8A. Рассказ Колика. Об одном индусе
Мой брат Колик рассказывал, что однажды с ним в камере сидел индус. Он сидел на нарах в позе лотоса, прикрыв глаза и чуть улыбаясь. Колик спросил индуса, за что он попал в тюрьму, и тот засмеялся: это не я в неё попал, а её вокруг меня выстроили. Я здесь давно сижу, испокон веков. Как же тебя не пришибли, когда строили? – удивился Колик. Это потому что я только иногда проявляюсь, отвечал индус; как вижу хорошего человека, так силою воли прободаю материальность. Чтобы Колик поверил, он воспарил над нарами и немного повисел. Он сказал, что убежать из тюрьмы можно тремя способами: сосредоточением, концентрацией и фокусированием. Колик выбрал фокусирование, и индус объяснил: подобно тому, как расплываются контуры предметов при удалении взора к горизонту, расплываются и сами предметы при удалении сознания к истине. Колику это понравилось, и он стал тренироваться каждый день, сначала по часу, потом по два, потом дни напролёт. И так натренировался, что однажды, как только он сфокусировался, раз – и кончился его срок. С тех пор Колик очень уважал всё индийское, но дальше тренироваться опасался, потому что однажды так сфокусируешься, и вдруг раз – и кончится твой земной срок.
8B. Истории безоблачного детства. О монетках
В детстве, когда нам не спалось, мы придумывали себе всякие весёлые игры. Однажды Колик предложил расплющить монетку, чтобы она стала гладенькая. Мы положили монетку на молоток, а другим молотком стали лупить по ней. Она плющилась, но цифры всё равно оставались видны. На стук и лязг пришла мама в пижаме – что происходит? И велела нам не обижать монетку.
– Положите её в копилку, к сестричкам. С монетками лучше не шутить! Давайте-ка, накрывайтесь одеялами, а я вам сказку расскажу. Жил-был на свете один человек, который очень монетки не любил. И кошелёк они оттопыривали, и карманы оттягивали, и бренчали назойливо и накапливались слишком быстро. Одно время он их нищим раздавал, но иногда неделю проходишь, и ни одного нищего не встретишь. Тогда стал он монетками в магазине расплачиваться, старался с собой полный карман мелочи носить, чтобы любую сумму можно было набрать. Но бабки в очередях на него шикали, продавщицы фыркали, полицейские косились, да и монеток не сильно убавлялось. Потратишь все до единой, а тебе уж новую сдачу отсыпают. Стал тогда тот человек приносить домой монетки и под диван их выгружать. Накопилась у него под диваном целая гора! Пыль, паутина, тополиный пух, сухие комарики – всякая грязь на них собиралась, а убрать невозможно, не мыть же каждую раз в месяц. И затосковал тогда человек, и пожаловался Вседержителю: «Совсем замучили меня монетки!» «Не ропщи по пустякам! – отвечал Вседержитель. – Зубы чистишь? Носки стираешь? Крошки из бороды вычёсываешь? Вот и монетками не гнушайся». Но не послушался человек. Взыграла в нём гордыня, и с тех пор он вообще монетки брать перестал. Ему кричат: сдачу! сдачу возьмите! А он воротник поднимает, как шпион, и уходит поскорее. А потом и вовсе возгордился: собрал из-под дивана все монетки в большой мешок и выбросил на помойку. И пол под диваном вымыл. И вздохнул облегчённо. Но одну маленькую монеточку не заметил. Спряталась она под плинтусом, а ночью, когда человек заснул, позвала друзей на отмщение. И набросились они на человека! Просыпается он в ужасе, а на него наседают: зубная щётка тычется в лицо – чисть зубы! носки по ногам ползут – стирай нас и штопай! рубашка душит – гладь меня утюгом! тарелки бренчат – мой нас! мусорное ведро воняет – выноси меня! Человек отбивается, как может, но не тут-то было! Диван прыгает – лежи на мне! Одеяло обвивается удавом – накрывайся мной! Пол дрожит – ходи по мне! Появились и люди: женщины визжат – люби нас! мужчины ревут – дружи с нами! дети пищат – зарождай нас! Даже тело собственное взбунтовалось: желудок булькает – корми меня! лёгкие сопят – дыши нами! мозг хлюпает – думай мной! И наконец раздался страшный шум и грохот: заглядывает в окно сама жизнь, огромная, сильная, яростная – живи меня! «Не хочу! – кричит человек. – Не буду! Подите прочь! Убирайтесь к чертям!» «Ха-ха-ха! – смеются они. – А мы сами черти и есть!» И потащили они его в ад. Там он и сгинул. Вот так-то, детки.
Мы молчали. Хоть нам и показалось, что сказка не в тему, но с тех пор мы никогда не плющили монетки.
8C. Побег и скитания. В новой квартире
Отдав рослому агенту саквояж с банкнотами, я вступил в квартиру.
