Он решил, что так будет лучше. И все правильно просчитал. Если вдруг случайно погибнет Салим Мухтаров, никто и не вспомнит про возврат долга. Лена могла бы подождать, а через несколько месяцев после аукциона акции Северогорского комбината выросли бы в цене. Отец вошел бы в совет директоров, сумев получить десять процентов акций. Он все рассчитал правильно. Но кто-то вмешался. Кто-то решил, что такой сценарий нельзя допустить. И этот неизвестный убийца убрал моего отца, а потом убил Лену. И этим человеком мог быть только Салим Мухтаров. Никто другой никогда не получил бы этих денег. В случае смерти жены Мухтаров получал все ее акции. Вернее, все акции моего отца, которые автоматически передавались Елене Сушко в счет погашения долга. А затем по наследству переходили к Мухтарову. Убийца – он. Теперь у меня в этом не было никаких сомнений. Только Мухтаров пошел на преступление не из-за ревности. Какая ревность может быть у этого мешка денег, интересующегося только своим бизнесом, у этого разлагающегося от венерических болезней негодяя и рогоносца, жена которого изменяла ему в соседней спальне?!
Нет, он убил не из ревности. Любовь, ненависть, ревность – все эти эмоции не для него. Мухтаров – тупое животное. Его интересуют только деньги и еще раз деньги, помноженные на деньги. Все. Больше у него нет никаких интересов в жизни. Я испугался, что сейчас же задушу его своими руками. И он сообщил приехавшим офицерам про обыск, чтобы подозрение пало на меня. Специально рассказал об этом, чтобы проверили мой пиджак.
Я быстро отошел от него, понимая, что могу сорваться. И снова подозвал к себе Абдулмамеда.
– Вы сможете завтра найти мне этих юристов?
– Конечно. Но лучше поговорите с Тудором.
– Хорошо. – Я прошелся по комнатам, пытаясь его найти. Затем поднялся на третий этаж. Мне пока никто не мешал, хотя я чувствовал, что Уолберг следит за мной. В спальню Гулсум и Тудора дверь была открыта, и я увидел, что моя сестра упаковывает вещи.
– Где Тудор? – спросил я.
– Спустился вниз, – отозвалась она. – Его «Хаммер» мешает остальным машинам, и офицер попросил его передвинуть автомобиль.
Я посмотрел в окно. «Хаммер» как раз отъезжал в сторону, чтобы дать возможность развернуться остальным машинам. Кажется, Тудор сказал, что смотрел в окно и видел, как стих ветер. Отсюда все равно не было видно соседнюю ферму.
– Ты думаешь, они нас так быстро отпустят? – спросил я у сестры.
– Тебя отпустят. Ты у нас дипломат. А нас еще помучают. Нужно вылететь всем вместе, чтобы организовать дома похороны.
Почему она так сказала? Она никогда не забывает, что я дипломат. Или нарочно положила пузырек в мой карман, зная, что мне ничего не смогут сделать?
– Меня не сразу отпустят, – сообщил я, внимательно за ней наблюдая. – Старший офицер попросил меня поехать с ними. Они хотят снять отпечатки моих пальцев.
– Зачем? – Гулсум наконец повернулась ко мне.
– В кармане моего пиджака нашли пузырек с остатками яда, которым был отравлен отец. Они хотят проверить отпечатки моих пальцев.
Сестра уставилась на меня, и я увидел, как у нее от ужаса расширяются глаза.
– Значит, это ты? – спросила она прерывающимся шепотом. – Это ты его отравил, а потом застрелил Лену Сушко? Это сделал ты? Мама говорила, что ты доставал оружие из коробки.
– На самом деле доставал. – Я вдруг подумал, что все факты против меня. Ведь на пистолете могли остаться отпечатки именно моих пальцев. Я брал его в руки, когда отец достал из сумки коробку с оружием. Вот так и получится, что я окажусь главным подозреваемым. Только этого мне не хватало! – А когда ты успела поговорить с матерью?
– Недавно. Мне было так плохо, что я поднялась к себе. Тудор проводил маму и тоже поднялся сюда. Если бы не он, я всего этого не выдержала бы. Я заснула. И проснулась, когда раздался этот выстрел. Думала, что мне померещилось. Но Тудор крикнул, что это настоящий выстрел, и побежал вниз. Он уже был у дверей, когда я проснулась.
– Я не успел увидеть убийцу, – сообщил я сестре. – Но и Лена не была праведницей.
– Ты все знал? – спросила меня Гулсум. – Знал об отношениях отца с Леной?
– Не знал. – Мне не хотелось врать сестре. – Ничего не знал до сегодняшнего дня. А сегодня случайно увидел, как они занимались сексом.
– Даже не постеснялись, что их могут застать? – вздохнула Гулсум. Кажется, после смерти Лены ненависть к ней у нее исчезла.
