— Как заболели? Юлька же написала, что можно возвращаться!
— Да вот так, заболели. Болезнь, оказывается, не прошла, просто все переболели, но умирали почти одни только старики. А кто выздоровел, тот снова уже не заболевал — такая болезнь. Несколько дней человек в жару лежит, кашляет сильно, а потом на поправку идет. Только старики не выдерживали, и Настена не сразу разобралась, как правильно лечить. А когда мы вернулись, она уже все про эту болезнь знала, даже деда выходила, хоть он и старый. Он, да еще староста Аристарх Семеныч теперь самые древние у нас, старше никого не осталось.
— И ты болела?
— И я, но не сильно, дней пять всего…
— И малышня?
— И они тоже, но сильнее всех дед Корней. Он и до сих пор слаб и кашляет еще. Он в бреду все тебя поминал, все хотел идти искать. А как в себя пришел, сказал, что тебя в лесу не найти, но как холода настанут, ты сам на пасеку придешь, чтоб в тепле быть. Туда и собирался за тобой идти.
— Правильно, я так и хотел сделать, да вот не вышло.
— Ты на него зла не держи, он тебя любит, а что озлился тогда, так от горя. Ему же тебя тоже не хотелось посылать, но нельзя было иначе. А тут я еще… Да и не ожидал он, что ты с ножом на него…
— Правильно он все сделал, Аня, — прервал материны причитания Лавр — как настоящий мужик себя повел. Но сейчас уже все, Михайла: батюшка сам жалеет, что так вышло, а Андрей больше никого пальцем не тронет. Никогда. С ним разговор был суровый. Так ему и сказали: или ты пес Корнеев, тогда на цепи сиди, или ты родич наш, тогда и веди себя, как родич. Он все понял.
— Он тоже болел?
— А по нему не поймешь. Вроде бы походил несколько дней смурной, а потом все время около бати сидел, как с ребенком с ним нянчился. Даже хотел тебя искать идти, еле отговорили — добром бы не кончилось. А потом у бати беспамятство прошло, он про пасеку и сказал. Еще сказал, что ты в лесу не пропадешь, можно не бояться.
— А ты, дядя Лавр?
— А мне болеть некогда было: Татьяна чуть жива, да Кузьма с Демьяном…
— А как тетя Таня?
— Поправляется понемногу. Ты все правильно сделал, племяш, если бы мы тогда на пасеке остались, там бы ее и схоронили… Настена сказала: вовремя привезли. Так что, ты — молодец. Пять дней назад Чиф к Юльке с твоей шапкой прибежал, а на шапке кровь. Я коня заседлал, Юльку за спину и погнал. Чиф сюда нас и привел, только с тобой тогда не поговорить было.
— Так я что: пять дней тут валяюсь? А почему на шапке кровь, у меня же голова цела!
— Лосиная, наверно, но мы же не знали.
— Лавруш, ты подарок-то ему покажи.
— О! Забыл совсем! Я ведь в задумке-то твоей разобрался, хитро ты придумал, красота! На-ка, вот, держи.
Лавр положил на постель самострел. Такой, как Мишка и задумывал: с прикладом, как у автомата, с рычагом для взвода ногой.
— Сильная штука получилась: с полусотни шагов щит и доспех пробивает. Ты поправляйся скорее, я тебя с собой на облавную охоту стрелком возьму. Раньше-то что ж ты мне не показал? Если б он у тебя был, ты бы лося и близко не подпустил, завалил бы издали.
— Если б он у меня раньше был, я бы Немого грохнул!
— Я же говорила, Лавр, нельзя ребенку такое в руки давать!
— А с копьем на лося ребенку можно? Да, пацан еще, но вел себя как мужик! И насчет Андрея все, я думаю, правильно понял. Так, Михайла?
— Угу.
— Точно?
— Понял я все, но если он мать хоть пальцем…
— Я его сам кончу, тебя дожидаться не стану! Но он не тронет — тоже все понял.
— Будет вам! Развоевались! — Голос матери стал немного пободрее, видимо мишкин вид и голос ее слегка успокоили. — Ты бы лучше спасибо дядьке сказал за подарок.
— Да, дядя Лавр, спасибо тебе, а как ты догадался? Я же тебе не показывал.
— А когда вещи собирали, мне твоя самоделка и попалась, долго понять не мог, а потом Демка самострел натянуть попробовал и не смог. Вот тут-то я и понял, что ты задумывал.
— Спасибо, дядя Лавр!
— Мишаня, сынок, поедем домой. Что ж ты у чужих людей, как сирота?
В ответ раздался властный голос пожилой женщины, тот самый, который объяснял то ли Юльке, то ли Людмиле секреты лечения.
— Не дело говоришь, Медвяна! Не чужой он мне стал. Да и не был чужим. Я с вашей старостихой Беляной Веденеевной в родстве состою — наши матери за двоюродными братьями замужем были. А она же и вам родней приходится.
— Прости Нинея Всеславна, не знала я…
«Медвяна… А Юльку Людмилой называла. Ну да, она же язычница, еще и ведунья. Интересно: мне пригрезилось, или она взаправду с бабой Ягой знакома была? Вроде бы я где-то читал, что Яга — более древний персонаж, отголосок культа мертвых, или что-то в этом роде. Ладно, ерунда это все, главное другое. Чего я хотел, того и добился: Немого приструнили, дед больше наезжать не будет. И самострел у меня теперь есть, все — как по нотам!»
— И везти его пока рано, — продолжила Нинея — слабый еще. Да ты, Медвяна, сама посмотри: поговорили немного, а он уже бледный — утомили парня.
* * *
Пришлось Мишке оставаться у бабки Нинеи. О том, в чьи руки он попал, Мишка начал догадываться, вспоминая о разговорах, невольно подслушанных во время кратких перерывов в беспамятстве. Правда, верилось в услышанное не очень-то, слишком уж все это напоминало бред. Но, то одно событие, то другое, раз за разом, подтверждали правдоподобие услышанного.
Старуха, несомненно, была мощнейшим экстрасенсом. Дело было даже не в том, что она погружала Мишку в сон лишь одним прикосновением руки к голове и ласковым приговором: «Спи, Мишаня, спи, сон — лучшее лекарство». Окончательно в мощи ее воздействия на себя, Мишка убедился, когда Нинея попросила его рассказать о том, как он очутился один в лесу.
Старуха села рядом с постелью, посмотрела на него ласково, но, вместе с тем, очень внимательно и выслушав Мишкино: «Да глупость сделал — из дому сбежал» — негромко сказала:
— Ничего, Мишаня, ты рассказывай, рассказывай…
И — все. Мишка, как будто утонул в ее глазах. Слова сами полились, как вода, без наводящих вопросов, без уточнений. Ни утаить что-либо, ни нечаянно упустить какую-то деталь было совершенно невозможно. При этом Мишка был уверен, что ни в какое гипнотическое состояние не впадал и оставался в ясном сознании. Когда он закончил свой рассказ, то точно знал: рассказал все, добавить нечего. Вернее, добавить нечего к тому, что заинтересовало Нинею — эти моменты Мишка описывал очень подробно, хотя она ни разу ничем не дала понять, что одни события можно лишь упомянуть вскользь, а другие описать с упоминанием малейших мелочей, таких, которые, в принципе, в памяти и удержаться-то не могли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
