– А Надька заявляет, никуда она не поедет. У нее с тобой любовь, и вообще, она от тебя ребенка ждет.
– Взрывом сильно ее оглушило?
– Да нет, слегка. Больше испугалась. Значит, она точно не беременная?
– Успокойтесь вы, тетя Аня. Честное слово, не трогал я ее. Все нормально.
Женщина вдруг расплакалась:
– Чего же нормально-то? В землянках холодно, сырость. Младшая дочка болеет без конца. Наде всего семнадцать лет, тоже беречься надо, а тут морозы подступают, бомбежка за бомбежкой. Сосед наш, с которым лет семь в одной квартире прожили, под бомбу угодил. Тело в воде так и осталось. Жена бегает, ищет, а там все бомбами перепахано. У нас в мастерской двоих искалечило, не знаю, живы или нет. А мы какого страха натерпелись! Не за себя боюсь, а за девчонок. Им за что пропадать!
Оказалось, во время утреннего налета «фокке-вульфы» на обратном пути обстреляли лагерь беженцев. Погиб кто-то из мужиков постарше, ранило пулей в ногу девочку. Рядом траву и кусты снаряды зажгли, хорошо, что красноармейцы из маршевой роты потушить помогли, а то бы все сгорело.
– В нашу землянку маленький снаряд угодил. Повезло, что в бревно попал, почти напополам разорвал, часть крыши обрушилась. Уезжать надо срочно. Ледоход пойдет, наших совсем на том берегу придавят. Немцы листовки сбрасывают, мол, Сталинград последние дни доживает. Сдавайтесь, разбегайтесь, потом поздно будет.
– Они это с августа долдонят, а город держится. Видели, как сегодня сразу четыре фашистских самолета сбили?
– Ой, да наплевать мне на них! – отмахнулась Анна. – Хоть четыре, хоть десять. Мне детей спасать надо. Надя к тебе рвется, но не нужно вам видеться. Она упрямая, останется одна без нас. И все ради тебя. Война закончится, любитесь, женитесь, я не против.
В общем, уговорила Костю написать записку, что катера срочно уходят, а он обязательно ее найдет. Мать дала адреса в Заплавном и Сталинграде. Спрятав записку в карман плюшевого жакета, обняла Костю:
– Прости, зятек. Но ты уже взрослый, сам все понимаешь. У нас один выход: к родне прибиваться. В лесу зимой не выживем. Ну, храни тебя Господь!
Вернувшись на катер, рассказал все Морозову и Валентину Нетребе. Командир и боцман заявили, что он сделал все правильно. Если девка любит, то дождется, а в лесу жить уже невозможно. Да и фрицы что-то зашевелились. На Тракторном и в северной части города бои идут непрерывно. Немцы ждут ледохода, знают, что переправа сразу осложнится, и наши останутся на правом берегу без боеприпасов, не говоря про теплую одежду и продовольствие. Гражданским здесь действительно делать нечего. Лучше уйти подальше.
«Верный» покинул ремонтную базу и, пройдя вверх по Ахтубе километра полтора, соединился с остальными кораблями. Снова маскировали катер. Моряки, в том числе помощник Кости Федя Агеев, рубили бурьян, кусты и обкладывали охапками судно.
Ступников и расчеты орудий находились на своих местах, наблюдая за небом. Значит, дивизион простоит здесь минимум до вечера. Зря он написал эту записку, может, Надя успела бы прибежать. Хотя бы попрощались. Вернулся Федя и сразу завалился спать на своем узком сиденье. Потом принесли обед, но Костя есть не мог. Отдал свою порцию помощнику. Тот удивился:
– Ты чего? Каша с тушенкой, вкусная.
– Не лезет ничего.
– После тех налетов? Крепкий был бой, – уплетая кашу, рассуждал Агеев.
Не выдержав, Костя спрыгнул в рубку и обратился к Морозову:
– Николай Прокофьевич, можно я к Наде сбегаю? Здесь всего километра полтора, за час туда и обратно обернусь.
– Нельзя, – отрицательно покачал головой мичман. – Команда на отход в любой момент может поступить. Да и некому тебя заменить. Ты уже к пулеметам привык, стреляешь хорошо, а твоя установка – наша главная защита.
– Всего час…
Морозов хорошо понимал состояние парня, который размяк и рвался к своей девушке.
– Ступников, – скомандовал он. – Занять пост у зенитной установки, следить за небом.
Костя, обозленный и обиженный невесть на кого, продолжал переминаться, ожидая, вдруг Морозов сменит решение. Но тот отвернулся, а Валентин Нетреба подтолкнул приятеля в спину:
– Не распускай слюни. Марш на место. Какие сейчас девки, когда налеты один за другим? За небом следи и не зевай.
