Я облизнул пересохшие губы.
– Гош…
– Пошли, – сказал он. Развернулся и стал спускаться по лестнице.
Едва соображая, что делаю, я кое-как запер квартиру и побежал следом.
– Гош!
Но он будто не слышал. Молча залез в свой «лендровер» и распахнул изнутри правую дверцу.
Сам не свой, я забрался в машину. Словно под гипнозом.
Если Старик решил, что время выволочек прошло и осталось только…
Мне нужно бежать! Нестись прочь! Выскочить из машины прямо на ходу и бежать!
Но я сидел, оцепенев. Ночные улицы проносились за стеклами – быстро, слишком быстро, хотя Гош и не гнал машину. И впервые мне было неуютно от вида ночного города, скользящего вокруг. Слишком быстро его улицы оставались позади.
– Гош, куда мы едем? – спросил я. Голос показался чужим.
Гош промолчал.
От западной окраины, где стоит мой дом, мы уже добрались до центра и объезжали кремль. Еще два излома стены, и надо будет свернуть влево. Потом перелив улиц спального района, лабиринт гаражей, через пустырь – и дом Старика…
Я не сразу сообразил, что мы пронеслись мимо нужного поворота, объезжаем кремль дальше.
Лишь когда мы повернули прочь от стен на восток, оставляя дом Старика все дальше и дальше, направляясь к восточному выезду из города, до меня дошло.
Я медленно, еще не веря своим глазам, обернулся к Гошу. Он ухмылялся.
– Гош, сукин кот!
Я от души врезал кулаком в его плечо. Но ему это было как укус комара, ухмылка только стала шире.
– На нервах играл, гад! Сразу сказать не мог!
– Дверь будешь веселее открывать, щусенок, – сказал он. – И трубку брать.
– Так это ты звонил?..
Мимо пронеслась заправка, которую я всегда воспринимал как границу города. Гош прибавил. Сейчас шоссе было совершенно пусто, мы стрелой мчались на северо-восток. К Москве.
– Так ты нашел ее?..
Гош кивнул.
Просто кивнул! Спокойно и деловито. Словно речь шла о том, что его просили заехать в булочную за половинкой черного.
Теперь, когда мои страхи перестали висеть шорами на глазах, я словно заново его увидел.
Я поморгал, отказываясь верить своим глазам. Мне казалось, что я знаю Гоша. Что уже привык к спокойствию и невозмутимости. Но…
Он был свежевыбрит, ежик волос зачесан волосок к волоску – и часа не прошло, как он был под душем. А это значит, что вчера утром – или сегодня утром, как сказал бы нормальный человек, который спит по ночам, – он вернулся с охоты. Найдя ее. Но не пошел делиться новостями. А спокойно лег спать. Потом встал, принял душ, побрился, позавтракал и вот только сейчас, свежий и бодрый, пришел ко мне.
Даже не позвонил вчера!
– Где ты нашел ее гнездо?
Вот теперь Гош вздохнул и нахмурился.
– Ее… – неохотно буркнул он.
– Не понял?.. Ты нашел ее гнездо или нет?!
– Я нашел ее.
Я снова не понял, что он имеет в виду.
Ох уж эта его привычка беречь слова, как слезинки обиженного ребенка! Когда важно, он, конечно, скажет все, что нужно, и так, что все понятно. Но вот когда время терпит, или он считает, что можно обойтись без уточнений, черта с два от него добьешься толкового ответа!
– Что значит – ее? Ты ведь искал их по машине, так? Нашел машину? Нашел ее гнездо? Где она живет?
Гош скривился, как от зубной боли, но ничего не сказал.
Мне захотелось еще раз врезать ему в плечо, но я сдержался. Похоже, Гош просто не знает, как ответить на этот вопрос. Оттого и сморщился весь, как печеное яблоко.
Странно…
Гош мог быть рассержен, мог быть зол, мог быть мрачен, но поставить его в тупик доселе не удавалось ни одной чертовой суке.
– А мальчишку? – спросил я. – Его нашел?
На этот раз Гош кивнул. Мрачно.
Та-ак… И с этой стороны какие-то неприятности.
Но, по крайней мере, мальчишка еще жив.
– А… – начал я, но Гош раздраженно дернул подбородком, словно отгонял муху.
– Сам увидишь, – сказал он.
Больше я от него ничего не добился.
* * *
Луна опустилась за верхушки деревьев, бегущих вдоль дороги, какое-то время подмигивала в просветах, потом совсем пропала. Начал накрапывать дождик, превратив дорогу в блестящую черную ленту, а «лендровер» Гоша несся все дальше на северо-восток.
Эту трассу я знаю отлично. Сколько раз я катался по ней – сначала, пока искал подозрительные места, а потом целенаправленно – следить за домом той чертовой суки…
Съезд с трассы, где я сворачивал, чтобы добраться к ней, я тоже узнал. Мы промчались мимо.
