– Брось, Егор, – хлопал его по плечу Валентин. – Судьба. «Каспиец» вон в момент накрылся, а «Прибой» везучий. Ты спирт-то мне оставляешь?
– Оставляю, – со вздохом проговорил Ковальчук. – Вот литра три осталось, фляжку себе отолью, ну и с ребятами на прощание выпьем.
«Верный» стоял в ремонтной базе, вытащенный лебедкой на бревенчатый настил под маскировочную сеть. Десантная операция обошлась дивизиону дорого. Мало того что погибло, умерло от ран полтора десятка моряков, сгорел «Каспиец», но и два других катера спешно ремонтировались, получив различные повреждения.
На «Верном» сняли кормовую башню. Взрыв фугасного снаряда убил ее командира, Сергея Агапова. Оказывается, такую фамилию носил погибший близнец. В броне образовалась вмятина, проломило палубу, там возились сварщики.
В машинное отделение угодил 37-миллиметровый снаряд. Можно сказать, механикам повезло – оба остались живы. Но с десяток небольших осколков угодило в Донцова Тимофея. Остальные разлетелись по всему помещению, продырявив несколько труб и хорошенько тряхнув двигатель.
Механика Зотова спас кожух машины, отделался лишь контузией. А его помощник лежал в санбате. Осколки извлекли, но поднялась температура, и Тимоха, грамотный специалист, лежал с высокой температурой – раны дали воспаление.
Артиллериста Антона оставили на катере. Думали, за день-два оклемается, но у парня что-то перемкнуло в голове. Он ходил по катеру, без конца заглядывая в башню, искал погибшего друга и никак не мог найти.
– Где Серега? – спрашивал он у каждого.
– Скоро вернется, – отвечали одни.
Другие, не выдержав, объясняли:
– Погиб Сергей. Сходи, если хочешь на могилу, посиди, успокойся.
Валентин налил ему полкружки разбавленного спирта, хотел, чтобы Антон поспал. Но тот продолжал бродить, затем полез в орудийную башню и заявил, что будет ждать здесь Сергея. Ремонтники, которым он мешал, пытались его вытащить. Антон отчаянно упирался, кого-то ударил. Не смог успокоить его и санитар Максим Скворцов. Тогда Антона связали и отправили в санбат.
Пока стояли на ремонте, Костя почти каждый день встречался с Надей, ходил ее провожать. Вечера были уже холодные. Они нашли уютное место в сарае с сеном и целовались, накрывшись шинелью.
В один из вечеров дело зашло далеко. Одурев от поцелуев, Надя тяжело дышала и ахала. Костя неумело пытался ее раздеть. Расстегивал пуговицы, крючки, разглядел в темноте белый живот и стал торопливо снимать остальное. Уже потянул все вниз, ощупывая удивительно мягкие бедра, но девушка вдруг опомнилась, отскочила.
– Костя, милый. Нельзя… не надо, – лихорадочно повторяла она, приводя в порядок одежду.
– Почему? Ты меня не любишь?
– Нельзя… нельзя, – продолжала бормотать девушка. – В другой раз. Боюсь я…
– Другого раза может не быть! – выкрикивал распаленный парень. – Скоро опять переправа. В десанте сколько ребят побило. Кто знает, сколько мне жить осталось?
– Ну, правда, мне надо решиться, – сбивчиво, совсем по-детски объясняла Надя. – Вдруг я забеременею? Знаешь, как мама ругаться будет.
– Ну, и нечего тогда время тянуть! – разозлился Костя, закуривая самокрутку. – Ты для кого себя бережешь?
Надя заплакала, быстро целовала Костю, тыкаясь в щеки мокрым лицом.
– Ну, не сердись.
Понемногу оба успокоились, и Надя заторопилась домой. Дальше пошли события, когда встречаться стало некогда.
Ремонтную базу собирались переводить в затон у поселка Красная Слобода. Со дня на день ждали морозов. Заканчивали ремонт судов, обшивали листами металла носовую часть буксира, который должен был стать ледоколом.
Небольшой, в длину не больше катера, буксир был шире, имел мощный двигатель. На него установили 76-миллиметровую зенитную пушку и пулемет «максим» на тумбе. Командование приказало выделить несколько артиллеристов и пулеметчиков.
На катера пришло пополнение, людей теперь хватало. Требовались добровольцы. Яша Лученок, старый товарищ Кости, в свое время учился на артиллериста и вызвался одним из первых, с условием, что его поставят на орудие. Набрали еще специалистов. «Верный» стоял на ремонте неподалеку от ледокольного буксира, но катера тоже собирались переводить ближе к Волге, так как Ахтуба покрывалась льдом раньше.
– Яшка, зачем? – спрашивал Костя. – Ну куда ты лезешь? Мужиков в семье не осталось, а ты в самое пекло хочешь попасть. Как лед пойдет, твой буксир везде вперед гонять станут.
