Однако, несмотря на столь внушительные силы, Чезаре вступил в Тоскану только после того, как заявил, что намерения у него самые мирные и что он лишь хочет пройти по территории республики, чтобы попасть в Рим; кроме того, он пообещал расплатиться наличными за все припасы, которые потребуются его армии. Но когда, пройдя горными ущельями, Чезаре оказался в Барберино и почувствовал, что город уже у него в руках и защитить его некому, он стал назначать цену за свое дружеское расположение и принялся ставить условия вместо того, чтобы их выполнять. От Флоренции Борджа требовал следующего: восстановить прежнюю власть Пьеро Медичи, родственника и союзника Орсини; передать в руки Вителоццо шестерых жителей города по его выбору, которые должны будут искупить смерть Паоло Вителли, несправедливо казненного флорентийцами; не оказывать помощь синьору Пьомбино, которого Чезаре собирался в ближайшее время лишить владений, и, наконец, взять Чезаре на службу с соответствующим его достоинствам жалованьем. Однако, ведя переговоры с Флоренцией, Борджа получил от Людовика XII приказ выступить со своей армией, как было условлено, на покорение Неаполя, которое собирался предпринять король Франции. Не осмеливаясь нарушить слово, данное им столь могущественному союзнику, Чезаре ответил, что он полностью к его услугам, но поскольку флорентийцы не знали, что он вынужден уйти из Тосканы, ему удалось получить за свое отступление ежегодный доход в размере тридцати шести тысяч дукатов, за который он обязался по первому требованию республики предоставить ей триста латников для ее нужд.
Однако, как ни спешил Чезаре, он все же надеялся, что ему удастся захватить по пути территорию Пьомбино и молниеносным ударом взять ее столицу. Он вступил на земли, принадлежавшие Якопо IV Аппианскому, однако сразу увидел, что тот, дабы затруднить ему действия, заранее опустошил собственную страну – сжег запасы зерна, вырубил леса и виноградники и засыпал немногочисленные колодцы, в которых была пресная вода. Это, впрочем, не помешало Чезаре в несколько дней овладеть Северето, Скарлино, островами Эльба и Пьяноса, но вот перед хорошо укрепленной крепостью Пьомбино ему пришлось остановиться. А так как армия Людовика XII продолжала двигаться по направлению к Риму, Чезаре, получив 27 июля повторный приказ к выступлению, ушел на следующий же день и оставил осаждать крепость Вителоццо Вителли и Джованни Паоло Бальони.
Людовик XII продвигался к Неаполю не как кипучий и непредсказуемый Карл VIII, а со свойственной ему осторожностью и осмотрительностью. Обеспечив себе союзничество Флоренции и Рима, он подписал также секретный договор с Фердинандом Католическим, который утверждал, что через род Дураццо имеет такие же права на Неаполь, как и Людовик XII через Анжуйскую династию. По этому договору два короля разделили шкуру еще не убитого медведя: под власть к Людовику XII отходили Неаполь, Кампания и Абруцца вместе с титулом короля Неаполитанского и Иерусалимского, а Фердинанд оставлял за собой Апулию и Калабрию с титулом герцога обеих провинций; позже оба короля должны были получить папские инвеституры на эти земли и оказаться у него в подчинении. Успех этого раздела обуславливался еще и тем, что Федерико, считая Фердинанда добрым и верным другом, обещал открыть ему ворота своих городов и, таким образом, впустить в них не союзников, а завоевателей и хозяев. Все это было не слишком порядочно со стороны короля, уже давно домогавшегося и наконец получившего прозвище Католик, но безразлично Людовику XII, который имел выгоду от предательства, сам в нем не участвуя.
Французская армия, к которой присоединился герцог Валентинуа, состояла из тысячи копейщиков, четырех тысяч швейцарцев и шести тысяч гасконцев и прочих искателей приключений; кроме того, Филипп Рабенштайнский привел морским путем шестнадцать бретонских и провансальских судов, а также три генуэзские каракки с шестью тысячами пятьюстами солдатами.
Неаполитанский король мог выставить против столь мощной армии лишь семьсот латников, шестьсот человек легкой кавалерии и шесть тысяч пехотинцев под началом братьев Колонна, которых он взял к себе на службу после того, как папа выгнал их из своего государства. Однако король Неаполя очень рассчитывал на Гонсальво Кордуанского: тот должен был присоединиться к нему в Гаэте, и Федерико, испытывая к испанцу безграничное доверие, открыл ему ворота всех крепостей Калабрии.
Однако надежды Федерико на своего неверного союзника оказались недолгими: прибыв в Рим, французский и испанский послы ознакомили папу с договором, подписанным в Гранаде 11 ноября 1500 года Людовиком XII и Фердинандом и до тех пор секретным. Александр, который со смертью Альфонса предусмотрительно разорвал все связи с Арагонским домом, начал было противиться; однако, когда ему доказали, что все это сделано лишь для того, чтобы предоставить христианским государям новую возможность напасть на Оттоманскую империю, все его сомнения развеялись, и 25 июня он собрал кардинальскую коллегию, объявившую Федерико смещенным с неаполитанского престола.
Узнав одновременно о прибытии французской армии в Рим, предательстве своего союзника Фердинанда и решении Александра лишить его короны, Федерико понял, что все пропало, однако ему не хотелось, чтобы про него говорили, будто он бросил свое королевство, даже не сделав попытки его защитить. Поэтому он поручил Фабрицио Колонна и Рануче Марчано, двум своим новым кондотьерам, остановить французов перед Капуей с помощью трехсот латников, небольшого числа легких кавалеристов и трех тысяч пехотинцев. Сам же Федерико с частью армии обосновался в Л’Аверсе, оставив Просперо Колонна с остальным войском оборонять Неаполь и встретить испанцев со стороны Калабрии.
Едва эти меры были приняты, как д’Обиньи перешел Вольтурно и осадил Капую, расположив свое войско на обоих берегах реки. Разбив под стенами крепости лагеря, французы установили пушки, и те вскоре стали сеять ужас среди осажденных, которые почти все были не жителями города, а сбежались из окрестностей в надежде найти спасение в его стенах. Первую атаку французов Фабрицио Колонна мужественно отбил, однако город уже был охвачен слепым ужасом, и каждый твердил лишь о том, что пора открыть ворота; военачальнику стоило громадных усилий убедить толпу, что нужно, по крайней мере, воспользоваться этой неудачей осаждающих, чтобы выторговать приличные условия капитуляции. Склонив людей к своему мнению, он послал к д’Обиньи парламентеров, которые договорились о проведении через день переговоров относительно условий сдачи города.
Но это не устраивало Чезаре Борджа: задержавшись, чтобы обменяться мнениями с папой, он присоединился к французской армии вместе с частью своих войск как раз в тот день, когда была назначена дата переговоров о капитуляции, лишавшей его добычи и удовольствия взять штурмом столь населенный и богатый город, как Капуя. Поэтому он начал собственные переговоры с военачальником, которому была поручена оборона городских ворот, – переговоры тайные, обильно подкрепленные золотом и гораздо более быстрые и плодотворные, нежели официальные. В результате в то самое время, когда Фабрицио Колонна обсуждал на одном из бастионов условия капитуляции с французскими командирами, раздались отчаянные крики: никого не предупредив, Борджа вошел в город со своими верными отрядами из Романьи и начал уничтожать солдат гарнизона, которые в уверенности, что капитуляция вот-вот будет подписана, утратили всякую бдительность. Французы же, видя, что город уже наполовину сдан, ринулись на ворота с таким ожесточением, что осажденные и не пытались сопротивляться, и вскоре захватчики проникли в город с трех сторон: остановить их не было никакой возможности. Начались грабежи и резня, казалось, враг хочет опустошить весь город. Напрасно Фабрицио Колонна, Рануче Марчано и дон Уго де Кардона пытались с горсткой солдат оказать сопротивление испанцам и французам. Фабрицио Колонна и дон Уго попали в плен, Рануче, раненного арбалетной стрелой, захватил герцог Валентинуа; семь тысяч жителей города были перебиты прямо на улицах, и среди них предатель, открывший ворота. Церкви были разграблены, в монастыри ворвались солдаты, и, чтобы спастись от них, монахини бросались в колодцы или в реку. Триста самых знатных женщин города заперлись в башне, но герцог Валентинуа велел взломать двери, выбрал себе сорок самых красивых горожанок, а остальных отдал своим солдатам.