– Возьми меня!
– Нора! – вырвалось у меня, когда я почувствовал ее под собой. Все кончилось, не успев начаться. Я лежал слабым; беспомощным и растерянным, глядя, как она поднимает с пола ночную рубашку. Выпрямившись, она с выражением холодного триумфа взглянула на меня.
– Порой я удивляюсь, чего ради я решила, что ты меня устраиваешь как мужчина, – презрительно сказала она. – Даже мальчишка лучше справляется с этой работой.
Дверь захлопнулась за ней, и я снова потянулся за бутылкой. Но в этот раз даже бурбон не помог избавиться от тошнотного ощущения в желудке.
Я был в Ла Джолле, когда услышал по радио, что красные пересекли линию границы в Корее. Добравшись до пристани, я накидал мелочи в телефон и дозвонился до Джимми Петерсена в Вашингтоне. Мы вместе летали над Тихим океаном. Он после войны остался в армии и сейчас дослужился до бригадира военно-воздушных сил.
– Я только что слышал радио, – сказал я, когда он снял трубку. – Нужен ли вам толковый специалист?
– Конечно, но только теперь у нас реактивные самолеты. Тебе придется пройти переподготовку, и я не уверен, что смогу дать тебе прежнее звание.
– Черт с ним, со званием. Когда мне прибыть? Он засмеялся.
– Завтра утром свяжись в Пресидио с Биллом Килианом. К тому времени я уже кое-что для тебя сделаю.
– Я буду у него с первыми же петухами, Пит. Спасибо.
– Возможно, ты и не поблагодаришь меня, когда выяснишь, что снова стал капитаном.
– Генерал, я буду благодарить тебя, если ты меня возьмешь и рядовым!
Я вернулся на катер, где в своей походной кроватке спала Дани. Ей было уже почти три года. Она открыла глаза, когда я поднял ее вместе с кроваткой.
– Куда мы поедем, папа? – сонно спросила она.
– Мы должны добраться до дома, радость моя. У папы есть кое-какие дела.
Она что-то пробормотала и снова заснула.
Я поставил ее кроватку на заднее сиденье машины и кинул наши вещи в багажник. На моих часах было почти восемь. Если движение на дорогах будет не очень большое, к четырем утра я могу быть в Сан-Франциско.
Всю дорогу Дани спала, даже не открывая глаз. Дорога была практически пуста. Когда я в половине четвертого отнес Дани в детскую и положил ее в кроватку, в мастерской Норы еще горел свет.
Я пошел было в свою комнату и тут вспомнил о ней. Я могу все сказать ей и утром, подумал я. Впрочем, поговорить с ней можно и сейчас, поскольку она все равно не спит. Спустившись, я вошел в мастерскую.
Свет в ней горел, но помещение мастерской было пусто.
– Нора, – позвал я.
Из маленькой комнатки рядом с мастерской, я услышал голоса и распахнул дверь в нее. Я хотел было еще раз позвать ее, но у меня перехватило горло.
Привстав на постели, они в причудливых позах застыли друг у друга в объятиях. Первой опомнилась Нора.
– Убирайся! – завопила она.
У меня было ощущение, что голова моя прорезает облака и я смотрю на них с высоты в девять миль. Передо мной предстала классическая развязка драмы, и я разрывался между гневом, который вспыхнул во мне, когда я столь неожиданно столкнулся с истиной, и диким желанием расхохотаться от нелепости всей ситуации. Гнев одержал верх.
Подойдя к кровати, я схватил мужчину за шиворот и швырнул его на пол. Развернув его, я врезал ему по челюсти. Он вылетел в двери и рухнул на пол, опрокинув какую-то статую. Оба они свалились на пол с грохотом, который мог разбудить и мертвого.
Я двинулся к нему, но что-то удержало мою руку. Я посмотрел на него. Чувство страха и вины лишило его сил. Он был всего лишь мальчишкой. Рука моя опустилась.
Придерживая халат, в мастерскую вбежал Чарльз. За его спиной я увидел повара и горничную, заглядывавших в мастерскую.
Вернувшись в комнатку, я собрал вещи этого мальчишки и швырнул их в мастерскую.
– Чарльз, – сказал я, – выкини этого маленького подонка отсюда! Закрыв за собой двери, я повернулся к Норе. Лицо ее было бледно от гнева и ненависти.
– Тебе бы лучше что-нибудь накинуть на себя. А то в таком виде ты выглядишь как двухдолларовая шлюха.
– Зачем тебе надо было будить слуг? Как теперь я посмотрю им в глаза?
Я посмотрел на нее. Тот факт, что я поймал ее в постели с другим, ее не волновал. Ее беспокоила лишь реакция прислуги. Я понял, что мне еще учиться и учиться жизни. И внезапно я нашел ответы на все вопросы.
– Не думаю, что тебе надо из-за этого волноваться, Нора, – с подчеркнутой вежливостью сказал я. – Никто и никогда не заблуждался на твой счет. Кроме меня.
– Ты никогда мне не верил! Ты слышал сплетни обо мне, и я знала, что ты им верил!
– Вот тут ты и ошибаешься, Нора. Я никогда не слышал никаких сплетен, да и сейчас их не знаю. Разве тебе не известно, что, как правило, обо всем последним узнает муж?
– Чего ты от меня ждал? После того, как родилась Дани, ты ко мне даже не подходил!
Я покачал головой.
– Не пройдет, Нора. Теперь уже это не годится. Она начала плакать.
– Я ушел от всего этого. Слезы на меня больше не действуют. Они прекратились так же внезапно, как и начались.
– Прошу тебя, Люк, – сказала она, поднимаясь с кровати и подходя ко мне. – Ничего подобного больше не будет.
Я засмеялся.
– Вот тут ты права. Со мной этого не произойдет. Я уезжаю.
– Нет, Люк, нет! – Она обхватила меня руками и прижалась ко мне. – Ради тебя я все брошу. Я обещаю!
– Долго ты этого не вынесешь!
Я оторвал ее от себя. Глаза ее расширились, и в них стоял испуг.
– Что ты собираешься делать? Внезапно боль и горечь преисполнили меня.
– То, что я должен был сделать давным-давно.
Тыльной стороной ладони я наотмашь ударил ее по лицу и, пролетев через комнату, она свалилась на пол рядом с кроватью. И прежде, чем она поднялась, меня в комнате уже не было.
Миновав мастерскую, я пошел по коридору. Я видел лица слуг, глядевших на меня. Когда я подошел к лестнице, Чарльз, закрыв входные двери, оказался рядом со мной. Бедный старик не мог поднять на меня глаз.
Дверь мастерской распахнулась, и Нора голой вылетела в холл.
– Ты сукин сын! – заорала она. – Я всему миру расскажу, кто ты такой. Ты даже не мужчина. Ты гомосексуалист, извращенец, педрила!
Я посмотрел на Чарльза.
– Позаботьтесь о ней, Чарльз. Вызовите врача в случае необходимости.
Он молча кивнул. Когда я поднимался наверх, она продолжала орать. Миссис Холман встретила меня у дверей встревоженным взглядом.
– С Дани все в порядке? – спросил я.
Она кивнула, и лицо ее покрывала бледность.
Я вошел в детскую. Малышка безмятежно спала, как и полагается детям в ее возрасте. Наклонившись, я поцеловал ее в щечку. Слава Богу, что он дарует сон невинным детям.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