– Зато я по фрицам стрелять буду, – упрямо твердил Яша Лученок. – Отец с братом пропали, мать от бомбы сгорела, сеструху сволочи-фашисты искалечили. А я по трюмам ползаю, грязь собираю. Буду заряжающим или наводчиком.
– Эх, Яшка, – только и покачал головой Костя.
Бесполезные слова. В принципе мало разницы – буксир или бронекатер. И те и другие под огнем, как баркасы, сейнеры и прочие суда. Разве что видеться теперь реже будут.
Пришли письма. Костя читал расплывшиеся от влаги строки, написанные химическим карандашом. Приветы от близких, вести о друзьях и соседях. Об отце по-прежнему ничего известно не было – пропал человек с концами.
«Я уже примирилась, – писала мать. – Береги только ты себя. Столько похоронок приходит, что я со страхом на почтальона смотрю. Женька Сиротин, наш сосед, закончил летную школу. Помнишь, ордена мечтал получить, фашистов сбивать? Погиб где-то в ваших краях в начале осени. Говорят, убили его чуть не в первый день. Тетю Машу мне очень жалко, плачет и ходит сама не своя. У твоей бывшей невесты Натальи мужа тоже убили. Подходила ко мне, про тебя узнавала. Я ей отвечаю, мол, не спрашивай, Наташа. Скажу, что ты живой-здоровый, а Бог рассердится. Не хочу его гневить и боюсь сглазить. Береги себя».
Встретились со старым приятелем Яшей Лученком. Тот был всем доволен. И тем, что он артиллерист на ледоколе, и полученным из дома письмом. Нашелся один из братьев. Не писал долго, потому что лежал в госпитале. Сейчас, как ограниченно годный, назначен ездовым.
– Это же не фронт! – восклицал Яша. – Живой братуха. И у Аньки дела ничего.
Семнадцатилетняя сестра Аня сообщала, что вышла замуж за инвалида из госпиталя, в котором подрабатывала. Он, правда, без ноги и старше ее лет на десять, но человек обстоятельный, лишился прежней семьи и к Ане относится хорошо.
«Мне выбирать нечего, – писала сестра. – Сам знаешь, лицо обгорело и руки нет. А тут человеку по душе пришлась, жду от него ребенка».
– Молодец девка, – продолжал радоваться Лученок. – Ничего, что без ноги, далеко не убежит.
И заливался смехом. Веселый парень Яша. Принес снова фляжку вина, выпили, поговорили. Скоро ли еще встретятся, неизвестно.
«Верный» уже заканчивал ремонт, когда немцы устроили налет на базу. В то утро хорошо подморозило, затон покрылся тонким льдом, который разбивали двигавшиеся взад-вперед суда. Как часто случалось, самолеты налетели утром, едва рассеялся туман. Немецкое командование решило не поскупиться – со стороны Волги шли шесть двухмоторных «Юнкерсов-88» в сопровождении четырех истребителей «Фокке-Вульф-190», тоже имевших на борту бомбы.
Первыми сбросили с пикирования свои «пятидесятикилограммовки» «фоккеры», стремительно пронесшиеся на высоте трехсот метров. Одновременно они вели огонь из пушек и пулеметов. Быстрая скорость позволила им уйти безнаказанно из-под пулеметных очередей и снарядов зенитных пушек. Разбило прямым попаданием причал вместе с краном, загорелся баркас, прошитый зажигательными снарядами.
Костя с утра находился на своем посту, успел дать несколько очередей, но, кажется, промазал. «Юнкерсы» с высоты метров восьмисот стали сбрасывать «стокилограммовки». Загрузились они под завязку, и бомбы летели пачками.
Только вчера на базу перегнали еще один буксир для переделки в ледокол. Бомба накрыла его близким попаданием, проломила борт, и буксир стал быстро погружаться в воду. Взрыв разметал слесарную мастерскую, вспыхнул дебаркадер. Люди бежали в лес, спасаясь от бомб. На глазах у Кости взрыв разнес широкий трап, по которому убегали рабочие, в том числе женщины. Обломки массивных досок раскидало в стороны вместе с телами людей.
На берегу горело что-то еще. Косте показалось, что он видит Надю, которая работала в одной из мастерских. Фонтан ила и воды взметнулся метрах в тридцати от катера. «Верный» повалило на борт огромной волной. Затем он снова встал на плоское дно, а Костя, ударившись о края люка, провалился вниз.
– Огонь! Заснули, что ли? – кричал из рубки мичман Морозов.
– Сейчас, – отозвался Костя. – Меняем ленты.
Неподалеку снова грохнуло, на палубу упал и разбился на мелкие части большой кусок земли со льдом. Вести огонь из крупнокалиберных пулеметов на расстоянии восьмисот метров бесполезно. Бомбардировщик на таком расстоянии пулей не возьмешь. Но трассы, присоединяясь к разрывам снарядов, мешали «юнкерсам» вести прицельное бомбометание.
