свете! Тогда надо просто караулить его здесь. По-другому его не поймать.
— Танька сказала, что если будет у неё свободная минута, тогда посмотрит. Но как-то не особенно охотно она мне это пообещала, наверное, не будет она узнавать. Пообещала только, чтобы я от неё отстал. — Илья подошёл к нам. — Вы что такие оба обомлевшие? Опять что не так?
— Оля считает, что колдун спрятался в шестьдесят восьмом году, в этой таинственной общаге. — Ответил ему Сакатов, и они оба посмотрели на меня — Наверное, я тоже бы не исключил такую вероятность. Если на миг поверить Киму, что он по десятибалльной системе десять баллов весит, то такое вполне может сотворить. Вспомни, Оля, как Феломена сотворила себе отдельное время в отдельном мире. Ну почему такие мощные способности обязательно используются только против людей?
— Потому что такие мощные способности именно для этого и даются. Сам знаешь от кого. — Ответила я — Ладно, пошли к общежитию, пока я совсем не околела. Илья, потом съездим домой ко мне, я переоденусь?
— Вы что, правда, при луне на всё это ещё хотите взглянуть? — Илья остановился — А вы готовы? С вашими ноль целых ноль пятых сотых баллов? Вы хотите до конца жизни с Субботой за макаронами тут ходить?
— Мы сначала должны убедиться, что общежитие на самом деле здесь. — Сказала я — Если колдун тоже здесь, значит надо подумать о том, чтобы его нейтрализовать. А если его нет, значит надо искать его дальше. Я уверена, что он здесь. Не спрашивайте меня почему, ничего не знаю. Просто чутьё.
Мы пошли по кромке леса к куче лома, которую называли не иначе, как общежитие. На месте оказалось, что от общежития сохранился только полурассыпавшийся фундамент, несколько плиток от крыльца, доски со следами дранки и штукатурки, гнилые провода, раздавленные деревянные и металлические бочки. Мы походили вокруг, попинали ногой мусор. Я трогала руками всю эту пыльную и грязную кучу, благо я и так была уже грязная, и испачкаться уже не боялась. Но под руками я опять ничего не почувствовала. Я села на толстую деревянную балку, и смотрела, как Сакатов развернул жёлтый старый журнал, с интересом разглядывая его. Видя, что я наблюдаю за ним, он сказал:
— Это журнал «Крокодил» за семьдесят шестой год. Значит, в семьдесят шестом году сюда ещё ходила почта. Суббота вполне мог здесь жить в шестьдесят восьмом году. И на последней странице карандашом сделана пометка почтальона — «Общеж». Всё говорит о том, что это реальный жилец этого общежития. Илья, что, Татьяна тебе всё ещё не позвонила?
— Нет. — Ответил Илья, тоже вытащив палкой какую-то толстую тетрадь из-под завала и разглядывая её — Ты что думаешь, это просто? Это сейчас все данные в сети. А раньше всё на бумаге было. Слушайте, тут выдача постельного белья записана, год не понял какой. Так тут Суббота есть. Каждые две недели ему чистое бельё выдавали, и он за него расписывался. Всё честь по чести. Можно было Таньку не мучить, и так понятно уже, что он здесь жил. Вот, март, апрель. А год, видимо, был на обложке написан, но она вся стёрлась и сгнила.
— Ну, если нет больше ничего интересного, поехали домой съездим. — Сакатов откинул журнал и отряхнул руки — Оля переоденется, ты, Илья тоже. Подкрепимся, как следует, и будем здесь ночью караулить. На пустой желудок грустно будет сидеть в засаде. А нам обязательно надо будет сюда вернуться. Раз нам сказали, что ночью тут самое интересное происходит. Причём заметьте, сказал сам призрак. Я позвоню мамуле, чтобы нам приготовила покушать, мы у меня и поужинаем.
Илья сначала поворчал немного, но потом тоже согласился, что надо ночью последить за общежитием. Мы заехали сначала к нему, подождали его в машине, он вернулся в чистых джинсах и тёплой куртке. Потом заехали к Сакатову. Его мама, Лидия Афанасьевна, покормила нас тушёной курицей с рисом, довольно вкусно. Я думала, что она снова приготовит полезный шпинат, но она меня очень удивила, приготовив обыкновенную человеческую пищу.
Ко мне заехали в последнюю очередь, они даже не стали подниматься в квартиру, а сидели и переваривали ужин в машине. Я быстро переоделась, с сожалением глянув на свой любимый диван, и понимая, что сегодня я к нему не вернусь.
К озеру мы приехали в половине десятого. Но было на удивление светло, в отличие от той темноты, через которую мы проехали в лесу. Свет лился от двух лун — одна была на небе, почти полная, а другая отражалась в спокойных водах озера, и обе были достаточно яркими. Машину мы оставили там же, где и в первый раз, и пошли по направлению к общежитию по траве, не подходя близко к иловому берегу. Метрах в пятидесяти об общежития, над землёй возвышался крупный камень, окружённый мелкими елями. Для нашей засады место вполне нам подходило. Мы расселись на камень, у средней ёлки я поясом привязала её лапы к стволу, чтобы был полный обзор, и мы уставились на кучу мусора. Илья достал наушники, подключил их к телефону и стал смотреть какой-то футбольный матч. Сакатов тоже листал что-то в телефоне. Только я добросовестно и неотрывно смотрела на предмет нашей разведки.
Время тянулось медленно. Было, конечно, не жарко, всё-таки сентябрь это не лето. Но ветра не было, кругом были густые лапы елей, поэтому я не мёрзла. Рядом со мной послышалось громкое сопение. Это сопел Илья, он заснул, привалившись к Сакатову. Я подтолкнула его локтем, и он моментально открыл глаза. И тоже уставился на кучу мусора. Время шло к двенадцати ночи. И внутри меня с каждой минутой разливалась тревога. Когда рядом упала шишка с сосны, я вся так дёрнулась, что Илья и Сакатов одновременно посмотрели на меня.
Илья показал мне экран своего телефона. Время показывало ноль-ноль. Но вокруг ничего не изменилось. Мы насторожённо крутили головами, прислушиваясь к каждому шороху. А возле озера шорохов было достаточно. Потом мы опять успокоились, и Илья с Сакатовым снова уткнулись в телефоны. Луна, которая сначала висела над озером, уплыла вправо, озеро сразу стало тёмным, зато стало светлеть наше общежитие. Я моргнула. Боже! Так это на самом деле общежитие!
Я снова толкнула Илью, и мы все трое молча уставились на прозрачное, голубовато-серое одноэтажное здание, которое оказалось на том месте, где только что была куча хлама. Оно прямо на глазах уплотнялось, и буквально через минуту оно было настолько явственным, деревянным, что разум
