набрала воздуха и выдохнула:
— Найди его!
— Кого?
— Суженого! Я ж… я ж нормальная женщина! Я замуж хочу! И семью. И детей. Мама вон переживает. И папа… они знают, им Наина говорила, но вижу, что себя винят. А какая вина? Сама дура, что уж теперь.
Осознание собственной дурости — вещь такая, полезная для саморазвития и дальнейшего себя позиционирования в мире.
— Я по-всякому думала… думала завести любовника. На время. Чтоб там забеременеть и родить, но… понимаешь, я не уверена, что получится. Если судьба связана…
— Не получится, — подтвердила я. — А если вдруг, то лучше бы не получилось. Или ребенок больным родится, или… с перекрученной судьбой.
— Вот… найди мне его.
— Понимаешь…
— Нет, — Марика затрясла головой. — Не отказывай, пожалуйста! Я ведь просила… не ты первая. А те, которые там, в Москве, они пытались искать. Ведь если кровь и мы связаны, то и найти его несложно. Так мне одна сказала. Ну, пока искать не взялась. И оказалось, что ниточка сюда идет. В Упыревку. А дальше никак!
Интересно.
— Вот! — Марика подняла палец. — А Упыревка, конечно, не так и велика, но и не маленькая. Я сперва думала просто всех местных мужиков перебрать. Даже списки составлять пробовала. Отбросила молодых и женатых, ведь если я не могу, то и он тоже. Еще тех, у кого дети есть… хотя тут тоже не скажешь. Вдруг да он думает, что есть, а на деле это не его дети? Главное, все одно много осталось. Я полгода бегала, знакомилась, все надеялась, что вдруг да он? Вдруг да ёкнет?
— Не ёкнуло?
— И близко. Потом подумала, а если не сразу? То есть, я его из списка вычеркну, а он окажется тем самым? Просто… ну вот не сработало! Оно ж не факт, что любовь с первого взгляда случится. И что вообще любовь случится.
В здравомыслии Марике было не отказать.
— А еще он во снах являться стал. И главное, я словно там, наверху. И знаю, что сон. Но жутко. Поднимаюсь. Свечи эти расставляю… про них не только ты спрашивала, кстати. И у всех, кому говорила, лицо такое становилось, ну… это ж непростые свечи, да?
— Из человечьего жира.
И крови.
Их одно время пытались производить, из того жира, который на липосакции отбирают. Но после то ли скандал случился, то ли умер кто после обряда, в общем, сочли это небезопасным. Поговаривают, что в особой канцелярии Его императорского Величества такие свечи еще делают, из мертвяков, для очень тайных обрядов, но вот честно, сомневаюсь.
— Жуть какая, — Марику передернуло. — И кровь моя… я читала кое-что. Из того, что обычным людям дается. Немного, но поняла, что избавиться от этого суженого не выйдет. Значит, искать его надо. А там уж смотреть, что и как… в общем, тут еще кое-что.
— Что?
Я уже даже представить боюсь, что именно.
— Я ж начала рассказывать. Сбилась. Так вот. Сажусь и снова его зову, читаю заклятье. И над зеркалом наклоняюсь. И в этом зеркале он появляется. Как из воды. Честно — жуть жутчайшая. Сам бледный-бледный. Исхудавший… и главное, такой вот… такой… — она руку к груди приложила. — Страх просто. Глаза открывает. А глаза у него золотые!
И сказала она это громким шепотом, ко мне наклонившись для убедительности.
— И что дальше-то?
— А что дальше? Дальше он вроде как ко мне тянется, чтобы поцеловать… я, правда, не особо, но тоже тянусь. Пошевелиться не могу. И губы эти… они леденющие! В общем, и просыпаюсь. А на днях вообще услышала шепот. Зовет он меня.
