Буквально за несколько секунд до отправления дверь в купе открылась, и в него, шелестя платьем, влетел Ангел. На секунду мне показалось все это галлюцинацией. Я не мог поверить своим глазам! Уложив свой чемоданчик под сиденье, ангел сел напротив и в лике его я разглядел любимые сердцу черты. Ангел мило посмотрел на меня и так нежно, так мягко произнес:
- Здравствуйте.
Это была она! Боже мой, это была моя любовь! Катя сидела напротив меня в этом душном купе и так приятно улыбалась, что я едва-едва удержался от прыжка вверх. Взяв себя в руки, силясь не показывать эмоций, которые лились через край, я в свою очередь поздоровался с ней.
В эту минуту она была очаровательна. Ее легкое, василькового цвета летнее платье, обнажавшее плечи, изумляло меня. Оно так ей шло, так она была в нем обворожительна, что я на мгновенье потерял дар речи. Волосы, которые я привык видеть распущенными, теперь были собраны в круглый пучок, подчеркивая ее неповторимую шею. Зеленовато-коричневые глаза не были грустны и печальны, как в последнюю нашу встречу... Они светились радостью, что-то теплое излучал этот нежный и задумчивый взгляд. От нее веяло свежим тонким ароматом духов.
Пока я упивался ее красотой, не замечая ничего вокруг, в окошко кто-то постучал.
- Это не вас провожают?- поинтересовалась Катя.
Я посмотрел в окно и вновь испытал леденящий кровь ужас. Каждой клеточкой своего тела я почувствовал его непередаваемый холод. За окном, на перроне, стоял Константин Константинович в своем светлом костюме с чемоданчиком в руках и мило улыбался мне. Нужно было не потерять самообладание и не показывать, что я напуган.
Лицо мое изобразило жалкое подобие улыбки. Константин Константинович сделал брежневский жест рукой, и в этот момент поезд тронулся. В следующую секунду он снял свое старомодное канотье и выразительно поклонился.
Перрон поплыл вместе с людьми в небытие. Поезд набирал обороты.
- Это ваш отец?- неожиданно спросила Катя.
- Нет,- коротко ответил я, соображая, как ловчее солгать. – Это… это мой старинный друг,- выговорил я, сам испугавшись того, что только что произнес.
- Он похож на иностранца,- улыбнулась Катя, усаживаясь удобнее.- Он иностранец?
- Да... То есть, нет,- смешался я. – Я хотел сказать, что он человек Мира.
- Гм… Интересно,- улыбнулась она. – Я бы тоже хотела быть человеком мира,- патетично добавила Катя. – По-моему, это здорово.
- Ну, не знаю, не знаю,- протянул я, стараясь за это время придумать, как увести разговор в другое русло.
Не находя лучшего вопроса я поинтересовался, заведомо зная ответ:
- Вы из Питера?
- Нет, я из N. В Питер еду на работу.
- Ясно... А знаете, у меня есть очень необычный дар,- сказал я, немного улыбаясь. Лукавство слышалось в каждом произнесенном мною слове. Катя изобразила удивление на своем лице и взглядом своим дала понять, чтобы я продолжал.
- Этот необычный дар заключается в том, что умею точно угадывать имя человека, которого вижу впервые.
- Как же у вас это получается? Объясните,- недоумевая, сказала Катя. По выражению ее лица было заметно, что она немного нервничает: щеки ее зарделись, а брови поднялись вверх. Сейчас я готов был броситься к ней, но самообладания все же не терял.
- Я этого не могу объяснить. Могу только сказать, как вас зовут…
- Ну, и как же мое имя?- хитро спросила она.
- Вас зовут Екатерина,- с улыбкой на лице сказал я.
- Этого не может быть! Как вы догадались?
- Я же говорил, что у меня редкий…
- Ах вы, обманщик,- перебила она,- я вас раскусила. Боже, какая я наивная! Вот же на столике лежит мой билет, на котором написано мое имя! Эх вы…- она погрозила мне своим маленьким кулачков и расхохоталась, прикрывая лицо руками.
«Боже мой, как она мила»,- думал я, глядя на нее...
Липецк,
август 2007 – август 2009