Часа через два, ближе к вечеру, катера медленно двинулись в сторону Волги.
«Ну и черт с вами со всеми! – злился Костя. – На час жалко было отпустить. Может, мы никогда больше не увидимся. И Надька хороша, поверила записке, не могла прибежать проститься».
Катер, едва не вылезая на мель, обошел еще дымившийся, разбитый бомбой буксир. Задняя часть небольшого судна представляла собой месиво обломков, посреди которых торчал массивный, расколотый надвое двигатель, забрызганный чем-то бурым, то ли засохшим отработанным маслом, то ли кровью. Пожар на судне уже потушили, но из трюма выбивалась струйка дыма, пахло горедым.
На берегу кучка людей ровняла лопатами песчаный холм, братскую могилу. Вместо пирамидки со звездой, сколотить которую у экипажа не было возможности, на холм поставили массивный, согнутый сильным ударом якорь.
– Пятеро морячков, – посчитал людей на берегу санитар Скворцов. – На таких буксирах экипажи не меньше чем человек десять. Выходит, половину команды закопали.
Никто на его слова не отреагировал. Все пять катеров прошли мимо на тихом ходу, словно серые тени. Подступали сумерки. Разрезая полутьму, впереди взвилась ракета, где-то бухали взрывы. Наверное, уже вовсю обстреливали переправу.
Глава 8
На переломе
Накал боев в ноябре не уменьшался. Средства информации обеих сторон утверждали, что противник выдохся. В советских газетах приводили отрывки из писем, найденных в карманах убитых немцев. Они жаловались родным на тяжести войны, упорство русских, вшей и сырые подвалы, где приходится ночевать неделями. Судя по таким письмам, боевой дух 6-й армии Паулюса резко упал.
Все эти статьи звучали не слишком убедительно. Большие и малые группировки, нередко при поддержке танков, теснили наши части к Волге. Перебежчиков со стороны немцев тоже не наблюдалось. Солдаты 6-й армии по-прежнему хорошо снабжались, имели достаточно боеприпасов и считали, что русские долго не продержатся.
Сплошной линии обороны, как это было в сентябре, у русских уже не существует. Когда пойдет лед, они останутся без боеприпасов и еды. Немецкие офицеры поднимали дух своих солдат, показывая на узкую линию траншей и развалины на берегу – последний рубеж обороны.
– Забились в свои норы и не вылезают, – объясняли они своим подчиненным. – Какие из них вояки, если тухлую конину за лакомство считают. А сдаваться в плен боятся, комиссарами запуганы.
Это также не соответствовало действительности. Со стороны измотанной боями и тяжелыми потерями 62-й армии наносились непрерывные контрудары. Бойцы и командиры уставали от гнетущего ожидания смерти и находили облегчение в бою. Когда нажимаешь на спусковой крючок и убиваешь врага, меньше думаешь о собственной жизни.
Для того чтобы облегчить положение группы войск полковника Горохова (шесть тысяч бойцов), сражавшейся практически в окружении, была предпринята операция по захвату поселка Латошинка. Он находился на правом фанге обороны и примыкал к северной части города.
Замысел операции был таков: высадить по несколько подразделений в северной и южной частях поселка, окружить его и уничтожить там немецкие подразделения. В операции, кроме других судов, принимали участие бронекатера первого дивизиона, с которым второй дивизион Кращенко иногда взаимодействовал. Но работали они в основном на разных участках.
На два бронекатера первого дивизиона были установлены реактивные установки «катюши», высадку десанта поддерживала артиллерия. Но организована была операция наспех. Характерный пример – несколько полевых орудий погрузили на одно судно, а снаряды к ним – на другое. В результате гибели одного из судов орудия остались без снарядов.
Недооценили и силы противника. Моряки и десантники действовали решительно, сумели высадиться, отбросить немцев. Но сильным огнем артиллерии были повреждены два парохода, разбито и утоплено несколько других судов. Десант вел бой в окружении, отбивая атаки не только пехоты, но и танков.
Кращенко получил приказ выделить два бронекатера. Лично возглавить их, снять часть десанта, эвакуировать раненых. Капитан-лейтенант вышел в ночь на катерах «Смелый» и «Шахтер». Бои, которые продолжались в этом районе уже три дня, заставили немцев подтянуть дополнительные силы. Десант был отрезан от берега, но этого никто не знал. Разведку провели наспех, немцы не слишком высовывались, а сам Кращенко в ситуацию не вник.
Считал, что десантники ждут его катеров, поддержат огнем, и все будет проведено четко, как и во время операции у Купоросного. Конечно, предстоял бой, но Кращенко был настроен решительно. Не знал он только одного, что река в этом месте находится под прямым прицелом немецкой артиллерии.
