Я обижалась, но не спорила, а уходила из тесной и душной клети в лес. Там ветер по-прежнему вольно шумел оголившимися ветвями деревьев, а запахи напоминали о далекой, родной земле.
Но однажды мне надоело таиться. Я нацепила толстые штаны, безрукавку и отправилась в Кольел. Рассвет застал меня у ворот грода. Стражи признали меня, приветливо кивнули и, позевывая, принялись прохаживаться вдоль стены. «А ночью-то наверняка спали», — ехидно подумала я и окликнула одного из них:
— У меня вести для Али. Где его искать?
Воин хитро ухмыльнулся:
— А то ты не знаешь?
Я знала, только не хотела этому верить. Однако поверить пришлось. Олав вышел из терема сонный, с всклокоченными волосами, а от его разомлевшего большого тела пахло довольством и женским теплом. Разнежился, раздобрел!
Сжав зубы, я позвала:
Он улыбнулся:
— А-а-а, Дара…
— Бьерн просит тебя вернуться, — не краснея, солгала я. — С кораблями худо.
— Как?! — Олава смело с крыльца. — Что ты говоришь?!
А откуда я знала, что говорю?! Мне просто хотелось выманить Олава из его спокойной, похожей на болотную спячки, растормошить и показать, как мне тяжело и обидно, но как сказать об этом?
— Что случилось?!
Лгать уже не поворачивался язык. Я попятилась:
— Нет… Неправда… Бьерн тут ни при чем.
Олав недовольно передернул плечами:
— Что за глупости? Ладно, говори, что стряслось, а то меня Гейра ждет.
Худших слов он не мог придумать. Дважды мне было необходимо его внимание и дважды его ждали другие! В Киеве — Аллогия, теперь — Гейра…
— Ненавижу, — едва слышно выдохнула я и уже громко повторила: — Нет никакой беды. И Бьерн меня не посылал, я сама пришла.
Он приоткрыл рот:
— Зачем же?
Сдерживая слезы и заставляя голос не дрожать, я выпалила:
— Чтоб сказать тебе, кем ты стал! Чтоб сказать, как ты нелеп и бессилен! Ты был воеводой и хотел стать конунгом — где же теперь твоя мечта?! Прилипла к бабьей исподнице? Ты обленился и отупел, как обычный лапотник, а твои люди уже не знают, кому они служат тебе или княжьей дочери!
— Заткнись! — Олав замахнулся, но не ударил.
— Ага! — засмеялась я сквозь слезы. — Не поднимается рука на правду?!
— Нет. Не хочу бить глупую девку.
— Ах, глупую девку?! Ты забыл, как называл меня раньше? — Я язвительно ухмыльнулась. — Да, ты не помнишь! Ты уже не тот мальчик, что отплатил Клеркону за смерть своего воспитателя, и не тот воевода, что мечтал вернуть земли отца!
Зачем я говорила все это? Что могла изменить? Но слова текли помимо моей воли и споткнулись лишь о его спокойное:
— Чего ты хочешь?
«Тебя!» Но я сказала совсем другое:
— Хочу найти Хаки и отомстить ему, хочу видеть тебя могучим конунгом, хочу воли и свободы! Я не желаю превращаться в бестолковую колоду для полотенец, как твоя тщедушная Гейра!
И тут он рассердился. Его глаза стали маленькими и узкими, как две щели, а брови сдвинулись так, что застывшая меж ними полоска кожи побелела.
— Теперь я понимаю! — рявкнул он. — Ты явилась лгать и сквернословить! Я думал, что в тебе играет девичья дурь и прощал злые слова, но я ошибался — ты не женщина! Ты полна ненависти к той, что во всем тебя превосходит! Ты пропитана злобой, как мерзкая карлица, а Бьерн еще хотел взять тебя в жены! Сами боги уберегли его от подобной участи… Убирайся!
Он отвернулся и хлопнул дверью. Я осела на землю. Олав ничего не понял: ни моей любви, ни моей ревности… А чего я хотела? Неужели впрямь верила, что он оставит Гейру? Он отверг меня, выбросил, как истрепанную подстилку… Значит, негоже и мне сидеть под его крыльцом! Пусть я не столь благородна, как Гейра, и не столь красива, но никому не удастся втоптать меня в грязь!
Покачиваясь, я поднялась и отряхнула ладони. Нужно идти назад, в селище… Перед глазами маячило сердитое лицо Олава, а в ушах все еще звенели его обидные слова. Значит, он не считает меня женщиной?! Не верит, что на мне можно жениться? И как он насмехался над Бьерном, говоря, что кормщик…
Я остановилась. Неужели именно это и собирался предложить мне Бьерн?! Но почему же он промолчал? Ух как бы тогда я отомстила Олаву за его поганые слова! Я стала бы кормщику самой верной женой, я бы мыла ему ноги и вышивала рубахи, а Олав тысячу раз пожалел бы о своих грязных обвинениях! Проклятая Гейра кусала бы локти от злости, что ее суженый нахваливает чужую жену! Представив искривленное злобой лицо княжны, я улыбнулась. Да, это была бы сладкая месть!
Бьерн перехватил меня по дороге. Он возник на тропе — как всегда, спокойный и невозмутимый, но ничего не сказал, только кивнул и, повернувшись, зашагал рядом.
— Была у Али, — сглотнув слезы, поведала я. 0ц опять кивнул:
— Я так и подумал.
— Али сказал, что когда-то ты хотел жениться на мне.
— Хотел, — сдержанно ответил кормщик. — Тогда было сложно — тебе не верили и Али тоже. Я мог спасти вас обоих. Теперь другое дело: люди довольны, и им нравится сытое и спокойное житье. Когда Али женится, он станет здесь конунгом, а его воины тингманнами — чем плохо?
— Мне! — Я покосилась на Бьерна. — Ты предлагал жениться на мне, чтоб помочь Али?
— Может быть.
— А если нужно помочь только мне — ты возьмешь меня в жены?
Взгляд кормщика ощупал меня с головы до пят и остановился на зареванном, опухшем от слез лице:
— Это ничего не изменит. Али любит ее…
— Ну и наплевать! — сорвалась я — Наплевать! Я тоже хочу жить! Понимаешь?!
— Понимаю. — Он потянул меня за руку и послушно, словно тряпичная кукла, я поплелась следом.
— Али хотел тебе добра, — объяснял Бьерн. — Он надеялся, что ты сумеешь найти здесь свое счастье, так же как он нашел свое. Не его вина, что этого не случилось.
— Но и не моя, Бьерн! — чуть не плача, выкрикнула я. — Я тоже не виновата! Проклятые берсерки изуродовали мое лицо, и теперь никто не хочет даже ласково поглядеть на меня, а уж тем более жениться! Никто не видит, что я не хуже других девок! Вот и ты отказываешься…
— Я не отказываюсь.
Как не отказывается?! Неужели…
— Нет?
— Нет.
— Но ты ж меня не любишь?
— Ты меня тоже…
Он был прав, но я вытерла, слезы и клятвенно приложила руки к груди:
— Я полюблю тебя, Бьерн. Правда.
Он улыбнулся:
— Надеюсь. Все мои женщины любили меня. И все по-разному… Но мы слишком долго говорим об этом. Пошли…
И мы пошли.
А на другой день, когда в селище нагрянули Олав с Изотом, Бьерн взял меня за руку, вытолкнул вперед и громко, будто доказывая что-то всему миру, заявил:
