— Мне и такого не обещали, — Марика вцепилась во флакон. — Спасибо тебе!
— Да не за что.
— Не скажи. Знаешь, это… это страшно, когда думаешь, что ты с покойником себя связала, — она содрогнулась. — А теперь я знаю, что он живой. Но… где-то заперт. Или заблудился. Найду и отопру.
Прозвучало почти угрожающе.
— Я подумаю, что еще сделать можно.
Она кивнула.
И повторила:
— Спасибо… а девок не бойся. Если кто обижать вздумает, скажи мне, а я Сереге передам. Он им такой черный пиар устроит, что сами сбегут…
На том и распрощались.
Правда… вот все одно сомнения были. Но с кем бы поделиться? Делиться сомнениями было не с кем, а потому я занялась тем делом, которое сомнений не вызывало — уборкой.
Тем более имелись и иные на сегодня планы.
Роща.
Я уже почти сама решилась искать эту самую рощу, когда объявились провожатые. Причем случилось это ближе к полудню.
Звякнул невидимый колокольчик, и дом явно встрепенулся, выбираясь из того полусонного состояния, в котором пребывал после ухода Марики.
А я выглянула в окно.
По дорожке шла Свята. Как шла. Она подпрыгивала то на левой ноге, то на правой, размахивала руками и что-то втолковывала Мору, который вот явно излишком энергии не страдал. Он, напротив, брел, повесив голову и отчаянно зевая, всем видом своим показывая, сколь тяжело дается ему передвижение.
Последним по дорожке шел Горислав.
Княжич был в черном костюме, с которым несколько диссонировала ядовито-зеленая майка. Ну и кроссовки на высокой подошве тоже были слегка не в тему.
Хотя…
Я открыла окно:
— Привет!
— Утра доброго! — завидев меня, Свята помахала рукой. — Нас деда отправил! Провожать!
— Скорее, чтоб мы не слушали, как они с дядькой ругаться станут, — пробурчал Мор. — А я бы и не слушал, я бы тихонько спал… между прочим, метаморфы — существа ночные, и днем им полагается отдыхать.
Он снова зевнул, широко, во всю пасть, чтобы я оценила то ли глубину его усталости, то ли красоту клыков. Я оценила все и сразу.
— Не нуди, — Свята заглянула в окно. — Не обращай внимания. Мор просто когда не высыпается, становится страсть до чего ворчливым. А я читала все!
— Что именно? — уточнила я, чувствуя спиной, что ничего хорошего.
— Ты теперь фаворитка!
Не хватало мне.
— Чья?
— Папина. Я, конечно, полагаю, что во многом информация не является достоверной, — заговорил Гор, щурясь от яркого солнца. — Однако рад, что вы согласились принять участие. Ничто так не повышает рейтинги мероприятия, как маленький скандал.
— Я не планирую…
— Не волнуйтесь, вам ничего делать не надо, — Гор вытащил из кармана пиджака, явно шитого на заказ, кусок цветастой тряпки, которую и накинул на макушку и повязал на затылке. Да, красная бандана в голубые васильки тоже не слишком с костюмом сочеталась. — У меня пиарщики хорошие. Сами все придумают.
Это и пугает.
— Солнце яркое…
— Так лето же ж! Идем? — Свята оперлась на подоконник и легла. — В рощу? А потом купаться!
— У меня купальника нет…
— А у меня потом шерсть сваливается… — пожаловался Мор. — Я на бережку посижу…
— Тогда ты в рощу, а мы купаться. Или можем в магазин зайти, купальник выбрать…
— Боюсь, тогда до рощи мы точно не доберемся, — сказал Гор чуть в сторону.
— В другой раз. Вы и вправду… может, еды какой собрать?
Если уж ждать будут. Да и купаться не обязательно. Можно ведь просто на берегу посидеть. Пикник… я когда-то мечтала, что буду устраивать пикники, чтобы берег реки, травка зеленая, бабочки там. Муж смеется. Дети бегают.
Дети в наличии имелись, пусть и не совсем те, которых рисовало мое воображение. Так почему бы и вправду пикник не устроить?
— Точно! — возопила Свята и Мор поморщился, демонстративно сунул палец в ухо. — Пикник! Надо Маверику позвонить, чтобы привез еды…
— Может, просто собрать? — я с трудом сдержала улыбку.
Бедный Маверик.
— У меня вон батон есть. Сыр. Колбаса… хватит?
— А колбаса какая? — оживился Мор.
