Лепилина кузница - высокий сруб с тесовым верхом, стояла на самом юру при выезде из села, за церковью. Три дороги сходились здесь, как у былинного камня: одна вела на Гордеево, вторая - в лес мимо кладбища, а третья, накатанная столбовая, вела по черным землям в Пугасово, на юг, в хлебные места. Редкий тихановский мужик не сиживал возле этого ковального станка, не приводил сюда свое тягло. Да что мужик? Черти и те заезжали ковать лошадей к Лепиле. В самое смурное время - в двенадцать часов по ночам. Это каждый сопляк в Тиханове скажет. Правда, в Выселках вам скажут то же самое, но только про кузницу Лаврентия Лудило: приезжают на тройке коренник в мыле, пристяжные постромки рвут. "Лавруша, подкуй лошадей!" А он выглянул в окно: "В такую пору? Что вы, Христос с вами!" Да знамение на себя наложил. Эх, у коней-то инда огонь изо рта паханул. "Ну, маленько ты вовремя спохватился, - говорят ездоки, - не то бы мы тебя самого подковали". Да только их и видели. Поверху пошли, по столбам - стаканчики считать...
Прокоп застал обоих кузнецов, Лепилу да Ивана Заику, за осмотром привезенной молотилки. Они сидели на чугунном кругу и стучали молотками. Молотобоец Серган и вновь принятый подручный Иван Бородин лежали в холодке под бревенчатой стеной и покусывали былинки.
Увидев Прокопа, Ванятка приподнялся на локте:
- Ну что, христосоваться пришел? Праздник тебе? Развалил артель и слоняешься. Доволен теперь?
- Это вам праздник, бездельникам, - огрызнулся Прокоп. - Вон валяетесь, как боровы в холодке у стенки.
- Смотри, Прокоп, встанем - хуже будет, - сказал Серган.
- А то ни што! Напугали.
- Э-э, Прокоп! Ты легок на помине. Давай-ка сюда, помоги... - позвал его Лепило.
- В чем дело? - спросил Прокоп.
- Да вот баклашки ломаются. Дурит машина, но где? Не поймем.
Прокоп оглядел круг, вставил в чугунное гнездо одно водило и сказал:
- А ну-ка, слезайте!
Те слезли с круга. Прокоп взялся за деревянное водило и тихонько повел его, раздался тяжелый размеренный скрежет.
- Как телега немазаная, - сказал Прокоп. Вел, вел, и вдруг резкий щелчок - грох!
- Стой! - скомандовал Прокоп сам себе, потом Лепиле: - Леонтий, давай зубило! Вот гляди... зуб стронутый на большом колесе. Выбивай его! Потом наклепаем...
- Гляди-ка, ты, Прокоп вроде бы и в логун не смотрел, а нашел, - сказал Лепило.
- Это он по з-з-звуку ап-ап-ап... - судорожно забился Иван Заика в тяжкой попытке выговорить нужное слово.
- Ладно, завтра доскажешь, - остановил его Лепило.
- Тьфу ты, Лепило, мать твою, - облегченно выругался Заика.
Работая, они вечно поругивались и подтрунивали друг над дружкой. Лепило был приземистый мужик медвежьего склада, лохматый, рукастый, с тяжелой загорбиной и мощной, в темных рытвинах шеей. Носил посконную рубаху до колен и с широким раструбом сапоги, как конные ведра. А Иван был высок и погибнет, с длинной, как тыква, лысой головой. Ходил босым с закатанными выше колен портками.
- Иван, зачем портки засучил?
- Г-г-гвозди везде... З-з-зацепишь - п-ыарвешь еще.
- А кожу обдерешь?
- Зы-а-растет.
Выбивая зубилом "стронутый" зуб, Лепило донимал Ивана:
- Иван, а Иван? Ты бы хоть поблагодарил гостя, - он нам услугу оказал, зуб нашел больной, а мы сидим как немые.
- З-з-з...
- Хватит, он тебя понял.
- Тьфу, Лепило! Мать твою...
- Счас я ему розочку подарю, - отозвался от стенки Серган.
Он встал, выбрал из ящика длинный шестидюймовый гвоздь, сжал его за шляпку, как тисками, железной черной ладонью, а другой рукой, ухватив за конец, стал легко свивать в колечки: на бицепсах, на открытой груди его заиграли, затрепетали крупные мускулы.
- На, - подал он Прокопу скрученный розочкой гвоздь.
- Что ж ты добро портишь? - сказал Прокоп, кидая это Серганово изделие. - Был гвоздь, а теперь финтифлюшка.
- Виноват, ваше-вашество! - гаркнул Серган, выпучив глаза и вытягиваясь по швам. - Счас исправлюсь.
Он поднял розочку, стиснул опять гвоздевую шляпку в своей каленой ладони и, ухватив за конец, пыхтя и синея от натуги, вытянул гвоздь во всю длину.
- Ваша не пляшет, - осклабился Серган, поигрывая гвоздем.
На дальней церковной паперти проскрежетала отворенная железная дверь, в притвор выплыл в рясе с крестом отец Афанасий.
- Ой, погоди-ка! - Лепило кинул зубило и бросился в кузницу.
Через минуту он вышел, держа в длинных щипцах разогретую докрасна подкову:
- Серган, на-ка отнеси попу подарок.
- Чаво? - Серган обалдело глядел на того, не понимая.