Застройка 1960 года, последние двадцать лет под арендой, санузел совмещённый. Прихожая с умиротворяющими обоями цвета речной волны, продолговатая тумбочка на ножках, забытые стельки. Под выключателем вбит дюбель, на нём висит красивая расчёска. Я сел на тумбочку и примерил стельки: велики, но можно обрезать.
Комната с паркетом и книжным шкафом. Каждый знающий грамоту жилец оставил в шкафу литературный след: подружки-продавщицы складывали стопкой иронические детективы; инженер с беременной женой аккуратно сортировал синеньких карманных Паланика, Павича и Мураками; духовно зрелый отделочник поставил в угол икону и завёл коричневую общую тетрадь, куда школьным почерком переписывал молитвенник.
Кухня, выполненная в масле. Верхний слой был бежевый, а в местах ударов утвари о стены просматривалась история ремонтов: голубой, зелёный и темно-зелёный периоды. Чувствуя волнение археолога, я осматривался. На каждой из многочисленных горизонтальных поверхностей громоздились чайные принадлежности: чайники для кипячения, чайники для заварки, банки для чая, кружки, блюдца, прихватки, подносы. Когда я открыл один из шкафчиков, у меня перехватило дыхание – он был полон малых чайничков, чашек, кружечек, чайных коробочек, ситечек, подставочек, а в глубине таились ещё какие-то малопонятные заварочные предметы. Как существу впечатлительному, мне тут же захотелось испить чаю. Я поставил кипятиться воду в чайнике со свистком и осторожно потряс стоящую на полочке над плитой большую чайную банку. Пустая. И вторая, поменьше, пустая. И все находящиеся в пределах ближней досягаемости банки также оказались пустыми. Кроме одной – в ней, по иронии хозяев, хранился кофе в зёрнах. Тем не менее, мои робкие поиски вскоре увенчались початой упаковкой «Yoga tea». Выбрав чашку с уточкой, я залил пакетик цвета сена кипятком и выждал четыре минуты. Аромат был прекрасен, вкус был прекрасен, эффект был успокоителен и расслабителен. Взобравшись на продолговатую тумбочку и поджав ноги, я вообразил себя шоколадным индусом, плывущем по волнам умиротворения на белом лотосе, куда-то в глубины времён, к 1960 году до нашей эры.
8D. Истории зрелости и угасания. Об оборотах портретов
В юности, когда нам с братиками нечем было заняться, мы шли в мастерскую к Валику и околачивались там до самого вечера – валялись на диванах, курили в потолок, рассказывали анекдоты и ели инжир. Валик рано прославился как портретист, имел много заказов и постоянно работал, но против нашего праздного присутствия не возражал. По первости, когда Валик не поспевал к сроку, он даже просил нас помочь и доверял подрисовать очки или бородки, однако скоро убедился в нашей непригодности к изящному и позволял только сколачивать подрамники да подписывать названия на оборотах. Мы старались как могли! Сжав до посинения губы, мы каллиграфически выводили: «портрет А. С. в тунике», «портрет Л. Н. на маскараде», «портрет Ф. М. с тростью». Иногда мы из озорства добавляли различные нелепые подробности: «писано у подножия Фудзи при южном ветре», «писано сепией под воздействием сангрии» или «помните: портреты изображают не внешность, а внутренность». Валик, узнав о наших забавах, сильно рассердился и напрочь запретил вмешиваться в свои портреты. С тех пор он даже подрамники мастерил сам, пусть кривенько, зато без подвохов. Каково же было наше удивление, когда мы спустя прилично времени обнаружили, что он распробовал, вошёл во вкус и теперь сам пишет на оборотах портретов всевозможные сентенции, максимы и даже лирические заметки.
«Человеческая жизнь похожа на жизнь сперматозоида. Каждый из нас изо всех сил стремится, но большинству даже не удаётся достигнуть матки жизни, не говоря уж об оплодотворении».
«Чем больше целей ты достигаешь, тем ты ближе к бесцельности».
«Глупость – это красиво. Глупая девушка выходит из общественного туалета за гастрономом с надменностью герцогини Германтской. В восхищении я замираю и пропускаю трамвай».
8E. Истории зрелости и угасания. О философии
Когда мой брат Колик в очередной раз вернулся из тюрьмы, мама снова на него насела: иди работать! Украл – сел – украл – сел, тебе ещё не надоело? Уже борода скоро поседеет, а ты всё дурью маешься. И как-то подошло это ему под настроение, легло на душу, и Колик решился. Но работы у нас в городе было мало, а для уважающего себя человека – и вовсе ничего не найти. Одно неприличие: мести улицу, сверлить дырки, продавать розетки. И Колик придумал устроиться учителем. Объяснять деткам правильную жизнь – достойное занятие. Он одолжил у Толика выходной костюм и пришёл в школу. Учителей не хватало, и директор охотно взял его – вести уроки труда и физкультуры, для начала. А то всё сам да сам.