— На берегу посмотришь! — Свята шлепнула его по руке. — Ему только волю дай, все сожрет…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Просто у меня организм молодой и растущий!
— Этакими темпами он только вширь и будет расти…
Как ни странно, их переругивание меня успокоило. И сами они, шумные, бестолковые… дети. Свята забралась в окно. Гор куда-то исчез, надеюсь, недалеко.
И бутерброды мы сделали быстро.
Свята делала.
Мор мешал, пытаясь утащить кусок колбасы, потом вовсе забился в угол и сделал вид, что спит.
—…а еще написали, что вы в Москве познакомились, и ты долгое время была его тайной любовью…
Я слушала вполуха, уговаривая себя не придавать значения. Мало ли, кто и чего о ком пишет.
—…и теперь он решил воспользоваться ситуацией, потому что формально в отборе может участвовать любая, не связанная обязательствами женщина, вне зависимости от её родовитости…
Свята умудрялась ловко орудовать ножом, пластая колбасу и ветчину на совсем уж полупрозрачные ломтики. И при этом собирая все в простые, но почему-то безумно красивые бутерброды. А главное, говорить не переставала…
—…вот и послал он тебя сюда, а потом рванул, потому что не выдержал разлуки…
Интересно, княжич это тоже читает?
Наверняка…
Пусть теперь ему икается. И до самого вечера. Вечером, впрочем, тоже…
—…и теперь дядя очень недоволен, хотя дед тоже недоволен. И ругаться будут долго… все, — Свята вытерла пальцы салфеткой. — Гор!
— Я могу понести! — Мор мигом стряхнул иллюзию сна.
— Если ты понесешь продукты, то к реке мы доберемся с пустой корзиной. А нам выходить пора уже! Гор!
От её голоса дом вздрогнул.
И я.
И Мор тоже, который виновато руками развел. Мол, что с нее взять-то. А и вправду, что?
Шли мы…
Пешком.
То есть, сперва на автобусе ехали, который был чистым и аккуратным, и даже пахло в нем не потом и бензином, а чем-то легким, цветочным. Потом уже по улочке шли. С улочки свернули на тропку, которая вилась меж заборов. Дважды нас облаяли собаки, но издали и как-то неуверенно, что ли. Чудилось в голосах их нечто виноватое: мол, долг и все такое, ничего личного.
Солнце припекало.
И на лугу, к которому тропа вывела, это ощущалось в полной мере. Нас окутал тяжелый влажный воздух, пропитанный множеством запахов. И Мор зачихал, затер нос и потом поспешно сунул в ноздри белые шарики.
— А то к вечеру в соплях буду, — пояснил он.
Гор стянул пиджак и стало понятно, что майка его зеленая не только зеленая, но и драная на боку. Но мальчишку это не смутило.
Было жарко и мне.
Пот потек по шее, в подмышках сразу стало мокро. И нос зачесался, намекая, что стоило бы вспомнить о солнцезащитном креме.
Но я же в рощу шла…
Роща виднелась где-то там, за краем луга, укрытая легкой туманной дымкой. И в ней, в этой дымке, светлые березы почти растворялись. Небо выцвело от жара, а над травами колыхалось влажное марево перегретого воздуха.
Но я шла.
По тропинке.
И дышала, воздухом этим, травами… в какой-то момент я даже забыла, что не одна. А тропинка вилась, пробиралась. Слева покачивались сочные соцветия люпина, обвитые хрупким вьюнком. Справа из красно-белого ковра клевера поднимались тонкие нити колокольчиков.
И было так… хорошо?
— Погоди, — этот голос донесся откуда-то издалека. — Сама дойдет. Уже почти…
Куда?
Не важно. Туда, где тень. И лес возник передо мной как-то вот вдруг. Пахнуло влагой и тьмой, которая обняла меня нежно, успокаивая жар кожи. И зашумели, загалдели старые березы, спеша уверить, что теперь-то все будет хорошо. Наклонилась лещина, прикрывая листвой нежные побеги недотроги. А между ними то тут, то там загорались алые ягодки земляники.
Я не удержалась, дотянулась до одной.
Сладкая.
И пахнет летом… у нас дома ведь был лес. Сразу там, за забором и начинался. И я ходила. Мама не запрещала. Странно, конечно… почему? Лес — это ведь не безопасно, а она научила с собой хлеб брать. Для лесного хозяина. И я брала. Угощала. И собирала землянику. Ягодка за ягодкой. Долго собирала… потом наступал черед черники, кустики которой разрастались сплошным ковром.
