- Девушка, с вами все в порядке?- озадаченно спрашивает меня моя соседка, бездумно - нежно гладя себя по огромному, беременному животу. Этот, привычный для нее жест, почему - то, успокаивает меня.
- Да, все нормально - отвечаю я, силясь выдавить подобие улыбки. - Знаете, что. Моя очередь следующая, идите вперед меня, а мы подождем, нам то некуда торопится уже. - Вам? глупо спрашиваю я.
- Ну да. Мне и ребенку - весело смеется девушка, от чего на щеках ее появляются трогательные ямочки.
В кабинет врача я захожу в состоянии близком к обмороку.
- Ну, входите же, девушка - улыбается немолодой доктор, глядя на мою застывшую в дверях фигуру. Мне он нравится. Нравятся смешинки в его серых, внимательных глазах, белки которых покрыты сетью красных капилляров, они выдают в нем большого любителя выпить, аккуратная, рыжая бородка и натруженные руки, которые помогли родиться сотням младенцев. - С чем пришли? - спрашивает он, с участием глядя на меня
- В смысле?
-Ну, зачем то же вы появились в этом кабинете. Говорите, не стесняйтесь.
- Я беременна - с трудом говорю я, боясь увидеть осуждение в глазах приятного доктора.
- Ну, так это же прекрасно. Когда в последний раз у вас был цикл.
- Не помню - отвечаю я. Я действительно не помню, регулярностью мой организм никогда не отличался, возможно, сказывалась беспорядочная жизнь, а может просто генетическая предрасположенность. Доктор, кажется, не удивлен. Пишет, что - то в истории болезни и о чем то думает.
- Пройдите к кушетке, я сделаю вам УЗИ - говорит он, и показывает рукой в сторону ширмы. Мне не страшно, противно только когда на живот шлепается омерзительный, холодный гель и датчик УЗИ впивается в живот.
- Смотрите, вот он ваш малыш - улыбается доктор, показывая на монитор, на экране которого я ничего не вижу, как не силюсь. - Хороший, какой, богатырем будет.
- Мне он не нужен. Я хочу сделать аборт - громко говорю я.
- Поздновато спохватились, милочка. Пятнадцатая неделя уже плоду. Вряд ли, кто - то в здравом уме, согласится пойти на преступление.
- Я заплачу, много. Столько, сколько понадобится.
- Деточка, деньги не все решают. Я врач, не киллер, что бы подписываться на заказное убийство - серые глаза врача больше не улыбаются, глядят осуждающе - Да и с вашим организмом, эти мероприятия противопоказаны, одна единственная ошибка может нанести непоправимый вред вашей репродуктивной функции, лишить навсегда вас радости материнства. Подумайте хорошенько, прежде чем совершить самую большую ошибку в своей жизни.
Пока я одеваюсь, доктор молча записывает результаты исследования, не обращая на меня внимания. Его окрик останавливает меня уже в дверях. - Не делайте глупостей, Софья. Люди годами мечтают о ребенке. Материнство - это самое большое чудо в жизни женщины. Подумайте хорошенько. Как вы думаете, почему беременность прерывают только до двенадцати недель. Ребенок живой уже, сформировавшийся, не зародыш, а уже дитя. И он ваша кровь и плоть. Я не имею права учить вас, или навязывать свои мысли, но как врач, как мужчина прошу вас сто раз взвесить ваши дальнейшие шаги.
- Я подумаю - обещаю я и покидаю кабинет врача, в смятенных чувствах.
Пятнадцать недель - это, почти, четыре месяца - бьется в моем мозгу. Я начинаю отсчитывать время назад. Понимание, осознание того, что этот ребенок был зачат до моего знакомства с Олегом, лишает меня возможности дышать, слышать, мыслить. Влажный, уличный воздух врывается в легкие, отрезвляя. С трудом дойдя до мокрой от осеннего дождя скамейки, я обрушиваюсь на нее, не замечая промозглого холода, пробирающего до костей. Я неосознанно провожу рукой по совсем еще плоскому животу, в котором растет мое счастье.
