Вайнанд. Брат Мартин! Брат Мартин!
Мартин. Да?
Вайнанд. Пришел твой батюшка.
Мартин. Отец?
Вайнанд. Он просил повидаться с тобой, но я сказал, что лучше после службы.
Мартин. Где он сейчас?
Вайнанд. Завтракает с настоятелем.
Мартин. Он один?
Вайнанд. Нет, с ним дюжины две приятелей.
Мартин. И мать пришла?
Вайнанд. Нет.
Мартин. Что ему понадобилось? Надо было мне его предупредить, чтобы не приходил.
Вайнанд. Я бы удивился тому отцу, который не захочет увидеть, как сын отправляет первую литургию.
Мартин. У меня и в мыслях не было, что он может явиться. Хотя бы дал знать заранее.
Вайнанд. Одним словом, он здесь. Он даже подарил братству двадцать гульденов, так что едва ли он очень недоволен тобой.
Мартин. Двадцать гульденов.
Вайнанд. Ты готов?
Мартин. Это втрое больше, чем об посылал мне в университет на целый год.
Вайнанд. Не вижу, что ты готов. Опять весь вспотел. Тебе нехорошо? Что-нибудь болит?
Мартин. Нет.
Вайнанд. Позволь я оботру тебе лицо. Времени осталось немного. Ты правде здоров?
Мартин. Живот свело. Обычное дело.
Вайнанд. Ты брился?
Мартин. Да, перед исповедью. А нужно еще раз?
Вайнанд. Нет, нет. Несколько пропущенных волосков беды не наделают, как, впрочем, и несколько неотпущенных грехов. Ну вот, так лучше.
Мартин. Что ты имеешь в виду?
Вайнанд. Ты весь вымок, как свинья на бойне. Знаешь пословицу? Повесишь нос, а дьявол радуется.
Мартин. Я не об этом. Про какие грехи ты говоришь?
Вайнанд. Я только хотел сказать, что есть священники, которые отправляют таинства, не вымыв чисто уши. Но рассуждать об этом не время. Поднимайся, Мартин, тебе решительно нечего бояться.
Мартин. Что ты знаешь?
Вайнанд. Ты всегда так говоришь, будто за спиной у тебя сейчас ударит молния.
Мартин. Ответь: какие грехи?
Вайнанд. А такие, что весь монастырь считает их напраслиной, твоим поклепом на себя. Разве не так? Никакой разумный духовник тебя не поймет.
Мартин. А зачем тогда вообще говорить о покаянии, если его не чувствовать?!
Вайнанд. Отец Нафан рассказал мне, что не далее как позавчера вынужден был наказать тебя, поскольку ты ударился в смешную истерику из-за стиха в «Притчах Соломоновых» или где-то еще, не знаю.
Мартин. «Имей попечение о стадах».
Вайнанд. И прицепился-то ведь к одному-единственному слову. Когда ты чему-нибудь научишься? Отдавай отчет в своих поступках. Ведь некоторые братья открыто смеются над тобой и твоей задерганной совестью. Плохо, что смеются, знаю, но их тоже можно понять.
Мартин. Это «одно-единственное слово» всегда и беспокоит меня больше всего.
Вайнанд. Едва ты исповедуешься и приступишь к алтарю, как снова зовешь священника. Да что там! Все говорят, что ты бежишь к исповеднику, даже когда спустишь ветры.
Мартин. Так и говорят?
Вайнанд. Любимая шутка в нашем монастыре.
Мартин. Вот оно что.
Вайнанд. Мартин! Здесь ты защищен от множества житейских зол. Властвовать над ними, а не попадать под их власть— вот чего от тебя ждут. Господь велит положиться на его вечную милость. Постарайся это помнить.
Мартин. И ты мне это говоришь! А что я приобрел, вступив в этот святой орден? Разве я не такой же, как раньше? Я по-прежнему завистлив, по-прежнему нетерпим и не избавился от страстей.
Вайнанд. Как у тебя язык повернулся задать такой вопрос?
Мартин. Повернулся, и я тебя спрашиваю: что я здесь получил?
Вайнанд. В любом случае мы учимся только одному — как умереть.
Мартин. Это не ответ.
Вайнанд. Другого пока не знаю. Собирайся.
Мартин. Меня в этом святом месте вы учите только сомнениям…
Вайнанд. Даже умеренное поощрение на время тебя успокаивает, но уже малый искус греха и смерти сокрушает тебя.