- Сейчас поп двинется на кладбище, в часовню служить. А ты вон на тропинке, через дорогу, положь подкову. Он ее подымет, а мы поглядим.
- Гы-гы! - Серган ухватил щипцы с подковой и в два прыжка пересек дорогу, положил горячую подкову на тропинку и моментально вернулся.
- А теперь все в кузницу. Ну, ну, марш! - скомандовал Лепило.
Поддавшись какому-то безотчетному озорному искушению, они сгрудились все у раскрытых дверей, глядя на неспешно идущего по тропинке отца Афанасия. Даже Прокоп неожиданно для себя поддался игре: подымет подкову или мимо пройдет?
Отец Афанасий шел, глядя в землю.
- Ишь, какой настырный, - сказал Лепило. - Все под ноги глядит... Поди, клад ищет...
- Счас найдет.
Отец Афанасий увидел подкову, приостановился в минутном раздумье брать или нет? Стоящей показалась подкова, нагнулся, поднял и тут же бросил ее.
- Ай-я-яй! - кричал он и тряс рукой.
А от кузницы в раскрытые двери в пять глоток:
- Гы-гы-гы!
- Что, батя, взял? А ведь подкова чужая!
- Опять твоя проделка, Леонтий? Эх, Лепило ты, Лепило... Греха не боишься.
Отец Афанасий заметил Алдонина.
- И ты здесь, Прокоп Иванович? - он покачал головой и скорбно произнес: - Не ожидал я от тебя... Вольно вам над стариком смеяться, - и пошел, тихий и сгорбленный.
Прокоп весь зарделся до корней волос, отошел к машине, сел на круг и насупился.
- Брось ты! Нашел из чего переживать, - подсел к нему Лепило.
- Нехорошо! Старика одними налогами гнут в дугу, а мы над чем смеемся? Да в его положении не то что подкову, говях с дороги подберешь.
- Нашел кого пожалеть, - сказал Лепило. - А то он хуже нас с тобой живет.
- Не в том дело. Мы на вольном промысле, сами себе хозяева. А он божий человек, за всех за нас ответ держит. Нехорошо в нашем возрасте да в положении. Я ведь не зубоскалить к тебе пришел. Я по делу.
- Что за дело?
- Ты мою машину для глиномялки видел?
- Сборную, что ли?
- Ну! Глиномялка теперь нужна, как в поле ветер, а машину приспособить можно.
- К чему?
- Мельницу паровую сделать.
- Мельницу?! А жернова? Нужен кремень, магний...
- Кремень у меня есть, а магний в Рязани купить можно. Жернова отолью будь здоров. Оковать их для тебя - плевое дело.
- Дак ты что хочешь?
- С тобой на паях мельницу сладить...
- Не знаю, - тяжело выдавил Лепило.
- А чего тут не знать? Дело само в руки идет. Машина есть, привод сообразим. Я теперь свободный от всяких артелей. Железо есть. Кузница своя, ну? Что ж мы вдвоем ай мельницу не сладим?
- Об чем речь!.. Сообразим... Но сил хватит ли? Лес нужен и на постройку и на мельничный стан.
- Я уж приглядел и дубовых столбов для стана, и лежаков сосновых. Тесаных.
- Где?
- У Черного Барина.
- У него, поди, не укупишь.
- В долг отдаст...
- Ах ты, едрена-матрена. Завлекательно. - Лепило почесал свой лохматый затылок и вдруг толкнул локтем Алдонина: - Смотри-ка!.. - кивнул на дорогу. - Вроде к нам.
С дороги свернули к кузнице Кречев и Бородин. На Кречеве была неизменная гимнастерка хаки, с закатанными по локоть рукавами, Бородин шел в синей рубахе, без кепки.
Алдонин забеспокоился:
- Насчет мельницы при них ни слова.
- Ну, ясно дело. Вот денек, то поп, то председатель, - хмыкнул Лепило.
Кречев и Бородин чинно поздоровались, присели на водило.
- Чья молотилка? Твоя? - спросил Алдонина Кречев.
- Каченина, - ответил Прокоп.
- А ты чего здесь загораешь? Или новую артель сколачиваешь под названием "Чугунный лапоть"? - не скрывая раздражения, спрашивал Кречев.
- Я пока еще не подневольный, - огрызнулся Прокоп. - Хочу - дома на печи валяюсь, хочу - в кузнице семечки лузгаю.
- А у тебя кроме хотения совесть есть? - накалялся Кречев.
Андрей Иванович дернул его за рукав.
- Да ну его к... - отмахнулся Кречев. - Он ходит по селу, лясы точит, а мы топай за ним по жаре, уговаривай, как девку красную. Надоело!
- А чего вы за мной ходите? Я вам не должен.
- Ты не должен! У-у!.. Он еще смеется. А кто говорил на собрании, что подпишемся на заем при расчете с артелью? Я, что ли?
- Там много было говорунов, - ответил Прокоп. - Я их всех не упомнил.
- Так все они подписались. Все! А ты один увильнул.
- Я больше всех пострадал.
- Ты пострадал? Ври, да знай меру...
- Погоди, Павел Митрофанович, - осадил опять Кречева Андрей Иванович и к Алдонину: - Брось придуриваться, Прокоп. Ведь за тобой как за малым ребенком ходят, а у тебя все новые байки. Надоело же, пойми.