[Он]
Как непривычно тихо в пустой квартире. Только старинные часы тикают, разбивая звенящую тишину мерным бегом минут, да щелканье компьютерной клавиатуры. Разобравшись в бумагах, я слоняюсь по пустой квартире не в силах найти себе применение. « Давно нужно было нанять домработницу» - думаю я, глядя на толстый слой пыли, покрывающий старую, еще родительскую прихожую. У меня все никак не поднимается рука, внести на помойку страшный полированный шкаф, хранящий сотни детских воспоминаний. Вот я прячусь в нем, а отец ходит по квартире, и притворно ищет меня, прекрасно зная мое тайное место, а еще я мечтал найти в нем Нарнию, но, увы, не всем желаниям суждено было сбыться. Сдвинув ногой, такой же старый, пуфик я сметаю пыльные хлопья, с которыми всю жизнь боролась моя мама. Взгляд наталкивается на белый уголок бумажного конверта, принесенного мне Майей и забытого в круговерти событий. Бумага жжет мне руку, словно раскаленный кусок железа, пока я несу подарок Майи в кабинет. Вытащив на свет божий стопку фотографий, я сначала не понимаю, зачем она принесла мне их. Сердце сжимает ледяная рука, наполняя все мое существо отвращением и непониманием происходящего на снимках. На них моя Софья, моя Софи, ее губы приоткрыты в бесстыдной страсти, чужие мужские руки на таком любимом, родном теле. Это она, я вижу маленькую родинку на спине, небольшой шрам под мраморной грудью. Моя богиня в объятьях похотливых, жирных мужиков, которых я насчитал десяток. Ну и, конечно Олег, куда же без него. Его толстые пальцы мнут грудь женщины, за которую я был готов отдать жизнь, служа ее культу. Зачем ей это? Неужели тоже повелась на большие деньги, жизни красивой захотела. Сердце отдается резкой болью, когда я пытаюсь встать со стула, в голове стучит. Лицемерка, маленькая, грязная шлюшка, которую я подобрал из жалости. Самая родная и желанная мучительница, навсегда укравшая мое сердце. Водка ледяная и горькая, пьется словно вода, не давая мне пьяного блаженного забытья. Я с упорством мазохиста рассматриваю омерзительные фотографии, разрывая свою душу на мелкие куски. Даже сейчас я не перестаю боготворить ее, любить. Ее телефон молчит, нет даже гудков. Она опять где - то там, с очередным счастливцем, смакующим ее горячее, податливое тело. Я унижен, растоптан. Я убит. Олег тоже не отвечает. Едкая волна ревности захватывает все мое существо, бумаги, скинутые мною со стола, разлетаются по комнате, похожие на огромных бабочек - капустниц. Ненавижу, люблю, умираю. Пусто. В квартире, в сердце. Я иду в кухню и планомерно допиваю водку, закусывая сигаретным дымом. Солнце лениво озаряет закатным светом холодную, ставшую, вдруг, чужой квартиру. Из груди рвется истерически - пьяный смех, переходящий в рыдания. «Надо же, напиться средь бела дня, что бы сказала мама»- думаю я, забываясь горьким сном, свернувшись на маленьком диванчике. Раньше он стоял в моей спальне, и мама спала на нем, когда я болел. Я помню ее прохладную руку на моем разгоряченном от температуры, лбу, легкие прикосновения губ. Она любила меня по - настоящему. И больше мне никогда не испытать всепоглощающего, сладкого чувства. Как бы хотелось мне прижаться к матери, как когда - то в детстве и поделиться всем, что у меня на душе. Излить свою боль и горечь. Я опять никому не нужен. Нелюбовь. Я не научил Софи любить, как мечтал. Нет. Она научила меня нелюбви.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
ГЛАВА 29
ГЛАВА32
[Она]
С трудом найдя в недрах сумки телефон, я дрожащей рукой, набираю номер Олега. Он откликается сразу, словно ждал, что я именно сейчас, в этот самый момент, позвоню. - Ну, наконец - то, онечка, я так соскучился - слышу я его взволнованный голос.
- Нужно поговорить, Олег - не здороваясь, выпаливаю я на одном дыхании, С трудом проглотив стоящий в горле ком.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- Конечно. Где тебя забрать?
- Я в парке, рядом с университетом - отвечаю я.
- Через пятнадцать минут, буду - говорит Олег и отключается. Интересно, как он успеет за пятнадцать минут, разве что, прилетит за мной на вертолете. От этой мысли у меня вырывается истерический смешок, переходящий в безудержный, лающий кашель. Спешащие по своим делам прохожие смотрят на меня, как на ненормальную: кто - то с сочувствием, а кто - то брезгливо отводит взгляд, и прибавляет шаг, очевидно боясь заразиться. Мне наплевать, что думают обо мне эти незнакомцы. Я нахожусь в предвкушении разговора, который возможно разрешит все мои проблемы. Ровно спустя пятнадцать минут в парке появляется Олег, неся в руках, какую - то необыкновенную охапку нежно лиловых тюльпанов. Он сейчас совершенно не похож на себя прежнего, сгладились черты хищного лица, и улыбка ему очень идет. И я вновь ловлю себя на мысли, что где - то, уже видела этот поворот головы, движение плеч, что - то невероятно близкое мне сквозит в его фигуре. Но уловить это сходство у меня никак не выходит.