Я поежился. Гош гнал дальше на восток, все глубже в Московскую область. Что бы сказал Старик, узнай, куда мы забрались…
Я с тоской глядел на обороты цифр в счетчике. Верста за верстой, все ближе к Москве. Прям хоть задний ход давай… Я покосился на Гоша, но он смотрел вперед.
– Гош, нам еще далеко?
Он дернул плечом, поморщился, но ничего не сказал. Сам все прекрасно понимает. Может быть, в чем-то Старик и преувеличивает опасность чертовых сук, обитающих в этих местах. А может быть, не так уж и сильно преувеличивает…
Я плотнее запахнулся в плащ и включил обогрев: мне вдруг стало холодно.
«Ровер» сбросил скорость, замер на перекрестке, хотя вперед был зеленый. Съезжаем? Наконец-то!
Все-таки не у самой Москвы, и то спасибо… Но нервы не отпускало. Съехали с трассы – значит, теперь близко.
Фонари вдоль дороги стали чаще, по сторонам пошли домики, потом замелькали панельки – невысокие, еще дремучих советских времен. Но Гош не притормаживал, не приглядывался к перекресткам. По главной улице, совершенно пустой, мы промчались через городок насквозь и снова оказались на шоссе, зажатом между лесными скелетами.
Я чувствовал – уже близко.
Сейчас свернем и начнем забираться в глушь… Чертовы суки всегда живут в глуши, подальше от людей. Впереди показалось ответвление, я указал Гошу рукой, чтобы не пропустил и сбросил скорость, но Гош только мотнул головой.
Следующий съезд мы тоже миновали.
– Далеко еще, Гош?
– Почти приехали, – сказал Гош.
Почти… Хм… Почти – это значит до следующего съезда, а оттуда уже совсем недалеко… Почти у дороги?
Странно. Все-таки днем эта дорога должна быть оживленной…
Я всматривался в темные деревья, отыскивая еще один съезд в сторону. Но вместо этого фонари пошли чаще, промелькнула заправка – и мы въехали в еще один маленькой городок.
Ничего себе – почти приехали! То есть еще этот городок проехать, а только после него какой-то съезд. Вот почему Гош по сторонам особенно не всматривался…
Но вместо того, чтобы промчаться по центральной улице насквозь, Гош сбросил скорость. Свернул вправо. Не на боковое шоссе, уходящее от городка в другую сторону, а на какую-то мелкую улочку.
Дорога, и до этого-то так себе, стала совершенно ужасной: рытвина на рытвине. Такое ощущение, что еще от немецких танков остались…
И дома под стать. Даже не панельные, а кирпичные – старые-старые. В два-три этажа, редко в пять. Обшарпанные до ужаса.
Мы уже не ехали – ползли. Но даже так машину дергало и подбрасывало, ухало вниз, кидало из стороны в сторону. На ином бездорожье глаже, чем на этой дороге.
Впереди явно нет выезда на шоссе. Такие дороги если чем-то и заканчиваются, то тупиком, а еще чаще просто растворяются, так что даже непонятно, куда же она вела-то.
– Гош, куда мы едем?
Ни одна чертова сука не станет жить в городе. Да еще в таком.
– Здесь, – сказал Гош.
Вывернул вправо на обочину, впритык к забору из литого чугуна – старый, тут и там не хватало кончиков старомодных завитков. Заглушил мотор.
– Здесь?.. – тупо повторил я, оглядываясь.
По ту сторону забора чахлые кусты, уже голые. За ними старые тополя, дорожка, пара сломанных скамеек, постамент без бюста – выходит, какому-то революционеру был. Явно не здесь. Впереди?
Там дорога растворялась в рытвинах, кустиках, березовом молодняке, дальше лес. Слева?
Слева и чуть сзади – Гош проехал мимо въезда, чтобы мы не загораживали, – тоже заборчик, хотя и не литой, а сборная штамповка: пролеты – две поперечины, в которые вдеты прутья. Где-то погнутые, где-то и вовсе недостает. Да и столбы давно покосились. Пролеты повело в разные стороны, как зубы при цинге. А за ними…
Я поморщился. Нахохлился. Стало холодно и тоскливо.
Больница. Старая, как и весь этот городок, почти заброшенная. Хотя в некоторых окнах свет горит, но все равно – дом-призрак. На краю города-кладбища.
Я поглядел на Гоша.
– Здесь – где?
Городок остался позади. Мы на окраине. Недостаточно глухой, чтобы здесь жила сука. Разве что парк только кажется маленьким, а где-то в глубине есть какой-нибудь домик?
Гош дернул подбородком влево. Я проследил за ним взглядом и снова уперся в больничный корпус. Широкий подъезд со ступенями, сточенными ногами, временем и морозами. Ряд дверей. Кривая урна с краю.
Я повернулся к Гошу:
– Это больница!
