Он поднялся по лестнице на чердак и стал всматриваться в пыльный полумрак, пока, наконец, не обнаружил под свесом крыши слабый отблеск чего-то золотистого. Лотти сидела, зарывшись в сено, ее руки обнимали колени, а слипшиеся от влаги пряди волос падали на лицо. Она смотрела мимо него, прямо перед собой, на ее щеках виднелись следы высохших слез.
— Лаура умерла, да? — спросила она, прежде чем он успел раскрыть рот. — Вот зачем вы пришли. Чтобы сказать, что она умерла.
Николас прислонился к столбу, подпиравшему крышу.
— Я пришел, чтобы сказать, что твоя сестра пришла в себя.
Недоверчивый взгляд Лотти взлетел к его лицу.
Он кивнул.
— С ней все будет в порядке. Завтра утром она уже сможет подняться с постели.
На глаза Лотти снова навернулись слезы, но прежде чем они смогли смыть с ее лица страдание, она быстрым движением вытерла глаза.
— Как я теперь смогу смотреть ей в глаза? Она никогда не простит мне то, что я сделала. Как она сможет?
— Она не знает, что должна прощать тебя за что-то, кроме плохо испеченного пирога. Я не сказал ей.
Слезы Лотти высохли так же резко, как появились.
— Почему? Почему вы это сделали?
Он пожал плечами.
— Я точно не помню, но думаю, что когда-то и мне было десять лет. Но не стоит повторять свои ошибки, — сузив глаза, добавил он. — Ты пыталась сыграть со мной злую шутку, и я не советую тебе пытаться ее повторить.
Лотти с угрюмым сопением поднялась на ноги.
— Пирог не причинил бы большого вреда такому буйволу, как вы.
Она хотела пройти мимо него к лестнице, но он крепко схватил ее за руку и заставил встать перед ним.
— Я знаю, что не нравлюсь тебе, Лотти, и могу предположить, почему.
Он почувствовал, как по ее тельцу пробежала волна дрожи.
— Можете?
Он кивнул, смягчая голос и хватку.
— Веришь или нет, но я не собираюсь занять твое место в сердце твоей сестры. И в нашем доме всегда будет место для тебя и Джорджа, пока вы этого хотите.
С минуту ее словно раздирало желание броситься ему на шею и обнять. Но вместо этого, она вывернулась из его руки и без слов стала спускаться по лестнице.
Николасу пришлось заметно удалиться от дома, чтобы найти Джорджа. К тому времени, когда он добрался до сгоревших руин на краю Ардена, дождь совсем прекратился и оставил после себя легкий туман, стелившийся по земле как дым. Пригнувшись, Николас подлез под сломанную балку и нашел Джорджа точно там, где и указала Куки — в разрушенном дымоходе того, что, должно быть, когда-то было гостиной приходского священника. Мальчик сидел, запрокинув голову, и смотрел в небо через зияющее отверстие в том, что когда-то было крышей.
Николас не стал ждать, пока тот заподозрит самое худшее.
— Твоя сестра пришла в себя. С ней все будет в порядке.
— Я знаю. — Джордж холодно и высокомерно посмотрел на него. — Я не оставил бы ее с вами, если бы думал иначе.
Николас приблизился, стараясь не вставать на гнилые доски.
— Это место опасно. Я удивлен, что его не снесли еще давным-давно.
— Леди Элеонора и Лаура хотели снести дом, но я и слышать об этом не хотел. Каждый раз, когда они поднимали эту тему, я закатывал такую истерику, по сравнению с которой Лотти выглядела просто ангелочком. — Джордж продолжал смотреть в небо, как будто надеясь, что за облаками сверкнет хоть одна звезда. — Знаете, ведь это я оставил горящую лампу той ночью. И за все годы Лаура ни разу этим меня не попрекнула.
Николас нахмурился.
— Ты был всего лишь ребенком. Это был несчастный случай. Ужасная трагедия.
Джордж поднял обугленную щебенку и подбросил ее в воздух.
— Знаете, я помню их. Своих родителей.
— Тогда тебе очень повезло, — тихо сказал Николас, чувствуя, как болезненно отдается пустота в собственной груди.
Джордж покачал головой.
— Иногда я в этом не так уверен. — Отряхнув с рук пыль, он встал, его узенькие плечи ссутулились. — Если вы пришли, чтобы забрать меня на порку, я не буду сопротивляться.
Николас поднял руку, останавливая его.
— Я не знаю, имел ли ты отношение к выходке Лотти, и меня это не интересует. Я здесь не поэтому.
— Тогда почему же? — потребовал ответа Джордж, больше не делая попыток скрыть свой воинственный настрой.
— Поскольку, кажется, твоя сестра собирается прожить долго достаточно, чтобы стать моей женой утром в следующую среду, мне становится необходим шафер. Я надеялся, что ты сочтешь за честь стать им для меня.
У Джорджа от удивления отвисла челюсть.
— Я не могу быть шафером, — с горечью сказал он. — Разве вы не знаете? Я всего лишь мальчик.
Николас покачал головой.
— Истинная мера настоящего мужчины не имеет никакого отношения к возрасту — и имеет к тому, насколько хорошо он заботится о тех, кто зависит от него. Я видел, сколько ты делаешь всего здесь: как колешь дрова, помогаешь Доверу с овцами и заботишься о сестрах. И Лаура заверила меня, что для шафера обязательны только два качества — он должен быть холостяком и моим другом. — Николас протянул ему руку. — Мне хочется думать, что ты подходишь по обоим.
Джордж уставился на протянутую руку Николаса так, словно никогда раньше ее не видел. И хотя его глаза не потеряли своей настороженности, в конце концов он, с прямой спиной и высоко поднятой головой, пожал ее.
— Если вам нужно, чтобы кто-то стоял рядом с вами на свадьбе, я буду вашим шафером.
Пробираясь вместе с ним по обугленному щебню, Николас легонько обнял мальчика за плечи.
— Ты ведь даже не ужинал, не так ли? Я умираю с голоду. Может, мы сможем уговорить Лотти взбить для нас что-нибудь сладкое.
С видимым усилием, но Джорджу все же удалось сохранить свою невозмутимость.
— В этом нет необходимости, сэр. Я думаю, Куки как раз спекла новую порцию оладушек специально для вас.
День проходил за днем, а от Довера по-прежнему не было никаких известий. Лаура нервничала все сильнее и сильнее. Старик не умел писать, она послала его в Лондон с полным кошельком монет и инструкциями, как нанять человека, который сможет написать за него записку, если он выяснит о пропавшем джентльмене нечто, требующее расследования. Где-то в крошечном бесстыдном уголке своего сердца она надеялась, что он не вернется до того, как произойдет свадьба. Если он к ней не вернется, Николас будет связан с ней узами брака навсегда — или, по крайней мере, пока они оба живы.
Свадебные хлопоты продолжались все в том же безумном темпе и были столь же неутомимы, что и тиканье высоких напольных часов в холле. Каждый раз, когда Лаура оборачивалась, ее уже поджидала Куки, чтобы прикинуть на ее плечи длину лент или воткнуть ей в бедро еще одну булавку. Несмотря на то, что старая женщина продолжала изливать на всех свою радостную болтовню, особенно когда рядом был Николас, Лаура знала, что Куки, как и она, волнуется о Довере. Даже Лотти, казалось, потеряла свою жизнерадостность, она вяло бродила по дому или вообще куда-то исчезала на несколько часов.