Юля. Я сейчас слышала чей-то голос.
Федор Иванович. Тут чудеса, тут леший бродит, русалка на ветвях сидит… Так-то, дядя! (Хлопает ее по плечу.)
Юля. Я не дядя.
Федор Иванович. Будем рассуждать мирно. Слушай, Юлечка. Я прошел сквозь огонь, воду и медные трубы… Мне уж тридцать пять лет, а у меня никакого звания, кроме как поручик сербской службы и унтер-офицер русского запаса. Болтаюсь между небом и землей… Нужно мне образ жизни переменить, и знаешь… понимаешь, у меня теперь в голове такая фантазия, что если я женюсь, то в моей жизни произойдет круговорот… Выходи за меня, а? Лучшей мне не надо…
Юля(смущенно). Гм… Видишь ли… Сначала исправься, Феденька.
Федор Иванович. Да ну, не цыгань! Говори прямо!
Юля. Мне совестно… (Оглядывается.) Постой, как бы кто не вошел или не подслушал… Кажется, Вафля в окно смотрит.
Федор Иванович. Никого нет.
Юля(бросается ему на шею). Феденька!
Соня хохочет; Орловский, Дядин и Хрущов хохочут, хлопают в ладоши и кричат: «Браво! Браво!»
Федор Иванович. Тьфу! Испугали! Откуда вы взялись?
Соня. Юлечка, поздравляю! И я тоже, и я тоже!
Смех, поцелуи, шум.
Дядин. Это восхитительно! Это восхитительно!
Занавес
ЮБИЛЕЙ
ШУТКА В ОДНОМ ДЕЙСТВИИ ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Шипучин Андрей Андреевич, председатель правления N-ского Общества взаимного кредита, нестарый человек, с моноклем.
Татьяна Алексеевна, его жена, 25 лет.
Хирин Кузьма Николаевич, бухгалтер банка, старик.
Мерчуткина Настасья Федоровна, старуха в салопе.
Члены банка.
Служащие в банке.
Действие происходит в N-ском Банке взаимного кредита.
Кабинет председателя правления. Налево дверь, ведущая в контору банка. Два письменных стола. Обстановка с претензией на изысканную роскошь: бархатная мебель, цветы, статуи, ковры, телефон. — Полдень.
Хирин один; он в валенках.
Хирин(кричит в дверь). Пошлите взять в аптеке валериановых капель на пятнадцать копеек да велите принести в директорский кабинет свежей воды! Сто раз вам говорить! (Идет к столу.) Совсем замучился. Пишу уже четвертые сутки и глаз не смыкаю; от утра до вечера пишу здесь, а от вечера до утра — дома. (Кашляет.) А тут еще воспаление во всем теле. Зноб, жар, кашель, ноги ломит и в глазах этакие… междометия. (Садится.) Наш кривляка, этот мерзавец, председатель правления, сегодня на общем собрании будет читать доклад: «Наш банк в настоящем и в будущем». Какой Гамбетта, подумаешь… (Пишет.) Два… один… один… шесть… ноль… семь… Затем, шесть… ноль… один… шесть… Ему хочется пыль пустить, а я вот сиди и работай для него, как каторжный!.. Он в этот доклад одной только поэзии напустил и больше ничего, а я вот день-деньской на счетах щелкай, черт бы его душу драл!.. (Щелкает на счетах.) Терпеть не могу! (Пишет.) Значит, один… три… семь… два… один… ноль… Обещал наградить за труды. Если сегодня все обойдется благополучно и удастся очки втереть публике, то обещал золотой жетон и триста наградных… Увидим. (Пишет.) Ну, а если труды мои пропадут даром, то, брат, не взыщи… Я человек вспыльчивый… Я, брат, под горячую руку могу и преступление совершить… Да!
За сценой шум и аплодисменты. Голос Шипучина: «Благодарю! благодарю! Тронут!» Входит Шипучин. Он во фраке и белом галстуке; в руках только что поднесенный ему альбом.
Шипучин(стоя в дверях и обращаясь в контору). Этот ваш подарок, дорогие сослуживцы, я буду хранить до самой смерти как воспоминание о счастливейших днях моей жизни! Да, милостивые государи! Еще раз благодарю! (Посылает воздушный поцелуй и идет к Хирину.) Мой дорогой, мой почтеннейший Кузьма Николаич!
Все время, пока он на сцене, служащие изредка входят с бумагами для подписи и уходят.
Хирин(вставая). Честь имею поздравить вас, Андрей Андреич, с пятнадцатилетней годовщиной нашего банка и желаю, чтоб…
Шипучин(крепко пожимает руку). Благодарю, мой дорогой! Благодарю! Для сегодняшнего знаменательного дня, ради юбилея, полагаю, можно и поцеловаться!..