Мартин. Вы научили меня сомневаться, и я никак не могу выбраться из червивого мешка дьявола.
Вайнанд. Мне больно видеть тебя таким — присосался к своим заботам, словно пиявка.
Мартин. Ты будешь рядом?
Вайнанд. Конечно, и если что-нибудь пойдет не так или ты запнешься, мы тебе поможем. Справишься. Пустые страхи, ты не собьешься.
Мартин. А если собьюсь? Хотя бы в одном слове? Одно слово — это один грех.
Вайнанд. Стань на колени, Мартин.
Мартин. Прости, брат Вайнанд, но все дело в том…
Вайнанд. Опустись на колени.
Мартин опускается на колени.
Мартин. Вот ведь что: господень гнев — я его очень чувствую, он всегда со мной.
Вайнанд. Повторяй апостольский символ.
Мартин. Он ненасытен, он гложет меня, пожирает и выплевывает кусками.
Вайнанд. Повторяй за мной: «Верую во единого бога-отца, вседержителя, творца неба и земли…»
Мартин. Я корыто, он осушает меня. По капле.
Вайнанд. «…и в Иисуса Христа, его сына единородного, господа нашего…»
Мартин, «…и в Иисуса Христа, его сына единородного, господа нашего…»
Вайнанд. «…зачатого от святого духа, рожденного девой Марией, страдавшего при Понтийском Пилате…»
Мартин (бормочет), «…распятого, умершего и погребенного. Сошедшего в ад, на третий день восставшего из мертвых, восшедшего на небо, севшего одесную всемогущего бога-отца и грядущего судит живых и мертвых… И каждый восход солнца славит смерть».
Вайнанд. «Верую…»
Мартин. «Верую…»
Вайнанд. Продолжай.
Мартин. «Верую в духа святого, в святую католическую церковь, в сонм святых, в отпущение грехов»!
Вайнанд. Повтори!
Мартин. «Верую в отпущение грехов».
Вайнанд. Веруешь? Тогда запомни: святой Бернард учит, что член апостольского символа «Верую в отпущение грехов» должен давать нам уверенность в прощении наших собственных грехов. Значит?
Мартин. Освободить бы мне свои кишки. Я заперт, как в склепе.
Вайнанд. Ты постараешься это помнить, Мартин?
Мартин. Постараюсь.
Вайнанд. Отлично. Ну, давай собираться. Вставай, мы тебе поможем.
Появляются несколько братьев с одеянием и прочими атрибутами, помогают Мартину облачиться.
Мартин. Сколько, ты говоришь, отец передал братству?
Вайнанд. Двадцать гульденов.
Мартин. Большие деньги. Он же простой угольщик.
Вайнанд. Да, он говорил.
Мартин. Старик с норовом. Где он сидит?
Вайнанд. Я думаю, где-нибудь впереди. Теперь ты готов?
Звонит колокол. Появляется процессия монахов.
Мартин. Спасибо, брат Вайнанд.
Вайнанд. За что? Такой день для всякого — тяжелое испытание. Еще несколько минут, и ты впервые примешь в свои руки тело и кровь Христа. Благослови тебя бог, сын мой. (Крестит его.).
Монахи уходят.
Мартин. Уже в теле младенца сатана прознал корень моих мучений. Потому он так ловко расставляет мне ловушки, всякими средствами унижает, и мне все кажется, что я единственный подвергаюсь искушениям, наваждениям и боюсь сделать шаг.
Вайнанд (он уже порядочно рассержен). Ты глупец! Истинно глупец! Господь нь гневается на тебя, это ты на него гневаешься! (Уходит.)
За дверью братья ждут Мартина.
Мартин (опустившись на колени). Мария, благая Мария, я вижу в Христе радугу, гневом налившуюся, заступись за меня перед сыном, попроси его умерить свой гнев, ибо не смею я поднять глаза. За что мне такая мука?
Встает, присоединяется к процессии, все уходят. Издалека доносится начало литургии. Сцена пуста. Потом в конусе, нестерпимо ярко разгорается свет и вскоре появляется Мартин. Он вошел с дальнего конца конуса и идет на публику. У него на руках нагой ребенок. Мартин выходит^ наружу, делает несколько шагов вперед и застывает в неподвижности.
Мартин. Ну, вот. Славословие кончилось, началось кощунство. (Возвращается в конус.)