– Думаю, что их убили не из-за этих отношений, – возразил я. – По-моему, уже давно никто никого не убивает из ревности. Не то у нас время, Гулсум, совсем не то. Сейчас людей больше всего интересуют деньги. Нашего отца и Лену Сушко тоже могли убить из-за больших денег.
– Кто? – удивилась она. – Тогда только Мухтаров. В доме были лишь мы. Никаких посторонних.
– Я тоже так думаю. Мухтаров был заинтересован в смерти отца. Наш отец был ему должен семьсот тысяч долларов. Он как раз искал деньги для возврата этого долга и выкупа акций. Но Мухтаров не хотел этих денег. Ему было выгоднее оставить у себя акции. А сегодня я узнал, что в свое время, когда эти акции стоили копейки, он перевел принадлежавшую ему компанию на имя своей жены. И сделал это по совету нашего отца. Вот почему ему было выгодно убийство нашего отца и своей жены. Только бизнес, ничего другого.
– Негодяй! – с чувством произнесла Гулсум. – Нужно все это рассказать офицерам полиции. Мне Тудор говорил, что Мухтаров жулик. А насчет акций ты напрасно беспокоился. Тудор решил перевести деньги отцу, чтобы тот мог расплатиться. Они ведь эту компанию основывали вместе. Тудор был его компаньоном в этой компании.
Лучше бы она никогда не произносила этих слов! Гулсум вдруг увидела, что я побледнел. Я действительно качнулся от неожиданности, чуть не упал. Перед глазами пошли круги.
– Ильгар! – закричала сестра. – Что с тобой?
– Ничего, – я протянул руку, чтобы опереться о стенку, – ничего. Извини меня, мне вдруг стало плохо.
Несмотря на возражения Гулсум, которая требовала, чтобы я отлежался, я спустился вниз и подошел к Майклу Уолбергу. Мы говорили с ним недолго – минут пять или шесть. К моему облегчению, он оказался здравомыслящим человеком. И сразу все понял. Через некоторое время Уолберг попросил всех собраться в гостиной. Мы пришли все вместе. Я с Рахимой, которая успела поругаться с двумя офицерами. Гулсум – с мужем. Наша бедная мать, на которую я не мог смотреть без боли в сердце. И, наконец, Салим Мухтаров, усевшийся в углу.
Уолберг не стал ничего нам рассказывать. Он дал слово мне, а сам сел на стул и внимательно смотрел на всех нас. В комнате находилось еще человек пять его сотрудников. Но Уолберг попросил всех их выйти. Я тоже попросил Абдулмамеда и его сотрудника подождать в кабинете. Мне не хотелось, чтобы мой рассказ услышал кто-то из посторонних. Я не собирался никого посвящать в наши семейные тайны. Мне было очень плохо. Я не хотел говорить, понимая, какую боль причиню моим близким. Но кровь моего отца требовала отмщения. Поэтому я все же начал мой рассказ. И видел, какими глазами смотрели на меня все присутствующие.
– Эта история началась несколько лет назад, – глухо произнес я. – Отец купил акции Северогорского комбината, которые тогда стоили около трехсот сорока тысяч долларов. Или примерно пятьсот тысяч евро по курсу девяносто восьмого года. Акции были номинированы в евро. Но за несколько лет евро сильно вырос, а доллар упал. И общий долг компании, у которой отец взял деньги, составлял уже семьсот тысяч долларов, почти в два раза больше первоначальной цены, не считая процентов. Когда Елена Сушко выходила замуж за знакомого нашего отца (я намеренно не сказал «друга». Какой он был ему друг?) Салима Мухтарова, отец посоветовал ей попросить эту компанию у жениха в качестве свадебного подарка, что Мухтаров и сделал.
– Правильно, – кивнул тот. – Я всегда был щедрым человеком.
– В свою очередь отец основал компанию, которая взяла в доверительное пользование пять процентов акций комбината, имея задолженность перед компанией Лены Сушко. Отец знал реальную стоимость акций. Скоро должен был состояться аукцион, после чего акции были бы размещены на бирже и их реальная стоимость могла вырасти в десять раз. Под эти акции компания отца могла взять еще больший кредит и претендовать на другие пять процентов, что вместе составило бы уже десять процентов, и тогда их владелец мог бы рассчитывать попасть в совет директоров акционеров комбината. – Я перевел дыхание. Кажется, мне никогда не приходилось говорить так много. При этом я старался не смотреть на моих близких, это было очень больно. Вздохнув, я продолжил: – Отец искал деньги. Но не хотел их брать у Тудора. Он сам мне об этом сказал. Меня тогда еще очень удивило: почему не у Тудора? Ведь наш зять мог легко найти эти семьсот тысяч долларов.
– Верно, – улыбнулся Тудор. У него была поистине элегантная улыбка, сводящая с ума женщин.