Целуются.
Очень, очень рад! Спасибо вам за службу… за все, за все спасибо! Если мною, пока я имею честь быть председателем правления этого банка, сделано что-нибудь полезное, то этим я обязан прежде всего своим сослуживцам. (Вздыхает.) Да, батенька, пятнадцать лет! Пятнадцать лет, не будь я Шипучин! (Живо.) Ну, что мой доклад? Подвигается?
Хирин. Да. Осталось всего страниц пять.
Шипучин. Прекрасно. Значит, к трем часам будет готов?
Хирин. Если никто не помешает, то кончу. Пустяки осталось.
Шипучин. Великолепно. Великолепно, не будь я Шипучин! Общее собрание будет в четыре. Пожалуйста, голубчик. Дайте-ка мне первую половину, я проштудирую… Дайте скорее… (Берет доклад.) На этот доклад я возлагаю громадные надежды… Это мое profession de foi,[10] или, лучше сказать, мой фейерверк… Фейерверк, не будь я Шипучин! (Садится и про себя читает доклад.) Устал я, однако, адски… Ночью у меня был припадочек подагры, все утро провел в хлопотах и побегушках, потом эти волнения, овации, эта ажитация… устал!
Хирин(пишет). Два… ноль… ноль… три… девять… два… ноль… От цифр в глазах зелено… Три… один… шесть… четыре… один… пять… (Щелкает на счетах.)
Шипучин. Тоже неприятность… Сегодня утром была у меня ваша супруга и опять жаловалась на вас. Говорила, что вчера вечером вы за нею и за свояченицей с ножом гонялись. Кузьма Николаич, на что это похоже? Ай-ай!
Хирин(сурово). Осмелюсь ради юбилея, Андрей Андреич, обратиться к вам с просьбой. Прошу вас, хотя бы из уважения к моим каторжным трудам, не вмешивайтесь в мою семейную жизнь. Прошу!
Шипучин(вздыхает). Невозможный у вас характер, Кузьма Николаич! Человек вы прекрасный, почтенный, а с женщинами держите себя, как какой-нибудь Джэк. Право. Не понимаю, за что вы их так ненавидите?
Хирин. А я вот не понимаю: за что вы их так любите?
Пауза.
Шипучин. Служащие поднесли сейчас альбом, а члены банка, как я слышал, хотят поднести мне адрес и серебряный жбан… (Играя моноклем.) Хорошо, не будь я Шипучин! Это не лишнее… Для репутации банка необходима некоторая помпа, черт возьми! Вы свой человек, вам все, конечно, известно… Адрес сочинял я сам, серебряный жбан купил тоже я сам… Ну, и переплет для адреса сорок пять рублей, но без этого нельзя. Сами бы они не догадались. (Оглядывается.) Обстановочка-то какова! Что за обстановка! Вот говорят, что я мелочен, что мне нужно, чтобы только замки у дверей были почищены, чтоб служащие носили модные галстуки да у подъезда стоял толстый швейцар. Ну, нет, судари мои. Замки у дверей и толстый швейцар — не мелочь. Дома у себя я могу быть мещанином, есть и спать по-свински, пить запоем…
Хирин. Прошу, пожалуйста, без намеков!
Шипучин. Ах, никто не намекает! Какой у вас невозможный характер… Так вот я и говорю: дома у себя я могу быть мещанином, парвеню и слушаться своих привычек, но здесь все должно быть en grand.[11] Здесь банк! Здесь каждая деталь должна импонировать, так сказать, и иметь торжественный вид. (Поднимает с пола бумажку и бросает ее в камин.) Заслуга моя именно в том, что я высоко поднял репутацию банка!.. Великое дело — тон! Великое, не будь я Шипучин. (Оглядев Хирина.) Дорогой мой, каждую минуту сюда может явиться депутация от членов банка, а вы в валенках, в этом шарфе… в каком-то пиджаке дикого цвета… Могли бы надеть фрак, ну, наконец, черный сюртук…
Хирин. Для меня здоровье дороже ваших членов банка. У меня воспаление всего тела.
Шипучин(волнуясь). Но согласитесь, что это беспорядок! Вы нарушаете ансамбль!
Хирин. Если придет депутация, то я спрятаться могу. Не велика беда… (Пишет.) Семь… один… семь… два… один… пять… ноль. Я и сам беспорядков не люблю… Семь… два… девять… (Щелкает на счетах.) Терпеть не могу беспорядков! Вот хорошо бы вы сделали, если бы не приглашали сегодня на юбилейный обед дам…
Шипучин. Пустяки какие…
Хирин. Я знаю, вы для шику напустите их сегодня полную залу, но, глядите, они вам все дело испортят. От них всякий вред и беспорядок.
